В них было что-то печальное, задумчивое — они не давали забыть, что юность и счастье, увы, мимолетны, непостоянны. Какая чепуха! Это по милости Джессики — с ее вуалями и коробками — у меня такие мысли.
Теперь пианист играл «Военный полонез». От этой жизнерадостной музыки мое настроение сразу улучшилось.
За спиной две женщины перешептывались:
— Вот это размах! Не поскупился на такие расходы.
— Расходы! Для него это пустяки. Он миллионер.
— А теперь у него есть все: и состояние, и эта молоденькая девочка.
Какая жалость, что у меня такой хороший слух! Мне даже послышалось, как кто-то сказал: «Ты думаешь, это долго продлится?»И я вздрогнула, потому что мне показалось, будто Джессика стоит рядом и аккуратно укладывает вуали в коробку, где еще много места.
Я чувствовала себя совершенно свободно и естественно с этими людьми, словом, стала настоящей светской дамой. Я была желанной, меня любил мужчина, который, только войдя в комнату, сразу привлекал к себе всеобщее внимание. И он выбрал меня! Это заставляло еще выше поднимать голову.
Я постоянно ловила его взгляд, любящий и нежный, и хотела, чтобы он гордился мной.
Я вела с гостями милую беседу: о Мельбурне, о том, как он вырос с тех пор, как я приехала в Австралию. Мы обсуждали новые здания, магазины и театр.
— Почему бы вам чаще не бывать в Мельбурне, миссис Херрик, — сказала одна из женщин. — Ведь еще много времени до следующего февраля.
Я не совсем поняла, что она имела в виду, и переспросила:
— До февраля?
— Разве вы не в феврале уезжаете отсюда? Ваш муж считает, что лучше приехать в Англию, когда там будет уже тепло.
— Ах, да, — сказала я, — конечно.
— Надеюсь, вы когда-нибудь еще приедете сюда. Хотя Англия совсем недавно была вашим домом, не правда ли? Поэтому для вас это возвращение на родину.
Я уже не слушала. Итак, он назначил дату отъезда и даже не предупредил меня об этом. Я почувствовала злость: опять, как и до нашей свадьбы, он дал понять, что считается со мной только по мелочам, а основные решения принимает сам.
Когда гости разъехались, и мы остались одни, Линкс сказал:
— Какой успех ты имела! Я гордился тобой. Ты уже совсем не похожа на ту школьную учительницу, которая приехала к нам два года назад.
Я молча стояла перед высоким зеркалом. Он подошел и обнял меня, любуясь нашим отражением.
— Слышала, ты готовишься к отъезду в Англию? — спросила я.
— Ах, вот что! Какая-то из этих идиоток наболтала тебе? Наверное, жена Адамса. Он не должен обсуждать дела своих клиентов с женой.
— Факт остается фактом.
— Я люблю, чтобы все было наготове.
— Значит, через пять или шесть месяцев?
— Я подумал, что ты захочешь приехать, когда там будет уже тепло.
— Это очень мило с твоей стороны.
— Моя любимая знает, что я всегда забочусь о том, чтобы ей было удобно. Я в упор посмотрела на него.
— Но любимой хотелось бы, чтобы во внимание принимались не только ее удобства, но и ее желания.
— Я с огромным удовольствием их выполняю, когда это возможно.
— Точнее, когда тебе удобно.
— В конце концов, это просто смешно! Я удивляюсь тебе. Нора. Этот город, который, я признаю, растет и, несомненно, станет со временем очень красивым, нельзя сравнить с теми местами.
— Я хочу остаться здесь, — сказала я. И повернулась к нему с мольбой. — Пожалуйста, я уверена, что для нас самое лучшее остаться здесь.
— Откуда ты знаешь? Ты говоришь, как вещунья.
— Я знаю, почему ты собираешься ехать в Англию.
— Я везу туда свою семью, потому что там она сможет жить соответственно своему…
— Состоянию, — перебила я. — Которое было заложено мной.
— Моя умница Нора! Никогда не забуду тот день, когда ты вошла и протянула мне самородок. Ты была испугана, как будто вела себя неподобающим образом.
— Жаль… — начала я.
Но на самом деле вовсе не жалела, что нашла золото, и даже сейчас радовалась тому, что именно я сделала это чудесное открытие.
Он вдруг стал нежным, как будто моя находка давала мне право быть глупой во всем остальном.
— Нора, все предоставь мне..
— Безусловно, тебя бы устроила глупая жена, которая все время повторяла: «Да, да, ты великолепен. Ты всегда прав. Делай все, что пожелаешь, и я буду продолжать твердить, что ты прав».
Он расхохотался. Затем покачал головой.
— Бесполезно, Нора. Мы едем.
— О, Линкс, ну почему тебе нужен тот дом? Давай купим другой, рядом, если ты хочешь жить именно там. Или построим свой собственный.
На моих глазах он превратился в того, прежнего, Линкса, каким я увидела его впервые. В нем снова появилась холодность, которая пугала меня и ранила больше, чем я предполагала.
