Пусть Говарды делают все, что могут, чтобы продвинуть ведущую актрису из Герцогского театра, а за своей протеже он пойдет в собственный театр короля.
Миссис Нелли! Это та девушка, которая ему нужна. Иногда она говорит языком улицы. Но что же тут такого? Это даже пикантно. Это делало ситуацию еще забавнее: король и девица из низов.
Он повернулся к Говардам.
— Друзья, — сказал он, — если и существует что-нибудь, что его величеству понравится больше, чем одна хорошенькая актриса, так это две хорошенькие актрисы. Вы искушайте его Молл, я буду искушать его Нелли. То-то весело будет наблюдать, что выйдет из этой игры, а? Пусть сами хорошенькие создания определят исход сражения между собой. Клянусь, ее светлость будет очень волноваться.
Он едва дождался минуты, когда смог с ними распрощаться. Им тоже не терпелось начать действовать. Они отправились в Герцогский театр сказать Молл, чтобы она была готова выполнить их предложение.
Бекингем раздумывал над тем, что ему сделать раньше — обратить внимание Карла на Нелл или предупредить Нелл о великолепном будущем, ожидающем ее? Нелл была непредсказуема. Она оставила Бакхерста и вернулась к почти нищенскому образу жизни актрисы. Может быть, лучше поговорить сперва с Карлом?..
Он начал обдумывать, как начать этот разговор:
«Были ли вы, ваше величество, в театре в последнее время? Боже мой, что за неподражаемое существо эта миссис Нелли!..»
Бекингем прибыл во дворец Уайтхолл в отличном расположении духа.
Глава 3
Король уже несколько раз быстрым шагом обошел свои личные сады. Было раннее утро; он привык рано вставать, как бы поздно ни приходилось ему укладываться спать, так как энергией своей он превосходил большинство своих придворных. И когда утром он бывал один, то ходил совсем в другом темпе — отличном от темпа его любимых медленных прогулок, когда он приноравливался к шагам дам, прогуливавшихся с ним, и останавливался время от времени, чтобы сказать своим спутницам комплимент или сделать через плечо остроумное замечание в ответ одному из острословов, которые всегда сопровождали его в этих прогулках.
Но рано утром о» любил подниматься вместе с солнцем, чтобы одному крупными шагами обойти свои владения — торопливо пройти по саду во внутреннем дворе, быстро осмотреть свой аптекарский огород, разок пройти вдоль лужайки для игры в шары. Иногда он доходил даже до канала в парке, чтобы покормить уток.
Во время этих хождений он был совсем не тем праздным, доброжелательным Карлом, каким его знали возлюбленные и придворные. На утренних прогулках заметнее становились морщины на его лице, оставленные заботами. Иногда он вспоминал вчерашнюю пирушку и сожалел о данных на ней обещаниях, которые, как он знал, не сможет выполнить; или он размышлял о добрых и благородных поступках, которые не совершил, и обо всех уловках, к которым ему пришлось прибегать из-за своей беззаботности и любви к покою.
Прошло уже более семи лет с тех пор, как он с триумфом въехал во дворец Уайтхолл, тогда город выглядел праздничным от цветов, усыпавших улицы, от знамен и ковров, от фонтанов, наполненных вином, а больше всего — от веселящихся, преисполненных надежд горожан.
И как же осуществились надежды людей за это время? Чума их выкосила так, как редко бывало в прежние ее нашествия. Большая часть столицы разрушена. Они претерпели постыдное поражение от голландцев в своих собственных водах. Они не одобряли пуритан за то, что те портили им жизнь чрезмерными строгостями, а что теперь вместо них? Любящий удовольствия король, который чаще попусту тратит время со своими любовницами и распущенными придворными острословами, окружающими его, чем занимается государственными делами! Тот факт, что он обладал живым умом, что мог бы, если бы был более деятельным и политику любил больше, чем женщин, стать одним из самых проницательных государственных мужей своего времени, заставлял еще больше не одобрять свое поведение.
Но даже во время этих прогулок и размышлений о себе и положении в стране на его губах появлялась насмешливая улыбка, когда он вспоминал, что при его появлениях на улицах люди все еще приветствовали его. Он был их королем и, оттого что он был высоким и внушительным внешне, оттого что женщины, стоящие на балконах и машущие ему, когда он проезжает, признавали его всепокоряющее обаяние, оттого что мужчины на свой лад тоже признавали это обаяние, компенсировавшее им перенесенные ими трудности, когда король обращался к ним в непринужденно-приятельской манере, принятой им по отношению к своим подданным, — все, и богатые, и бедные, бывали удовлетворены и согласны с ним.
