Он чувствовал, что руки Хименеса пытаются оттолкнуть подушку. Но архиепископ был слаб, а Бернардин силен.Через некоторое время Хименес затих.Бернардин поднял подушку; он не осмелился взглянуть на лицо брата и выбежал вон из комнаты. * * * Томас Торквемада покинул тишину монастыря святого Томаса в Авиле и направился в Мадрид. Щемящая тоска овладевала им, ибо теперь он был очень стар, и почти вся жизненная энергия и силы покинули его.Только твердая уверенность, что его присутствие при королевском дворе необходимо, убедила Торквемаду покинуть Авилу в это время.Он любил свой монастырь, который был его самой большой привязанностью; второе место в его жизни заняла инквизиция. В те дни, когда он был здоров и полон кипучей энергии, монастырь и инквизиция боролись друг с другом за то, чтобы стать для него главным. С каким наслаждением он изучал проекты монастыря, наблюдал за его строительством, гордился его красиво вознесшимися сводами и резными украшениями, отличавшимися непревзойденным мастерством.Инквизиция временами отвлекала его от любимого монастыря; наблюдать, как еретики отправляются на костер в нелепых желтых санбенито, доставляло ему не меньше удовольствия, чем лицезреть холодные, молчаливые стены монастыря.Так чем же он гордился больше – тем, что основал монастырь святого Томаса в Авиле или тем, что он – великий инквизитор?Второе теперь стало просто «титулом». Потому что он все больше старел и страшно страдал от приступов подагры. Монастырь же навсегда останется памятником, воздвигнутым в честь Торквемады, и никто не сможет это отрицать.Сначала он заедет к архиепископу Толедскому в Алькала-де-Энарес. Он не сомневался, что Хименес поддержит задуманные им планы.Мучаясь от боли, Торквемада ехал верхом в середине сопровождавшей его кавалькады. Пятьдесят всадников окружало его, сто вооруженных человек шли пешком впереди и еще сотня замыкала процессию.Королева сама попросила его принять соответствующие меры предосторожности во время путешествия. И это было мудрое решение. Ведь те, чьих родных и любимых сожгли на кострах инквизиции, могли попытаться отомстить. Проезжая по городам, деревням и малолюдным глухим дорогам, он никогда не знал, как к нему относятся встречающиеся люди.Теперь, когда он стал старым и немощным, на него часто нападал страх. И услышав какой-нибудь слабый звук в ночи, он тут же вызывал слуг.– Двери охраняются?– Да, монсеньор, – слышался ответ.– Проверьте как следует, убедитесь, что это так.Никогда он не потерпит рядом с собой кого-либо, в чьих жилах течет еврейская кровь. Несколько лет назад многие евреи, не принявшие христианской веры, были безжалостно изгнаны из Испании согласно его указу. Но многие остались. И иногда ночами Торквемада думал о них. Ему снилось, что они тайком пробрались в его комнату.Каждое блюдо перед тем, как подать ему, пробовалось в его присутствии.Когда человек становится старым, он часто видит чужую смерть, и Торквемада, который уничтожил тысячи человек, сейчас опасался, что кто-то, кому пришлось многое претерпеть из-за него, попытается лишить его жизни.Но у него имелся план, с которым он должен ознакомить суверенов.Под вечер великий инквизитор добрался до Алькалы. Обиталище Хименеса имело очень мрачный вид.Руис принял высокого гостя в доме своего хозяина.– Брат Франциск Хименес де Сиснерос нездоров? – осведомился Торквемада.– Он поправляется от очень серьезной болезни.– Тогда, может быть, я не стану задерживаться, а продолжу свое путешествие в Мадрид.– Разрешите сообщить ему, что вы здесь. Если он чувствует себя хорошо, то, безусловно, захочет увидеться с вами. Позвольте, я скажу ему о вашем прибытии после того, как покажу вам комнату, где вы сможете отдохнуть. А я тем временем распоряжусь, чтобы вам принесли что-нибудь перекусить с дороги.Торквемада благосклонно согласился, и Руис отправился к Хименесу, все еще лежащему в постели после той ужасающей встречи с Бернардином.Архиепископ открыл глаза и посмотрел на входящего Руиса, который спас ему жизнь. Как только Бернардин выбежал из комнаты больного, Руис стремительно ворвался в нее, поскольку, прекрасно зная Бернардина, боялся, как бы тот не причинил вреда своему брату. Руис тогда вернул дядю к жизни.С тех пор Хименес размышлял, что делать с братом. Совершенно ясно, что отныне ноги Бернардина не будет в его доме, однако справедливость должна восторжествовать. Такое преступление не может остаться без наказания. Но как объявить, что его брат по сути дела убийца?Руис остановился возле кровати Хименеса.– Дядя, – сказал он, – к нам прибыл Томас Торквемада.– Торквемада! Он здесь! – Хименес попытался приподнять свое ослабевшее тело. – Что ему нужно?