Против него уже объединяются несколько стран.– Как же это все омерзительно!– Ничего не поделаешь. Так управляют государствами.– Я никогда не буду править такими методами.Графиня ласково улыбнулась.– Уверена, вы будете править мудро и справедливо. Ну а сейчас надо просто хладнокровно воспринять это известие. Готова поклясться, что помолвка не будет иметь продолжения. Есть еще один момент во всей этой истории – по условиям Мадридского соглашения Франциск должен жениться на сестре Карла – Элеоноре. Он связан по рукам и ногам, так как отдал сыновей в заложники.– А сколько лет французскому королю?– Скоро – тридцать два.При этом графиня не упомянула о том, что было широко известно, – большая часть его жизни прошла в излишествах и распутстве, поэтому он выглядел много старше своих лет. А попав в тюрьму, заболел и чуть не умер, но его выходила Маргерит, родная сестра, специально приехавшая в Мадрид ухаживать за братом.Я с содроганием думала о Франциске, представляя его чудовищем, порождением сатаны. Говорили, что похоть его была ненасытна – он не пропускал ни одной юбки. Неужели и вправду отец решил бросить ему меня на съедение?Не успела я прийти в себя, потеряв моего обожаемого императора, как ко мне уже потянулись лапы этого монстра!Что ж, говорила я себе, таков, видно, удел всех принцесс королевской крови – ими можно распоряжаться так, как того требуют интересы государства. А я едва лишь начала в чем-то разбираться, на какое-то время почувствовав себя королевой… И тут же меня вернули к суровой действительности, дав понять, что я – всего лишь женщина, подвластная королю.Со страхом ждала я посланцев короля, которые повезут меня во дворец, где обручат с ненавистным Франциском. * * * Шли дни, но никто не приезжал. Графиня меня успокаивала – столь абсурдное предложение вряд ли возымеет последствия, и поэтому надо относиться к нему как к чисто политическому жесту.В силу своего положения королевы в миниатюре, которое я занимала в Ладлоу, я стала больше интересоваться политикой. Меня занимали не столько события римской истории, сколько то, что сегодня происходило в Европе. Я почувствовала вкус власти и уже подумывала о том времени, когда стану править Англией. Мать постарела и не могла иметь детей, а кроме меня других наследников престола не было. Титул принцессы Уэльской и наличие собственного двора в Ладлоу придавали мне вес в собственных глазах.Неверность императора подействовала отрезвляюще. Хватит, говорила я себе, пора покончить с романтическими иллюзиями и сказками про рыцарей. Я очень изменилась. Отныне мысль о короне не покидала меня, действуя как живительный бальзам.Однажды в Ладлоу появился незнакомый молодой человек. Графиня привела его ко мне и с нескрываемой гордостью сказала:– Позвольте представить вам, Ваше Высочество, моего сына Реджинальда Поула.Я протянула руку для поцелуя. Так вот он какой, любимый сын графини! Совсем не похож на тех мужчин, каких я видела до сих пор. Невысокий, хрупкого сложения, бледный, с каштановыми волосами и серыми, чуть-чуть с голубизной, глазами, он поражал не столько красотой, сколько благородством. Я не могла смотреть на него с тем холодным равнодушием, которое уже становилось для меня привычным. При виде Реджинальда во мне встрепенулись, казалось, забытые чувства, снова захотелось поверить в добро.Реджинальд держался почтительно, но не подобострастно, как и подобает Плантагенету, в чьих жилах течет кровь английских королей.– Реджинальд только что приехал из Падуи, он там учился, – сообщила графиня.– Вы собираетесь остаться в Англии? – спросила я.– Еще не решил, Ваше Высочество, посмотрим, как сложатся обстоятельства.– Ваш отец, – заметила графиня, – принял его очень сердечно.– Да, – подтвердил Реджинальд, – Его Величество отнесся ко мне весьма благосклонно. Я сказал ему, что намерен продолжить образование в картезианском монастыре в Шеене.Мы стали много времени проводить вместе и, несмотря на разницу в возрасте – ему было шестнадцать, – мне показалось, что ему со мной было интересно. Вот когда я с благодарностью вспомнила Людовикуса Виваса! Реджинальд был откровенно поражен моей образованностью.Графиня радовалась, что мы подружились, и старалась почаще оставлять нас вдвоем. Мне льстило, что он разговаривает со мной как со взрослой, и благодаря его обществу я окончательно освободилась от мыслей об императоре и грозящей помолвке. Приятно мне было и то, что он восхищался моим отцом и испытывал глубокое уважение к моей матери.