Он был хорош собою – в какой-то степени даже красивее Чезаре, и репутация его также была специфической. Но она желала преподать герцогу Гандиа урок: она желала доказать ему, что его тяга к Санче Арагонской может заставить его забыть о ненависти к брату. И эта тяга должна стать самым сильным в его жизни чувством.
В данный момент им обоим приятно было притворяться незнакомыми – благо, маски это позволяли.
Он задержал ее руку в своей:
– Вы бы хотели присоединиться к гуляющим?
– Не думаю, что нам это подобает, – ответила Санча. – Мы собирались лишь понаблюдать за карнавалом со стороны.
– Но удержаться в стороне невозможно, особенно если учитывать поведение этих подвыпивших невежд. Позвольте все же показать вам карнавал. Не бойтесь – я здесь, чтобы защищать вас.
– Но мы должны держаться вместе – мои женщины и я, – вполголоса проговорила она. – Я не прощу себе, если с ними что-то случится.
Она усмехнулась. На самом деле она хотела сказать совсем иное: «Я не доверяю тебе, Джованни. Я считаю, что при малейшей опасности ты просто сбежишь. Но с твоими прислужниками я буду чувствовать себя спокойнее».
– Мы составим маленькую компанию, – сказал Джованни. Он знаком подозвал двух других мужчин: один взял за руку Бернардину, второй – Франческу. – А теперь давайте отправимся в Колизей. Там будет большое гулянье. Или, может, поглядим на скачки в Корсо?
– Куда угодно, лишь бы вы нас сопровождали, – ответила Санча.
– Тогда, мой господин, – заметил один из мужчин, – не лучше ли было бы нам найти способ выбраться из толпы? Плебс может затолкать этих хрупких дам.
– Мудрое предложение!
– Возле Виа Серпенти есть небольшая таверна, там уж точно мы никого из плебеев не встретим.
– Тогда вперед! – воскликнул Джованни. Санча повернулась к Франческе и Бернардине:
– Нет, я против того, чтобы вы препроводили нас туда. Если вы проводите нас на площадь Святого Петра, мы окажемся в полной безопасности…
– Ну пойдемте, – умолял Джованни, глаза его блестели. – Вручите себя нашим заботам, прекрасные дамы, вы не пожалеете.
– Я чувствую себя крайне неловко… – и Санча притворно вздрогнула.
Но Джованни уже обнял ее за талию и быстро повлек за собой. Она испуганно обернулась и увидела, что таким же образом «пленили» и Франческу с Бернардиной. Дамы притворно вскрикивали, но их кавалеры не обращали на вопли никакого внимания.
– Дорогу! Дорогу! – кричал Джованни, прокладывая в толпе путь. Кто-то выкрикивал ему вслед ругательства, кто-то пытался остановить – в дни карнавала публика заметно смелела.
Но двое сопровождавших держались к Джованни поближе, и то ли плебеи побаивались их угроз, то ли узнавали этих двоих, кто знает? Во всяком случае, даже самые отчаянные смельчаки из толпы боязливо отступали.
А потом Санча заметила, что плащ Джованни скреплен пряжкой, на которой был изображен пасущийся бык. На его людях были те же эмблемы: у одного на шляпе, у второго – на дублете. Санча невольно засмеялась: Джованни ни за что не отважился бы выйти на улицу просто в маске, не обозначив при этом, кто он такой на самом деле. Потому что молодого праздного нахала может отлупить кто угодно, но кто посмеет поднять руку на одного из Борджа?
Ей нравился этот вечер. Чезаре пора проучить. Он куда больше заинтересован в том, чтобы унизить собственного братца, чем в ней самой. И пусть заплатит за это! Она знала способ уколоть его как можно больнее, и теперь Чезаре заплатит за пренебрежение ею!
В последние время они с Джованни частенько обменивались взглядами, но это приключение – замечательное завершение всей истории!
Возле Виа Серпенти они погрузились в лабиринт маленьких улочек, крики толпы были здесь почти не слышны, и, наконец, один из людей Джованни толкнул дверь небольшой гостиницы, и они вошли.
Джованни крикнул:
– Принесите еды и вина!.. Побольше! Подбежавший к ним хозяин низко поклонился, и, заметив пряжку на плаще Джованни, испуганно вздрогнул.
– Благородные господа… – начал он.
– Я приказал принести еду и напитки! Побыстрее! – прикрикнул Джованни.
– Бегу, мой господин!
Джованни уселся на кушетку и усадил рядом с собою Санчу.
– Я твердо решил, – прошептал он ей на ушко, – что вы получите полное представление о гостеприимстве, на которое способен хозяин.
– Мой господин, – предупредила его Санча, – должна сказать вам, что я – не из простушек, которых вы можете подхватить на карнавале.
– Ваш голос и манеры говорят за себя. Но женщины, выходящие во время карнавала на улицу, напрашиваются на то, чтобы их взяли в плен.
Сопровождающие хохотали и аплодировали каждой произнесенной Джованни фразе.
– Мы выпьем с вами вина и затем уйдем, – объявила Санча.
– Но вы должны получить все радости, которые предлагает карнавал, – сказал один из мужчин, глядя на Джованни.