– Он хотел бы поговорить с тобой.– Скорее всего, дело, приведшее его ко мне, весьма важное.– Наверное. Он ведь больной человек и страдает от подагры.– Приведи его сюда, Руис.– Если ты еще слаб, я объясню ему.– Нет-нет. Я должен с ним встретиться. Распорядись, чтобы его привели ко мне.Торквемада вошел в опочивальню Хименеса и, подойдя к постели, обнял архиепископа.Они были похожи: аскетичные, изможденные лишениями, с суровым взглядом, свойственным человеку, который уверен, что обрел для себя правильный путь в жизни; оба хорошо были знакомы с голодом и власяницей – с тем, что они считали необходимым для спасения души. Обоим приходилось сражаться с личным демоном – гордыней, которая была у них несравнимо сильнее, чем у многих людей.– Мне прискорбно видеть вас в болезни, архиепископ, – произнес Торквемада.– Да и я боюсь, что вы сами находитесь в том состоянии, когда не следует отправляться в длительную поездку, инквизитор. – Обращение «инквизитор» Торквемада любил слышать более всех остальных, оно напоминало, что именно он сделал инквизицию такой, какой прежде в Испании не знали.– Я все сильнее и сильнее страдаю от жестокой подагры, – промолвил Торквемада.– Необычное заболевание при вашем образе жизни, – заметил Хименес.– Действительно странное. А что у вас за болезнь?– Подозреваю, простуда, – поспешно ответил Хименес. Он не собирался рассказывать Торквемаде, что его едва не удушил родной брат, ибо, сделай он это, Торквемада потребовал бы немедленно призвать Бернардина к суду и строжайшим образом наказать. Вне всякого сомнения, Торквемада поступил бы так, окажись он на месте Хименеса.«Наверное, я потерял свою силу, – подумал Хименес. – А у Торквемады, напротив, ее стало больше, и он может управлять своими чувствами».– Однако, я думаю, что вы приехали ко мне не для беседы о недугах, – продолжал архиепископ.– Да, я еду во дворец и знаю, что найду у вас поддержку в одном деле, на которое необходимо внимание суверенов. Вот и заглянул сюда, чтобы ознакомить вас с моей миссией. Она касается принцессы Изабеллы, которая слишком долго вдовствует.– А, вы подумали о браках с Габсбургами и в связи с этим не желаете, чтобы была забыта старшая дочь.– Сомневаюсь, что о ней забыли. Принцесса не больно-то хочет снова ехать в Португалию.– Ее нежелание понятно, – заметил Хименес.– А я не могу его понять, – холодно возразил Торквемада. – Совершенно очевидно, что вступить в альянс с Португалией – ее долг.– Меня удивило, что этого не случилось раньше, – вставил Хименес.– Королева, помимо всего, еще и мать, и временами забывает о своем долге.Они оба, будучи духовниками королевы Изабеллы, обменялись понимающими взглядами.– Она женщина величайшего благочестия, – снова заговорил Торквемада, – но когда дело касается ее детей, она склонна пренебрегать своими обязанностями, желая угодить им.– Мне это отлично известно.– И совершенно ясно, – продолжал Торквемада, – что молодая Изабелла должна быть отправлена в Португалию в качестве невесты Эммануила. Но при одном условии, о котором я и хотела бы уведомить суверенов.– Условии?– Когда я изгнал евреев из Испании, – произнес Торквемада, – многие из них нашли убежище в Португалии. – Внезапно он помрачнел, в глазах загорелся безудержный злобный фанатизм; казалось, что только глаза и живы на этом мертвом лице. Ненависть Торквемады к еврейской национальности чувствовалась сейчас в его взгляде и голосе. – Своим мерзким дыханием они оскверняют воздух Португалии. И я желаю, чтобы их изгнали из Португалии так же, как я изгнал их из Испании.– Если брак состоится, то не в нашей власти будет диктовать Эммануилу политику по отношению к евреям, – заметил Хименес.– Да! – воскликнул Торквемада победоносным тоном. – Однако мы могли бы включить это в условие брака. Эммануил жаждет жениться на Изабелле. Пожалуй, даже более, чем страстно. Для него это не просто великолепный брак… союз с богатым соседом. Молодой король слаб и чувствителен. Вспомните о его терпимом отношении к евреям. О его странных мыслях. Ему бы хотелось, чтобы все люди в его стране проживали в гармонии и следовали своей собственной вере. Вы же понимаете, что он просто дурак и не осознает своего долга по отношению к христианству. Он желает править, как он по своей глупости выражается, «с терпимостью». А на самом деле он – молодой человек, томящийся от любви.– Он виделся с принцессой, когда та приезжала в Португалию, чтобы выйти замуж за Альфонсо, – тихо произнес Хименес.– Да, он виделся с ней, и с той секунды, как она стала вдовой, вынашивает одно-единственное решение: сделать ее своей женой. Что ж, почему бы и нет? Изабелла может стать королевой Португалии, но при одном условии: изгнании евреев из этой страны, как они были изгнаны из нашей.