Я отвернулась и подошла к окну. Ну почему не крикнуть ему: «Я сделаю, как ты хочешь! Мне нужно только, чтобы ты и дальше любил меня!» Но это было бы нечестно по отношению к себе. С самого начала он любил меня такой, какая я есть. Тогда я не боялась его, не испугаюсь и сейчас.
— Нора, — сказал он. — Будь умницей, как всегда, и признай, что ничего не понимаешь в этом деле и будешь только рада доверить все мне.
Я бросилась к нему в объятья.
— Тогда скажи, — потребовала я. — Объясни мне все!
В комнате стоял диван, Линкс сел на него и притянул меня к себе. Я лежала, прижавшись к нему, пока он рассказывал о тех далеких днях. Я уже все это слышала и раньше, но, думаю, не совсем понимала, как глубоко в его душу проникла горечь. Рана все еще кровоточила, и только один бальзам мог залечить ее.
— Так ли это необходимо? — спросила я. — Все изменилось, у тебя теперь есть я.
— У меня есть ты, — согласился он. — И когда я буду обладать Уайтледиз, я стану совершенно счастлив.
— А меня недостаточно?
— Ты — мой драгоценный алмаз. Но мне нужна оправа для тебя и только одна достойна этого!
— Меня вполне устроит и другая оправа.
— А меня — нет!
Я подняла голову и сурово посмотрела на мужа.
— Месть — это зло. Она причиняет боль. Нельзя быть счастливым, причиняя боль другим людям. О, Линкс, ты так много мне дал. Ты изменил меня. Научил, как стать взрослой, и я люблю тебя всем сердцем. Я прошу тебя только об одном. Откажись от этой дикой затеи.
— Это единственная вещь, которую я не могу сделать для тебя!
— — Но, Линкс, дом — это лишь камни и цементный раствор.
— Он может стать символом.
— Ты богат. Ты мог бы купить другой особняк, великолепный, величественный. В Англии наверняка есть такие на продажу.
— Так ты не хочешь ехать в Англию?
— Мне все равно куда, лишь бы вместе!
— Моя самая дорогая девочка, — сказал он нежно. И так как Линкс смягчился, я продолжала.
— Если ты получишь этот дом, то никогда не будешь там счастлив.
— Чепуха! — сказал он резко.
— Как сможешь ты, зная, что выгнал законных владельцев…
— Именно по этой самой причине. И они уже не будут законными владельцами. Хозяином стану я. И давай не будем больше спорить об этом.
Он зевнул. Здравый смысл подсказывал, что сейчас лучше прекратить разговор, но упрямство заставляло меня продолжать.
— В этом есть что-то мелочное, — настаивала я.
— Мелочное! — вскричал он. — Какую чушь ты несешь?
— Я только знаю, что таить обиду — большая ошибка.
— И ты называешь семь лет страданий в рабстве — обидой?
— Неважно, какие были страд, щи я…
— Конечно! Для тех, кто их не испытал!
— Я не это имела в виду.
— Ты ничего не можешь иметь в виду! Послушай, Нора: я начинаю терять терпение.
— И я тоже вот-вот потеряю его! Он засмеялся, но вовсе не тем радостным смехом, к которому я привыкла.
— Тебе, — сказал он, — пора, наконец, понять, что я хозяин в собственном доме.
От прежнего влюбленного не осталось и следа. Со мной говорил высокомерный повелитель, который привык к тому, чтобы его боялись.
«Нет, — подумала я. — Я не собираюсь быть покорной. Не откажусь от своего мнения только потому, что он его не разделяет. У меня есть чувство собственного достоинства, и несмотря на то, что очень люблю мужа, никогда не стану платить за его нежность ту цену, которую он просит».
Я сказала:
— Если ты думаешь, что я буду относиться к тебе как к господину, который всегда прав только потому, что он мужчина, а я женщина, то глубоко заблуждаешься.
— Я и не прошу тебя быть такой скучной дурой!
— А мне кажется, именно этого ты и добиваешься.
— Это доказывает, что логика не на твоей стороне, Ты знаешь, мне интересно твое мнение, но я не допущу, чтобы ты диктовала его в особенно важных для меня случаях. И хватит об этом. Пошли спать.
Но я твердо стояла на своем. Я знала, что не могу прервать разговор просто так, иначе обычное несогласие вырастет в высокую стену непонимания.
— Давай обсудим…
— Я уже сказал, что обсуждать нечего. — Он схватил меня за руку. — Ты так хороша сегодня. Это платье тебе очень идет.
Линкс начал его расстегивать, но я вырвалась.
— Нет, — сказала я. — Я не допущу, чтобы со мной так обращались.
И убежала в гардеробную, успев запереть за собой дверь. У меня в глазах стояли слезы. По крайней мере, он их не увидел. Наверняка он презирает женщин, которые плачут.
«Вот и все, — вздохнула я. — Медовый месяц закончился».