«Такова человеческая природа, — думал Карл, отдавая себе отчет в своей непоследовательности, — почему я должен пытаться изменить ее, если она мне выгодна?»
Летом в Бреде он заключил мир с французами, датчанами и голландцами и вскоре надеялся заключить тройственное соглашение, по которому Англия, Швеция и Голландия будут обязаны помогать Испании в войне против Франции. Недавно французы повели себя явно как недруги, и, хотя открытая борьба между ними была бы достойна сожаления, Карл знал, что человеком, которого он должен остерегаться более других, был именно Людовик XIV, король Франции.
Было время, когда он увлекался политическими играми, но быстро от них устал. Тогда он предпочел жить в окружении остроумных вельмож своего двора — а более всего в окружении женщин, ибо за годы своего изгнания он стал таким циником, что ему было трудно верить во что бы то ни было и кому бы то ни было. Удовольствия же никогда не обманывали его ожиданий. Тут он всегда получал то, чего ожидал. А планы, как он много раз наблюдал, кончались ничем, причем часто не по вине планировавших. Он видел, что нередко люди, старательно трудившиеся во имя идеала, бывали обмануты превратностью судьбы. Он не мог забыть годы горечи и изгнания, трагедию Бустера. В то время он направил весь свой юношеский идеализм на то, чтобы вновь обрести королевство; результат — катастрофическая неудача и унижение. Он изменился после Бустера. Он вернулся к жизни странствующего изгнанника, когда больше всего его волновали не планы о возврате королевства, а планы покорения новой женщины. Потом фортуна вдруг улыбнулась ему. Он не приложил к этому никаких усилий, не было ни битв, ни кровопролития — его позвали занять королевский трон. Его встречали цветами, музыкой и криками радости. Англия приветствовала распутника и беззаботного циника; а почти за десять лет до этого, после рокового Бустера, она с гневом изгнала со своих берегов идеалиста. Эти наблюдения оставили глубокий след в натуре, столь любящей удовольствия.
Вот отчего сейчас, когда он шел по саду, насмешливая улыбка не сходила с его лица. Надо не подпускать к себе беды и наслаждаться жизнью.
Но с течением жизни и род удовольствий меняется. Он до глубины души устал от Барбары Каслмейн. В первые годы их близости он находил ее вспышки раздражения забавными, теперь же так не думал. Почему он не выслал ее из своего королевства? Ее амурные связи приобрели дурную славу. Но он не мог заставить себя сделать это. Она снова будет гневаться и беситься от злости; а он уже давно привык избегать приступы гнева и злости Барбары. Было проще оставить ее в покое, избегать ее и не мешать ее бесконечным романам. О нем говорили, используя язык картежников: «Его величество никогда не сбрасывает; он только прикупает». И это было правдой. Ему не нравилось сбрасывать: можно же держать на руках неинтересные карты, хотя их редко пускают в ход. Этот метод не нарушал его спокойного расположения духа.
Фрэнсис Стюарт его глубоко разочаровала — маленькая глупышка Фрэнсис, у которой совершенно детский ум и такие необыкновенно прекрасные лицо и фигура!.. Несмотря на все ее простодушие, он с радостью, будь он свободен, женился бы на Фрэнсис, так как мысль о ее красоте преследовала его днем и ночью. Но Фрэнсис сбежала и вышла замуж за этого пропойцу Ричмонда. Счастья ей это не принесло. Бедная Фрэнсис стала жертвой оспы и потеряла свою былую красоту, из-за которой так страдал король.
Или вот еще Екатерина, его жена — бедняжка Екатерина с ее печалью во всем облике, с кроличьими зубами и непреодолимым желанием постоянно нравиться ему. С какой стати его собственная жена должна была в него влюбиться? Именно эта пикантная ситуация возбуждала любопытство придворных острословов. Может быть, все это так и было, но он был человеком, не лишенным некоторой чувствительности, и для него вид страдающей женщины всегда представлялся ему даже тяжелее необходимости отказывать в ее просьбе. Он был обречен постоянно видеть страдания Екатерины. Она воспитывалась в строгих правилах португальского королевского двора. Он сожалел о том, что огорчает ее, но ничего не мог с этим поделать, как не мог перестать быть самим собой. Он не мог не прогуливаться со своими любовницами: его любовницы были для него важнее его короны. Он был очень чувственным мужчиной и имел по этой части ненасытный аппетит, так что желание утолить его подавляло в нем все прочие желания.
Поэтому он не мог не удручать своими бесчисленными любовными связями королеву, которую по ребячьей глупости угораздило влюбиться в него.
Женщины доставляли ему массу забот. Более всего его устраивали нетребовательные любовницы, которых можно было посещать, когда заблагорассудится. Ничего удивительного, что голландцы изображали его на карикатурах убегающим от женщин и двумя руками поддерживающим на бегу корону.
