А что такое Уэймут, скажите мне, пожалуйста? Этот никому не известный господин из провинции критикует моего отца — и это сходит ему с рук! А все потому, что отцу лень наказывать его. Убежден, что это оскорбление королевской власти; и если отец отказывается отплатить за него, это должен сделать сын.
Герцог Албемэрль нерешительно заметил:
— То, что было сказано, — было сказано в парламенте. А там, говорят, человек имеет право говорить все, что думает.
Монмут резко обернулся к нему, черные глаза его сверкали, губы презрительно скривились.
— Право… высказываться против своего короля!
— Это бывало и прежде, милорд, — решился вступить в разговор Сомерсет. — Этот Ковентри всего лишь предложил, чтобы театры облагались налогом на развлечения.
— Такое предложение достойно деревенщины.
— Он предложил это как средство получить деньги, в которых и с этим все согласны, так нуждается страна, — сказал Сомерсет.
— Но, дорогой мой, король нуждается в развлечениях. Он любит театры. Зачем же лишать его удовольствий? Театры доставляют его величеству массу приятного.
— Об этом и говорилось в парламенте, — заметил мрачно Албемэрль.
— Да, — воскликнул Монмут. — И именно тогда этот Джон Ковентри — сэр Джон Ковентри — встал с места, чтобы спросить, от кого получает удовольствие король — от выступающих там мужчин или от женщин.
— Это оскорбительно для короля, что правда, то правда, — признал Албемэрль.
— Оскорбление! Это заносчивость, lese majeste. Этого нельзя позволять. Всей стране известно, что королю доставляют удовольствие его актрисы. Это и Молл Дэвис из Герцогского театра, и Нелл Гвин из Королевского. Ковентри хотел оскорбить короля — и он сделал это.
— Его величество решил не делать из этого скандала, — сказал Албемэрль.
— Но я решил иначе, — воскликнул Монмут. — Я заставлю этих мужланов осознать, что мой отец является их королем, и любой, дерзнувший оскорбить его, однажды горько об этом пожалеет.
— Что вы собираетесь делать, ваша светлость? — спросил сэр Томас Сэндис.
— Для того чтобы обсудить это, я и пригласил вас, мои друзья, — ответил герцог.
Король беспокоился. Он пришел к брату Иакову в его личные покои.
Иаков сидел с книгой.
«Иаков, — подумал Карл, — такой высокий и статный — гораздо представительнее меня — и по-своему умный, но почему-то он такой дурак?»
— Читаете, Иаков? — весело спросил Карл. — Что за книга? — Он заглянул через плечо брата. — «История Реформации» доктора Хейлина. О, мои подданные-протестанты были бы довольны, увидев, что вы читаете такую книгу, Иаков.
Большие темные глаза Иакова выражали озадаченность.
Он ответил:
— Я нахожу много пищи для размышлений на этих страницах.
— Перестаньте так много размышлять, Иаков, — сказал Карл. — Это занятие совсем не соответствует вашей природе.
— Вы насмехаетесь надо мной, Карл. Вы всегда насмехались.
— Я рожден насмешником.
— Вы читали эту книгу?
— Я пролистал ее.
— Она достойна большего, чем пролистывание.
— Рад слышать это от вас. Думаю, это означает что вы стоите, как выразились бы мои подданные-протестанты, на правильном пути.
— Я не уверен в этом, Карл.
— Брат, когда я умру, вы унаследуете корону. Управление королевством потребует от вас всех способностей, которыми наградила вас природа. Понадобится весь ваш ум, чтобы удержать эту корону на голове, а голову на плечах. Вспомните нашего отца. Вы забываете о нем когда-нибудь? Я — никогда. Вы слишком озабочены своей душой, брат, когда ваша голова, возможно, находится в опасности.
— Какое значение имеет голова, если душа неспокойна?
— Вашу голову видят все — красивую голову, Иаков, — голову человека, который однажды может стать королем. А ваша душа — где она? Мы не можем видеть ее, поэтому как мы можем быть уверены, что она существует?
— Вы богохульствуете, Карл.
— Я не религиозен, это так. Такова моя природа. У меня извращенный ум, и таким, как я, трудно веровать. Но отложите книгу, брат. Я должен поговорить с вами. О деле с Ковентри.
Иаков мрачно кивнул.
— Скверное дело.
— Юный Джемми становится слишком буйным.
— А парень этот будет жить?
— Я молю Бога, чтобы это было так. Но эти буйные юнцы разбили ему нос, и парламент бурлит от возмущения.
— Это можно понять, — сказал Иаков.
— Я согласен и с вами и с парламентом, Иаков. Но мой парламент недоволен мной, а это плохо, когда парламенты и короли расходятся во мнениях. У нас есть ужасный пример. Когда я вернулся домой, я принял решение жить в мире со своими подданными и со своим парламентом. А вот теперь молодой Джемми устроил все это. И заявляет, что защищал мое королевское достоинство.