Я села на маленькую кровать и подумала о Стирлинге. Действительно ли он любил меня? Да, конечно. Вспомнила, как мы лежали в пещере. Но его отец пригрозил: «Отойди прочь. Я хочу ее». И Стирлинг отошел в сторону. И теперь Линкс говорит мне: «Ты сделаешь то, что я скажу. Ты будешь участвовать в моем грандиозном плане мести». И хотя разум подсказывал: «Это не правильно, ничего хорошего из этого не выйдет», сердце кричало: «Какое это имеет значение? Он будет рядом и будет любить тебя. Но если ты станешь возражать ему…»
И тут я увидела Джессику — с коробкой из сандалового дерева в руках. «Есть еще много места…»
О, да, медовый месяц закончился.
Я провела бессонную ночь, лежа на неудобной кровати и надеясь на то, что он постучит в дверь и будет умолять меня выйти. Но он не сделал этого. Я сама отперла ее на следующее утро.
Линкс сидел в кресле и читал газету, когда я вошла — в нижней юбке, держа в руках свое атласное платье.
— О, — сказал Линкс, — принципиальная женщина! — Похоже, он больше не сердился, став шутливым и нежным, как прежде.
— Надеюсь, мадам, — продолжал он, — вы хорошо спали.
— О, нет, — ответила я в том же духе.
— Угрызения совести?
— Слишком жесткий матрас.
— А вы предпочитаете пуховую перину?
— Иногда. Он рассмеялся:
— Мой бедный ребенок! Какой же я негодяй, что заставил тебя страдать, но ты была полна решимости защищать свои права — так что же я мог поделать?
— Ничего. Ты знал, что я не изменю решения ни при каких условиях.
— Сейчас ты примешь ванну и оденешься. Пока ты будешь это делать, я закажу нам завтрак. Ты согласна или хочешь выдвинуть свои предложения?
— Я совершенно с этим согласна.
Я была на седьмом небе. Значит, это еще не конец. Какая же я глупая! Не к чему быть такой воинственной. Я должна убеждать его мягко, исподволь.
Мы сели за привезенный столик с завтраком. Я налила кофе, пока он раскладывал ветчину и почки в пряном соусе из горячих кастрюль. В этом было что-то по-домашнему уютное, отчего я вновь почувствовала себя счастливой.
— Теперь, — сказал он, — мы все обсудим как цивилизованные люди. У нас разные точки зрения. «Око за око», — сказал я. Ты говоришь: «Подставь другую щеку». Я должен бороться за Уайтледиз, и у меня появился противник в собственной семье. Мне это даже нравится.
— Ты все-таки собираешься в Англию?
— Мы собираемся в Англию.
— И ты намерен заполучить этот дом?
— Всеми правдами и не правдами. И если ты захочешь помешать мне, Нора, что ж, это только придаст особый вкус начатому делу.
— Значит, ты не собираешься избавиться от такой жены, которая не во всем покорна тебе?
— Что проку от такого существа? Все решено. Я в какой-то степени доволен своей Норой. Она иногда может быть упрямой, иногда — высокомерной, но что совершенно выводит меня из себя, так это ее благочестие, ее миссионерский дух…
— А что касается меня, — сказала я, — то я совершенно не переношу отвратительную привычку своего мужа говорить обо мне так, будто меня здесь нет.
— Словом, мы оба выводим друг друга из себя, а именно так и должно быть.
— И ты царственно решил простить свою жену, которая не считает своего мужа всемогущим и всемудрейшим?
— Я пришел к заключению, что люблю мою девочку, а это означает, что смогу выдержать многое. Я, честно говоря, с нетерпением ожидаю новых баталий с Норой, которой в свое время докажу, как она может быть счастлива в нашем английском доме.
— Я никогда не соглашусь с тобой.
— Знаю, — сказал он. — А потому мы сегодня же отправляемся назад: надо начинать готовиться…
— Готовиться…
— К отъезду в Англию и к битве между нами…
Чета Херриков покинула Мельбурн в тот же день. Я согласилась заняться приготовлениями к отъезду, который был намечен на март следующего года.
Линкс не говорил мне о своих планах, хотя наверняка посвятил в них Стирлинга. Мне это было неприятно, но я сумела подавить возмущение. Главное — не допустить, чтобы Линкс отобрал Уайтледиз у его законных владельцев. Да и как он сможет это сделать? Мы жили не в средневековье, когда замки захватывали силой. В конце концов, я смогу убедить Линкса купить дом, какой захочу. Я уже видела его — величественный и элегантный. Он, бесспорно, понравится Линксу. Хотя какой бы дом я себе ни представляла, он всегда до мелочей был похож на Уайтледиз.
Кончалось лето, бушевали холодные-пронизывающие ветры. Я слышала, как они свистели в лесу, грохотали ставнями и сотрясали дом, точно хотели сорвать его с земли.
Я по-прежнему ездила на прогулки верхом, обычно в Линксом, иногда с Аделаидой, но никогда со Стирлингом, которого теперь очень редко видела. То, во что превратил пожар некогда зеленый лес, наводило ужас, хотя не все деревья окончательно погибли и должны были со временем возродиться.
Мы с Линксом вернулись к нашим старым взаимоотношениям, разве что чуть больше, чем раньше, подтрунивали друг над другом.
Мы, конечно же, не забыли наш спор и часто говорили об Уайтледиз, но он по-прежнему не объяснял мне, каким образом надеется присвоить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37