– Именно все, – отозвался Джованни. Хозяин торопливо внес вино.
– Это ваше лучшее? – осведомился Джованни.
– Самое лучшее, мой господин.
– Потому что, если это не так, я могу и рассердиться! Хозяин дрожал от страха.
– А сейчас, – приказал Джованни, – заприте все двери. Мы хотим быть одни… Совершенно одни, понятно?
– Да, мой господин.
– А что касается еды, то я решил – не надо. Я не голоден, вина будет достаточно. У вас есть наверху удобные комнаты?
– Я знаю эти комнаты, – произнес один из мужчин с усмешкой. – Бывал.
– А теперь оставьте нас, приятель, – приказал Джованни и повернулся к дамам: – выпьем за те радости, которые может предложить нам этот день.
Санча встала.
– Мой господин, – начала она, но Джованни заключил ее в объятия и не дал продолжать. Они боролись, однако Джованни был убежден, что ее сопротивление – лишь притворство, что она прекрасно поняла, кто он такой, и решила пустить все на волю случая.
Он отставил бокал и произнес:
– Сейчас мне вино ни к чему.
И, схватив Санчу на руки, крикнул:
– Хозяин, проводи нас в лучшую из твоих комнат, и поскорее… Я спешу!
Санча безуспешно старалась вырваться, Бернардина и Франческа прижались друг к другу, но, как только Джованни с Санчей вышли из зала, их мужчины тут же набросились на них.
Комната оказалась маленькой, с низким потолком, но достаточно опрятной.
– Это не то ложе, которое я сам бы выбрал для вас, моя принцесса, но сейчас сойдет и оно.
– Значит, вы знаете, кто я такая? Он сбросил маску:
– Мы же оба притворялись, не так ли? Зачем, дорогая Санча, вам потребовалось разыгрывать эту прелестную сценку насильного умыкания? Мне кажется, было бы гораздо удобнее сразу же прийти к обоюдному согласию.
– Да, но тогда бы это было менее забавно, – ответила она.
– А мне кажется, что вы просто боитесь Чезаре!
– С какой стати?
– Потому что вы, как только приехали в Рим, стали его любовницей, а он известен своей ревностью.
– Я не боюсь мужчин.
– Чезаре не похож на других мужчин. Санча, ненасытная Санча! Ты не можешь посмотреть на мужчину без того, чтобы не пожелать узнать его. Я вижу это по твоим взглядам… Я понял это сразу, как увидел тебя. Ты твердо решила, что мы непременно сыграем в эту игру, но хотела при этом сохранить собственную безопасность. «Пусть во всем будет виноват Джованни, – думала ты. – Обставим это как похищение».
– Неужели ты полагаешь, меня заботит, что могут подумать мои прежние любовники?
– Но даже ты боишься Чезаре.
– Мне никто не может навязать свою волю!
– Вот тут ты ошибаешься! Здесь, в этой комнате с запертыми дверями, тобою командую я.
– Ты забываешь, что минуту назад ты обвинял меня в том, что я сама все так устроила.
– Ах, хватит спорить! Санча, Санча!.. Она рассмеялась:
– Какой ты умелый и ловкий! Вот если бы в битве против Орсини ты проявил столько же решимости, как по отношению к трем беззащитным женщинам…
Он схватил ее за плечи и в злобе встряхнул, а затем, мгновенно успокоившись, заметил:
– Как я вижу, тебе, мадонна Санча, не нужны покорные возлюбленные.
– Я думаю о Франческе и Бернардине.
– А они уже наверняка в объятиях своих любовников. Они также все это время, пока ты решала, кого из двоих братьев предпочесть, обменивались взглядами, так что эти две парочки достаточно хорошо знакомы. Ну, зачем мы тянем время?
– И верно… – прошептала она.
Чезаре был в ярости, потому что шпионы незамедлительно донесли до него новость: Санча и Джованни проводят вместе целые дни.
Он ворвался в апартаменты Санчи. Женщины как раз расчесывали ей волосы и, хихикая, обменивались оценками своих любовников. Он подошел, сбросил со стола блюдо со сладостями и проорал женщинам:
– Вон!
Они в страхе убежали.
– Ты блудница! Ты стала любовницей моего брата! Санча пожала плечами:
– А почему это тебя удивляет?
– То, что ты отдаешься всякому, кто ни попросит, меня не удивляет! Но то, что ты посмела разгневать меня, – да, удивляет!
– Удивительно другое: то, что у тебя нашлось время на меня рассердиться… Ты же все время мучаешься завистью и ревностью к Джованни, мысли твои заняты только одним: Джованни – герцог, Джованни – любимчик отца и так далее.
– Замолчи! Неужели ты полагаешь, что я позволю тебе так меня унижать?
– А я не думаю, что ты можешь хоть чем-то мне помешать.
Она повернулась к нему, в ее синих глазах горело желание. Когда он так гневался, он был для нее куда желаннее, чем когда проявлял свою к ней любовь.
– Что ж, Санча, ты еще узнаешь. Подожди.
– А я не очень-то склонна к ожиданию.