— Этот мальчик придает большое значение королевскому достоинству вашего величества.
И главным образом потому, что он считает, будто в нем есть и его доля.
— Это правда, Иаков. Бывают моменты, когда юный Джемми дает мне основания тревожиться. Парламент принял закон, по которому любой, выбивший глаз, рассекший губу, нос или язык вассалам его величества или как-то иначе нанесший увечье члену парламента, должен быть отправлен на год в тюрьму, а не только подвергнуться большому штрафу.
— Это справедливо, — ответил Иаков.
— Да, это справедливо. Поэтому мне не нравится, что юный Джемми ведет себя подобным образом.
— Небольшое наказание, наложенное вашим величеством, могло бы пойти ему на пользу.
— Вы правы, очевидно. Но я никогда не увлекался наказаниями, Иаков, и мне трудно наказывать тех, кто мне так дорог, как дорог этот мальчик.
— И все же однажды он навлечет на себя неприятности — и на вас тоже.
— Поэтому я и хочу, чтобы вы помогли мне, Иаков. Неужели вы двое не можете быть друзьями? Мне не нравится это соперничество между вами.
— Соперничество устраивает ваш внебрачный сын. Он опасается, что мне достанется корона, на которую, как ему кажется, у него больше прав.
— Боюсь, что лишь одно может сдружить вас, и это одно — мои законные здоровые сыновья. Чтобы ни у кого из вас не осталось надежды на корону.
— Карл, кое-кто говорит, что вы так любите этого мальчика, что готовы сделать его своим полноправным наследником.
— Я люблю мальчика, это правда. — Он — моя плоть и кровь. Тысячи мелочей ежедневно напоминают мне об этом. Он мой сын, мой старший сын. Он красив, и он мне нравится. Не стану этого отрицать. Но вы, »брат, сын нашего отца и мой наследник. Я никогда не сделаю Джемми законным сыном, пока есть человек, который по праву и справедливости должен занять мое место. Если я умру, не имея законного наследника, Иаков, вы унаследуете трон. Я об этом никогда не забываю. Сколь бы я легкомысленным ни был, тут я постоянен и тверд. Но есть еще один вопрос, который я хотел бы решить с вами. Речь об этом заигрывании с католической верой.
— Мысли не поддаются контролю, брат.
— Нет, конечно, но мы можем держать их при себе.
— Я не могу фальшивить по поводу того, что я считаю истинной религией.
— Но вы можете держать свои мысли при себе, брат. Вспомните нашего деда, Генриха IV. Вы такой же его внук, как и я. Поразмыслите о том, как он управлялся со своими религиозными вопросами, благодаря чему страна, пережившая разрушительную войну, обрела наконец мир. Англия является протестантской страной, так же твердо протестантской, как Франция была твердо католической в дни правления нашего деда. Англия никогда больше не согласится принять короля-католика. Если вы хотите, чтобы в Англии царил мир, когда меня не станет, вы должны воссесть на трон протестантом.
А что, если мои сердце и разум говорят мне, что католическая вера является истинной?
Подавите влечения своего сердца, дорогой брат. Если вы позволите управлять разуму, он вам скажет: поклоняйтесь втайне. Оставайтесь внешне таким, каким вас хочет знать страна. Помните нашего деда… величайшего из королей, которого когда-либо имели французы. Он положил конец гражданской войне, потому что он, будучи гугенотом, прикидывался католиком. Оставьте этот флирт с католической верой, Иаков. Показывайтесь со мной в церкви, когда того требует случай. Пусть страна видит, что вы правоверный протестант. В этом случае, брат, мы быстрее покончим с нездоровым ростом амбиций юного Джемми. Поступайте так не ради меня, а ради себя и Англии, которой вам когда-нибудь, возможно, придется править. Иаков мрачно покачал головой.
— Вы не понимаете, о чем просите, брат. Если человек исповедует католическую веру, как может он идти в протестантскую церковь?
Карл устало вздохнул.
Потом он пожал плечами и подумал:» Иаков — дурак… он всегда был дураком и, есть опасения, останется им навсегда «. Карл мог утешать себя мыслью о том, что, какую бы беду Иаков ни навлек на себя, он, Карл, будет в могиле и его это касаться не будет.
И он начал разговор о более счастливом предмете:
— Как поживает ваша семья? Лицо Иакова просветлело.
— Мария важничает, как всегда, Анна полнеет.
— Ну-ка, проводите меня к ним. Дам им знать, что их дядя о них не забывает.
В апартаментах герцога Карл встретился с Анной Гайд. Анна тепло приветствовала его не только потому, что ее деверь был королем. Анна была умной женщиной, она и Карл всегда были добрыми друзьями. Анна не забыла, что, когда все покинули ее вскоре после ее замужества, а Генриетта-Мария настаивала, чтобы ее игнорировали, именно король Карл был ее лучшим другом.
— Похоже, у вашего величества хорошее настроение, — заметила она.