Измученный Хименес лежал на подушках. Торквемада встал.– Я вас утомил, – проговорил он. – Но рассчитываю на вашу поддержку, если она мне понадобится. Только это вряд ли. – Огонь ненависти снова вспыхнул в глазах семидесятилетнего старика. – Я все объясню королеве и уверен, что заставлю ее осознать свой долг.После ухода Торквемады архиепископ лежал и размышлял о его визите.Торквемада, конечно, намного сильнее, чем он. Никто из них двоих не придавал человеческим страданиям никакой важности. Они так часто терзали себя, что их совершенно не беспокоили мучения других.Однако на сей раз Хименес больше думал о своей проблеме, чем об Изабелле и Эммануиле. И наконец решил, как ему поступить с братом. Он отправит Бернардина обратно в монастырь, назначит ему небольшое пособие, но при условии, что тот никогда не покинет стен монастыря и никогда не сделает попытки снова увидеться с братом.«Когда дело касается меня, я очень слаб», – думал Хименес. Он удивлялся, что может совершенно равнодушно думать о несчастьях, которые, несомненно, выпадут на долю португальских евреев, или Эммануил примет новое условие, и в то же время беспокоиться о человеке, едва не убившем его. А все потому, что этот человек приходился ему родным братом. * * * Принцесса Изабелла перевела взгляд с лица матери на Торквемаду.У нее пересохло во рту, и она чувствовала, что если попытается возразить, то не сможет произнести и слова. Выражение лица матери было нежным, но решительным. Принцесса понимала, что королева заставила себя принять решение – возможно, ее вынудил сделать это бывший духовник. Он ведь и раньше неоднократно принимал решения за королеву. Рядом с этими людьми принцесса чувствовала себя совершенно беспомощной. Они просили ее согласия, но оно им ни к чему. Все будет так, как захотят они, а не принцесса Изабелла.– Я не могу поехать в Португалию, – еще раз попыталась возразить она.Торквемада поднялся, и тут принцесса подумала вдруг о тех мужчинах и женщинах, которых глухой ночью привозили в его секретную тюрьму и допрашивали там до тех пор, пока от изнеможения или от чего-то еще более худшего, как ей было известно, они не говорили то, что он хотел услышать.– Делать то, что идет на пользу Испании – долг дочери Испании, – произнес Торквемада. – И грешен тот, кто говорит: «Я не хочу этого» или «Меня это не волнует». Так нельзя.Это ваш долг. И вы должны исполнить его, иначе вы подвергнете опасности свою душу.– Вы утверждаете, что это мой долг, – сказала принцесса, – но откуда мне знать, что это именно так?– Дочь моя, – вмешалась королева. – То, что принесет пользу Испании, – твой долг, и долг всех нас.– Мама, – воскликнула принцесса, – вы не понимаете, о чем просите!– Я очень хорошо все понимаю, – возразила королева. – Это твой крест, дорогая. И тебе придется нести его.– Вы решите сразу две проблемы Испании, – сказал Торквемада. – Вы заключите этот брак, который обезопасит наши границы, и поможете прочно укрепиться на португальской земле христианской вере.– Уверена, что Эммануил никогда не согласится изгнать евреев! – выкрикнула Изабелла. – Я его знаю. Он желает свободы мысли в Португалии. Он так и сказал. И никогда не согласится!– Свободы для греха он желает, – тихо пробормотал Торквемада. – Но он жаждет брака с вами. И это будет нашим условием.– Я не смогу, – слабо проговорила Изабелла.– Подумай, что это означает, – прошептала мать. – Ты навсегда искоренишь ересь в своей новой стране и прославишься.– Дорогая мамочка, меня не волнует…– Замолчите! Замолчите! – раздался громоподобный голос Торквемады. – За такие слова вы можете предстать перед трибуналом!– Вы разговариваете с моей дочерью, – довольно холодно напомнила королева.– Ваше Величество, уже не в первый раз мне приходится напоминать ВАМ о ваших обязанностях.Королева смиренно молчала. Торквемада прав. У этого человека более развито чувство долга, чем у нее. И она ничего не могла поделать с тем, что ее любовь к семье часто становилась между ней и ее долгом.Она должна быть на его стороне. Фердинанд считает, что этот брак необходим, а выдвигаемое условие очень помогло бы католической церкви, так что ей следует забыть о своей любви к дочери и встать на их сторону.И когда она обратилась к дочери, в ее голосе зазвучали суровые нотки:– Перестань вести себя словно малое дитя. Ты уже взрослая женщина и дочь королевского дома. И ты согласишься на этот брак, ибо на днях я отправлю к Эммануилу курьера с депешей.Лицо Торквемады выразило одобрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35