Именно ему удалось произвести ряд перемен в Англии. Еще и десяти лет не прошло с тех пор, когда повсюду в Англии господствовали строгие пуританские нравы, и ему нравилось думать, что с ним в Англию вернулся смех. Правда, нередко это был смех издевательский…
Изменились и разговоры людей: теперь они открыто обсуждали темы, при упоминании о которых десять лет тому назад их лица покрывались бы краской стыда, либо они делали бы вид, что не понимают, о чем речь. Примеру короля последовали по всей стране — и мужчины так же естественно обзаводились теперь любовницами, как прежде прогуливались в солнечную погоду. Поэты высмеивали целомудрие. Девицам внушали, что время быстротечно, что противиться возлюбленным — это отсталость; пьесы были откровенно непристойными и на одну тему — любовные приключения.
Король ввел в Англии французские обычаи, а во Франции при дворе вместе с королем правила его любовница, а не королева, на которой он женился из сугубо практических соображений.
Литераторы, окружающие его, — а его ближайшими друзьями и людьми, которым он более всего покровительствовал, являлись остроумцы от литературы, — почти все до одного были распутниками и вольнодумцами. Бекингем устроил недавно шумную ссору с Генри Киллигрю в Герцогском театре; спектакль еще не окончился, а они выпрыгнули из лож в партер, чтобы в драке доказать свою правоту; дрались они из-за леди Шрусбери, репутация которой по части нескончаемой смены любовников равнялась репутации любовницы короля Каслмейн. После этого Киллигрю, тоже порядочный повеса и известный обманщик, сбежал во Францию.
Генри Балкли дрался на дуэли с лордом Оссори, а в таверне на кулаках — с Джорджем Этериджем. Лорд Бакхерст недавно пировал в Эпсоме в компании Седли и актрисы из собственного его величества Королевского театра. Рочестер, лучший из поэтов и самый знаменитый из острословов и вольнодумцев, обладавший самым красивым лицом при дворе, похитил молодую богатую наследницу — Елизавету Мале. Сочли необходимым заключить его на какое-то время в Тауэр — правда, ненадолго, так как Карл любил, чтобы этот весельчак был всегда рядом. Никто не мог писать лучших, чем он, эпиграмм; а если они и бывали верхом грубости и эта грубость временами бывала направлена против самого короля, то при этом все же не было в королевстве эпиграмм более точно бьющих в цель и более остроумных. Немного спустя Рочестер, самый дерзкий и заносчивый из людей, женился на охотно согласившейся на этот брак Елизавете Мале, сбил с толку всю ее семью и теперь распоряжается ее огромным наследством.
Все эти события были весьма характерны для придворной жизни…
Идя по саду, король заметил направляющегося ему навстречу молодого человека; по мере того как он вглядывался в высокую, статную фигуру, насмешливая улыбка сходила с его лица. Этот молодой человек, тоже, без сомнения, обладавший столь ценимым королем остроумием, был любим королем, как никто из придворных.
— О, Джемми! — воскликнул он. — Что-то ты рано вышел сегодня.
— Следую привычкам вашего величества, — ответил юноша.
Он подошел и без церемоний остановился около короля, а Карл обхватил его рукой за плечи.
— Я полагал, после вчерашней веселой пирушки ты будешь дольше нежиться в постели.
— Сомневаюсь, что моя попойка может идти в сравнение с пирушкой вашего величества.
— Я привык сочетать пирушки и ранний подъем, но эту привычку перенимают не многие из моих друзей.
— Я буду во всем подражать вам, отец.
— Будет лучше, если ты пойдешь своим путем, мой мальчик.
— Нет, люди любят вас. Поэтому я тоже буду любим.
Карл насторожился. Слова Иакова были не просто лестью. Иаков смотрел в будущее, когда настанет его черед носить корону: он представлял, как проезжает по столице, улыбается бурно приветствующим его людям, как останавливает взгляд на самых хорошеньких женщинах на балконах.
Карл с нежностью прижал к себе сына. Он сказал:
— Счастливчик Иаков, тебе никогда не придется быть постоянно в центре внимания, как мне. Ты сможешь наслаждаться радостями королевского дома, не ведая никаких утомительных обязанностей.
Иаков не ответил; он был еще слишком молод и не смог удержаться, чтобы не надуть недовольно губы.
— Ну, Джемми, — сказал Карл, — будь доволен своей судьбой. Она вполне благополучна, а ведь могла быть и совсем другой… Ты не понимаешь своего счастья. Не стремись к тому, чего тебе никогда не добиться, сын мой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45