Он был разносторонне образован, но нисколько этим не кичился, поэтому общаться с ним было легко и приятно. Он откровенно обсуждал со мной тему захвата власти Тюдорами, ничего не боясь, потому что для него правда была превыше всего. Я всегда буду благодарна Реджинальду Поулу за то, что он вернул мне утраченную было веру в людей, появившись в моей жизни тогда, когда я чувствовала себя внутренне опустошенной.Однажды он рассказывал мне о своем деде – Георге, герцоге Кларенском, который умер в Тауэре не без помощи, как говорили, своего брата, короля Эдуарда IV.– Да, – задумчиво произнес Реджинальд, закончив печальное повествование, – пожалуй, нет ничего опаснее, чем близость к трону. Вам, принцесса, всегда придется быть настороже.– Я это знаю.– Наступит день, когда вы станете королевой Англии, и к этому надо хорошо подготовиться.– Да. Я все решила.– Вы еще очень молоды, – он посмотрел на меня с улыбкой.– За последний год я очень повзрослела.Он сразу понял, что я имею в виду. Ему было известно, что меня, как мячик, перебросили от Карла к Франциску. Но я ему ни словом не обмолвилась об этом – мы уже понимали друг друга без слов.– Брак с Франциском не состоится, – сказал он.– Я молюсь, чтобы это было так.– Не мучайте себя. Франциск все равно женится на сестре императора – у него нет выхода. А вашу помолвку никто всерьез не воспримет.Он не скрывал, что счастлив видеть, какие добрые отношения между мной и его матерью.– Она любит вас, как родную дочь.– Мы не разлучаемся со дня моего рождения.– Моя мать – замечательная женщина. Король вернул ей все поместья, когда взошел на престол. Это была своего рода компенсация за убийство Генрихом VII моего дяди – графа Уорвика, претендовавшего на корону.– Я искренне сожалею, что это сделал мой дед.– Опять все та же жажда власти, все то же стремление обладать короной… Ваш дед не убил бы человека даже из чувства мести, но коль скоро возникла угроза трону, он счел своим долгом поступить именно так.– Но может ли это служить оправданием убийства?– В глазах тех, кто считает, что он действовал в интересах государства, – может. Другое дело, если он совершил убийство, стремясь еще более возвеличить себя. Правда, многие считают любое убийство смертным грехом. Ваш дед, как мне представляется, хотел любой ценой избежать гражданской войны. А такая опасность существует, когда есть несколько претендентов на трон. И король вполне мог рассудить, что, лишив жизни одного человека, он тем самым спасает тысячи людей, которые могли бы стать жертвами гражданской войны. С этой точки зрения, его действия можно, пожалуй, оправдать.– А как вы сами думаете?– Нужно рассматривать каждый случай отдельно, в зависимости от конкретных обстоятельств.– Значит, вы могли бы оправдать и убийство наследных принцев в Тауэре?– Ну, это слишком темное дело, принцесса. До сих пор тайна сия покрыта мраком. А не имея конкретных фактов, нельзя судить ни о чем.– Всегда ли известны все факты?– Сомневаюсь.– Значит, глупо вообще судить о чем бы то ни было.– Вы логично рассуждаете, дорогая принцесса, – сказал он, улыбнувшись мне своей доброй, мягкой улыбкой, которую я уже успела полюбить, – чтобы с вами полемизировать, надо самому иметь твердую позицию.Я всегда старалась втянуть его в беседу об их семье и с удовольствием слушала разные истории из его детства, когда он жил с братьями и сестрой в замке Стоуртон. Он был самым младшим, и поэтому все старшие дети нянчили его. Я пыталась себе представить их счастливую семью во главе с моей любимой графиней – я знала, какая она добрая и как должны были быть счастливы ее дети, если даже ко мне она относилась с материнской любовью.Реджинальд рассказывал о картезианском монастыре, где провел пять счастливых лет своей жизни. Он, как и я, любил учиться, узнавать что-то новое, и это нас еще больше сближало.– Его Величество всегда был ко мне благосклонен, – сказал он однажды, – мне кажется, его мучает совесть за то, что сделал его отец.Слышать это было особенно приятно – мне хотелось видеть своего отца не только красивым и могущественным, но и добрым. Ведь после рождения и возвышения Генри Фитцроя червь сомнения разъедал мою душу, и я не могла без чувства щемящей жалости смотреть, как страдает моя мать.– Король настоял на том, что он частично оплатит мое обучение, – сказал Реджинальд, – он всегда называет меня кузеном. После монастыря я поступил в Оксфордский университет. Там моим наставником был доктор Томас Линэйкр, который принимал участие и в вашем образовании, насколько мне известно.– О да! Он был учителем и моего дяди Артура. Это – замечательный ученый!– Я ему многим обязан. Моя мать всегда хотела, чтобы я связал свою жизнь с церковью. И перед смертью мой отец выразил такое же желание.– А вы сами этого хотите?– Да… Но не сейчас. Сначала я собираюсь продолжить образование, попутешествовать. Быть может, захочу жениться.