— Это от предвкушения разговора с вами, — ответил Карл, как всегда галантный даже по отношению к тучным и стареющим. — Черт побери! Иаков так угрюм из-за своих святых проблем. А где же ваши дети?
— Я пошлю за ними, — ответила Анна. — Они поторопятся прийти, узнав, что ваше величество здесь.
Карл, глядя на Анну, подумал, что она выглядит более болезненно, чем обычно; даже ее полнота казалась нездоровой.
Он спросил, получала ли она какие-либо известия от своего отца, Эдварда Гайда, графа Кларендона, живущего в изгнании во Франции.
— Он довольно приятно проводит время, — ответила Анна королю. — Компенсируя свое безделье в изгнании, он занялся писанием мемуаров.
— Они, должно быть, будут интересными, — сказал король.
Тут в комнату вошли две маленькие девочки, Мария и Анна.» Только две, выжившие из семи, — подумал король, — а ведь их было семеро — тех, что Анна Гайд родила герцогу Йоркскому «.
И все же Иаков, имея двух девочек, был благополучнее брата. Почему члены королевской семьи, которым так необходимы наследники, обычно так неудачливы в этом отношении? Отсутствие наследников было сущим проклятием для королевской власти.
Мария, старшая из девочек, взяла его руку и торжественно поцеловала ее. Карл поднял ее на руки. Он любил детей, и ему особенно нравилась эта важная малышка Мария.
Он с нежностью поцеловал ее, а она обняла его за шею и потерлась щечкой об его щеку. После отца она больше всего любила своего дядю Карла.
Анна тянула его за полы камзола.
— Теперь очередь Анны, — проговорила флегматично маленькая Анна.
— Ну, Мария, дорогая моя, — сказал король, — ты должна уступить место пухленькой Анне.
Он спустил Марию на пол и сделал вид, что никак не может поднять Анну. Он сопел и пыхтел, а обе девочки визжали от восторга.
— Анна слишком толстая, ее не поднять, — заявила Мария.
— Признаюсь, — сказал король, — что мне не справиться с такой грузной племянницей.
— Тогда не поднимайте меня, а дайте конфеток, — попросила Анна.
— Дядя Карл, она потому такая толстая, что все время ест, — вступила в разговор Мария. — Если она еще будет есть, она будет толстеть и толстеть, и тогда уже никто не сможет ее поднять.
Анна смотрела на них со спокойной, дружелюбной улыбкой.
— Пусть только мне дают конфетки и не поднимают меня, — согласилась она.
— Ох, моя дорогая Анна, ты представляешь собой весомую проблему, — ответил король. — Но, зная твои вкусы и предвидя твое увесистое присутствие, я пришел хорошо вооруженным.
Обе малышки смотрели ему в лицо, так как он опустился на колени, чтобы приблизить свое лицо к их лицам.
— Быть вооруженным, — начала объяснять Мария, — это значит носить мечи и все такое, Анна.
— Мечи из конфеток? — уточнила заинтересованная Анна.
— Пошарьте-ка в моем кармане, племянницы, и вы сможете найти в нем кое-что интересное, — сказал их дядя.
Анна первой занялась этим, визжа от предвкушения, и тут же принялась набивать рот содержимым королевского кармана.
Мария взяла короля за руку.
— Я покажу вам папиных борзых. Я их люблю.
— Я их тоже люблю, — невнятно, но старательно бормотала Анна, так как рот ее был битком набит сладостями; сладкие струйки стекали на ее пухлый подбородок.
— Но они такие тощие, — заметил король, улыбаясь ей своей грустной улыбкой.
— Мне нравится, когда другие тощие, — ответила Анна. — Только Анна должна быть толстой.
— Ты боишься, что если они станут такими же толстыми, как ты, то у них будут такие же вкусы? Если бы мы все так любили конфетки, как их любит госпожа Анна, то нам бы не хватило конфет со всего света.
Анна какое-то мгновение оставалась серьезной, а затем улыбнулась своей приветливой, очаровательной улыбкой.
— Нет, дядя Карл, — ответила она, — тогда кондитеры сделают еще конфет.
Они отправились смотреть борзых герцога. Их отец забыл о решении религиозных проблем и забавлялся игрой со своими малышками. А Карл учил их бросать мячи при игре в путаницу.
И когда он направлял руку Марии при бросании мяча, и когда маленькая Анна, переваливаясь, ходила вокруг него. Карл думал:» Если бы эти две были моими, я мог бы прекратить опасное соперничество между Джемми и Иаковом; и мне бы не было нужды волноваться из-за того, что мой брат начинает глубоко сомневаться, читая «Историю Реформации» доктора Хейлина «.
Карл пришел навестить Нелл после того, как она уже несколько недель играла на сцене Королевского театра.
Его забавляло то, что она вернулась на сцену; но, как он сказал ей, все знали, что ребенок, спящий в колыбели, был его сыном, и матери этого ребенка едва ли подобает оставаться актрисой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45