– Ты – блудница, я знаю, и самая презренная блудница в Риме. Жена одного брата, любовница двух других. Неужели ты не знаешь, что весь город говорит о твоем поведении?
– И о твоем, дорогой братец, и о Джованни, и о святом отце… И даже о Лукреции.
– Лукреция ни в чем не повинна, – резко возразил он.
– Да неужели?
Чезаре подскочил к ней и отвесил пощечину, она в ответ вцепилась зубами ему в руку. Кровь брызнула на ее покрасневшую от удара щеку.
И вид крови привел его в совершенное безумство. Глаза его загорелись, он схватил ее за руки, и она закричала от боли.
– Не думай, что ты можешь обращаться со мной так же, как с другими!
– Чезаре, мне больно!
– Как приятно слышать! Именно к этому я и стремлюсь. И снова в руку его впились острые зубки, он был вынужден отпустить ее, и тут она бросилась царапать ему лицо. Оба были возбуждены битвой, он снова пытался овладеть ее руками, но она не далась, схватила его за ухо и принялась выкручивать.
Они катались по полу, и, как это бывает с такими людьми, ярость и желание слились у них воедино.
Она сопротивлялась – не потому, что хотела сопротивляться, а потому, что желала продлить бой. Он называл ее незаконнорожденной, проституткой – любым именем, которое, как он знал, может оскорбить ее. Она не оставалась в долгу. А разве он сам не бастард?
– Грубиян! Кардинал! – ругалась она.
Она лежала на полу, тяжело дыша, в глазах ее сверкало дикое пламя, одежда была разорвана, и она продолжала бросать в него оскорбления:
– Весь Рим знает, как ты завидуешь своему брату! Ты… Кардинал! Ненавижу Его Святейшество! Ненавижу тебя, кардинал Борджа!
Он снова набросился на нее, она отбрыкивалась, он сыпал ругательствами, и вдруг наступила тишина… Потом она рассмеялась, встала, подошла поглядеться в отполированное металлическое зеркало.
– Мы с тобой похожи на двух оборванцев с Корсо, – сказала она. – Как мне прикрыть эти синяки и ссадины, которые ты мне наставил, ты, грубиян? Ах, но и я тебя хорошенько разукрасила. Игра стоила того, не так ли? Я начинаю думать, что на полу так же хорошо, как и в постели.
Он с ненавистью смотрел на нее. Но ей нравился такой взгляд. Это куда больше возбуждает!
– Теперь тебе будет с кем сравнивать моего брата, – заметил он.
– Это почему же?
– Потому что ты знаешь, что я человек темпераментный.
– Обожаю твой темперамент, Чезаре. И ты не можешь отказать мне в удовольствии возбуждать его.
– Значит, ты не бросишь моего брата? Она, казалось, размышляла.
– Но мы с ним доставляем друг другу столько удовольствий, – наконец, произнесла она в надежде вновь его разгорячить.
Однако он стал вдруг очень спокойным.
– Если ты предпочитаешь того, над кем потешается вся Италия, – что ж, продолжай.
И он вышел, оставив ее в глубоком разочаровании.
Папа с беспокойством наблюдал за растущей враждой между братьями.
Маленький Гоффредо был в растерянности: поначалу его радовало то, что оба его старших брата находили его жену такой привлекательной, но когда он понял, что его красавица-жена стала причиной столь острого раздора, заволновался.
Джованни не отходил от Санчи. Ему нравилось в открытую скакать рядом с нею по улицам Рима, он старался, чтобы слухи о них не миновали ушей Чезаре.
И вдруг Чезаре потерял к Санче всяческий интерес.
Отец послал за ним: Александр обнаружил, что с большей охотой обсуждает важные политические вопросы с Чезаре, чем со своим любимчиком Джованни.
– Дорогой сынок, – начал Александр, обнимая и целуя Чезаре, – я хотел бы обсудить с тобой некоторые проблемы.
И, к радости Папы, он увидел, что при этих словах лицо Чезаре разгладилось.
– Это касается мужа Лукреции, Сфорца…
Губы Чезаре презрительно скривились, и Александр заметил:
– Кажется, твое мнение об этом человеке совпадает с моим.
– Я глубоко опечален тем, – ответил Чезаре, – что моя сестра вынуждена коротать свои дни в этом городишке, вдали от нас… Его Святейшество посылает этому олуху приказы, которые он смеет игнорировать! Да Лукрецию давно пора избавить от этого болвана!
– Именно потому я тебя и пригласил. Но, Чезаре, запомни: наш разговор – секрет.
– Между нами двоими?
– Между нами двоими.
– А Джованни?
– Нет, Чезаре, нет. Я не могу доверить этот секрет даже Джованни. Джованни, в отличие от тебя, слишком легкомысленный. Я считаю, что тайну следует охранять самым строгим образом, поэтому выбрал в конфиданты именно тебя.
– Благодарю, святой отец.
– Дорогой мой сынок, я решил избавить мою дочь от этого человека.
– И каким способом?
– Существует развод, но церковь не любит разводов. И я, как глава церкви, обязан осуждать разводы – кроме как, скажем, при особых обстоятельствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39