– Конечно. Наверное, захотите!Он улыбнулся, и я почувствовала, как сердце мое забилось. А что, если они решат, что моим женихом будет Реджинальд, подумала я, что тогда? Ничего, ответила я сама себе, – они этого никогда не сделают. Я – принцесса, и меня будут держать в запасе для очередного политического союза. А союз непременно распадется прежде, чем дело дойдет до свадьбы.– Я уже побывал в нескольких странах и надеюсь еще посмотреть мир, если удастся. Должен заметить, что ко мне повсюду хорошо относились. Однако я ни в коем случае не принимаю это на свой счет – я вижу в этом дань уважения королю Англии. Признаюсь, иногда я испытывал гордость, но тут же ставил себя на место, ибо лично мне нечем гордиться.День пролетал за днем, и я боялась одного: однажды Реджинальд скажет, что должен уехать. Но он не торопился с отъездом, отчего мы с графиней были безмерно счастливы.– По-моему, принцесса, – сказала как-то она, – моему сыну тяжело расставаться с Ладлоу.И тут неожиданно прибыли посланцы короля. Меня охватил ужас – неужто они приехали с известием о помолвке? Я уже успокоилась, все меня убедили, что опасность миновала, но при виде королевских придворных я снова затряслась от страха.Вскоре пришла графиня и объявила, что завтра мы едем в Гринвич. Я смотрела на нее, как затравленный зверь, но по ее улыбке сразу поняла, что новости не такие уж и плохие.– Брака с французским королем не будет, – радостно сообщила она. – Он сказал, что много наслышан о вашей учености, красоте, о многих ваших достоинствах и, конечно, высоко ценит Ваше Королевское Высочество. Ему, по его словам, лучшей жены не сыскать, но он поклялся жениться на Элеоноре, сестре императора, и не может нарушить клятвы, так как его сыновья – в руках императора.Я захлопала в ладоши.– Не я ли вам говорила, принцесса, что нечего бояться, ну-ка, ответьте, – потребовала графиня.– Вы, вы, кто же еще! – радостно воскликнула я.Выдержав паузу, она сказала:– Поступило новое предложение.Я смотрела на нее с нескрываемым интересом.– На этот раз брак еще очень долго не будет иметь место. Поскольку вы не можете выйти замуж за отца, то станете невестой его сына.– Который… в плену?– Совершенно верно. Вместе со своим старшим братом. Вы будете помолвлены с младшим – герцогом Орлеанским.– Но он же совсем ребенок!– Тем лучше, не правда ли? До свадьбы еще очень далеко.Моя радость была несколько омрачена сознанием, что меня все-таки обручат – пусть не со старым королем, а с малолетним принцем, который был младше меня на три года.Я чувствовала себя бесконечно униженной. Но можно было посмотреть на все это и с другой стороны – главное, что судьба избавила меня от человека с репутацией развратника, а что касается маленького принца, то ему еще надо вырасти – в общем, все было не так уж и плохо.– Скоро прибудут посланники из Франции, принцесса, а это значит…– Что завтра мы едем в Гринвич, – подхватила я.Закончился прекрасный период моей жизни, продолжавшийся восемнадцать месяцев. Но особенно приятными были последние несколько недель, которые я провела в обществе Реджинальда Поула. * * * Из всех королевских дворцов я особенно любила Гринвич. Может быть, потому, что там я родилась. Там же, кстати, родился и мой отец, который, так же, как и я, предпочитал его всем остальным резиденциям. Наверное, поэтому он выбрал именно Гринвич для встречи посланников Франции, направлявшихся к нам, чтобы заключить брачный договор между принцессой Уэльской и принцем Франции.Генрих VII расширил дворец, пристроив кирпичный фасад с видом на реку. Он также завершил строительство башни в парке, начатое задолго до него, – мой дед обожал порядок. Его мучили две вещи: страх, что его могут свергнуть, и угрызения совести по поводу того, что сам он отнял трон у Плантагенетов. И он многое делал, чтобы умилостивить Всевышнего. Одним из таких деяний была постройка монастыря рядом с дворцом, который он подарил монашескому ордену францисканцев.Что касается моего отца, то его отличительной чертой было делать все лучше и с большим размахом, чем это делалось до него. Став королем, он значительно расширил дворец в Гринвиче, придав ему невиданное доселе великолепие. И где, как не в его любимом Гринвиче, было пустить пыль в глаза иностранцам, тем более – французам.Меня встретили с радостным оживлением. Отец, как всегда шумный, кипучий, поднял меня вверх своими сильными руками и посмотрел в лицо. Потом, довольный, засмеялся и запечатлел на моей щеке смачный поцелуй.– Повезло же тебе, радость моя, – пробасил он, – видишь, что я для тебя приготовил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54