Женитьбу я вам предложить не могу, но и маленьких мальчиков из-за наследства убивать не собираюсь.
– Замолчите! – возмущенно прошептала Мелисанда. – Замолчите и уходите. И больше никогда не являйтесь сюда, чтобы меня мучить.
– Я не мучить вас пришел, а помочь… осчастливить вас. Вы и в самом деле не знаете, что это за заведение?
Мелисанда молча воззрилась на него.
– Какая невинность! – воскликнул он. – Вы и в самом деле ничего не знаете или притворяетесь?
– Я не понимаю, о чем вы… Что вы хотите сказать… про это заведение?
– Оно ведь не похоже на монастырь, верно? А как эти девицы проводят время? Явно не в благочестивых молитвах. И от монахинь они сильно отличаются. А я, может, груб и резок… Но я знаю, что вы меня простите.
– Вечно вы все портите. Я здесь была счастлива. Думаю, и в Тревеннинге могла бы быть счастлива… если бы не вы.
– Возможно, вы вышли бы замуж за этого убийцу. И как по-вашему, были бы счастливы? Как овца в загоне… Не зная другого мира, кроме четырех стен. А потом ему вздумалось бы и вас укокошить… если бы он пристрастился убивать людей. Но вы его не любили. Иначе, почему не дождались? Почему не дали ему шанс оправдаться? Сказать вам? Потому что не любили. Потому, что для вас существует один-единственный мужчина на свете. И этот мужчина – я.
– Какая жалость, что для вас существует только одна-единственная женщина на свете. И эта женщина – ваша жена!
– Как просто все у вас получается! Но мы-то ведь с вами знаем, что жизнь гораздо сложнее.
– По-моему, Каролина думает иначе.
– Да, вы и впрямь повзрослели. Научились показывать коготки. Мелисанда, любовь моя, в вас есть характер. Учитесь управлять им. Характер – вещь опасная. Помните, как вы соскочили с лошади и бросились отбирать палку у мальчишки, который издевался над сумасшедшей? Вы показали характер… Это был праведный гнев. Толпа могла бы вас тогда растерзать. Но вы не стали об этом раздумывать. А может, знали, что я готов за вас вступиться? Что бы случилось, если бы меня не оказалось поблизости? Но я всегда буду поблизости, Мелисанда, когда вам понадоблюсь. С таким бешеным характером, как у вас, с таким огненным темпераментом вам понадобится защитник. Я вновь предлагаю себя на эту роль.
– Я отклоняю ваше предложение. Пора ужинать. До свидания.
– Я провожу вас к столу.
– Вы же знаете, что я на работе.
– Вам вообще не следует здесь находиться. Вы должны позволить мне избавить вас от этого недостойного положения.
– Поставив в положение еще более недостойное? Так вот, в своем нынешнем положении я ничего недостойного не вижу!
– Это потому, что вы столь невинны.
– Я полагаю, Мадам Кардинглей вряд ли известно, что вы за человек, иначе бы она вас сюда не пустила.
– Она принимает меня именно потому, что ей пре красно известно, какой я человек. Ну, пойдемте ужинать.
За ужином к ним присоединились остальные, чему Мелисанда очень обрадовалась. Разговор шел на общие темы: от политики – излюбленной проблемы для обсуждения на вечеринках в салоне Фенеллы – до литературы. Мелисанда быстро научилась вести себя благоразумно, и если в процессе обсуждения не могла добавить ничего существенного, то просто молчала. Фенелла часто повторяла, что девушке лучше казаться тихоней, чем дурочкой.
Одна из присутствующих на вечеринке дам заинтересовалась платьем Мелисанды и стала прикидывать, как оно будет выглядеть в цвете бордо. В обязанности Мелисанды входило обсудить с дамой бордовое платье, которое та, возможно, пожелает заказать, предложить не большие изменения, чтобы сделать его приемлемым для более зрелой, чем у нее самой, фигуры. Задачу свою Мелисанда успешно выполнила, а ничто не могло доставить ей большего удовольствия, чем когда после данного ею совета платье удавалось продать. Она чувствовала, что таким образом оправдывает свое уютное существование в этом странном мирке.
Разговор перешел на бедняков. В последнее время все любили поговорить о бедняках, как будто только недавно обнаружили их существование. Фенелле уже давно было известно об их проблемах, однако она только сей час смогла пробудить к ним всеобщий интерес. На любом приеме находился вспоминавший Библию: «Но ведь Христос сказал: „Блаженны нищие духом“, а это значит, что всегда будут существовать бедные и богатые. Так зачем же поднимать такой шум вокруг того, что естественно и неизбежно?» Другие же в ответ цитировали «Песнь рубахи» или «Оливера Твиста». В их группке завязалось обсуждение «Плача детей» и нового романа «Конингсби», написанного тем самым евреем, который, по слухам, собирался возглавить движение протекционистов среди тори.
Самые смелые собеседники затронули последнее представление Фанки Кемби; но Мелисанда хранила молчание – не потому, что не могла принять участие в обсуждении, а из-за присутствия Фермора.
Он поднял свой бокал с шампанским и выпил за их будущее.
– Не представляю, какое у нас с вами может быть совместное будущее, если только… – начала она.
– Если только вы не одумаетесь? – закончил он за нее. – Обязательно одумаетесь, дорогая. Обещаю вам.
– … если только, – продолжала сна, – вы не измените своего поведения. Тогда, возможно, я захочу встретиться с вами и с Каролиной.
– Изменить… Изменить! – пропел он. – Как сейчас любят все менять. Одни сплошные реформы. Неужели мало им этих хлебных законов? Неужели обязательно нужно переходить на людей?
– Какое вам дело до других людей? – спокойно произнесла Мелисанда. – Ведь вы же эгоист, вас интересует только ваш маленький мирок, в центре которого – Фермор Холланд.
– Не обманывайтесь. Все мы находимся в центре своих маленьких мирков – даже все эти ваши ученые друзья, которые болтают о литературе, политике и реформах. «Послушайте меня! – говорят они. – Послушайте, что я вам хочу сказать». И я говорю то же самое, и если касаюсь других тем, то это ни в коей мере не значит, что я – больший себялюбец, чем все остальные.
– Зачем вы только сюда явились!
– Признайтесь честно: вы ведь этому рады.
Она немного помолчала и, заметив его улыбку, произнесла:
– Как странно видеть кого-то из той жизни, с которой, как мне казалось, я уже распрощалась.
– Вы ведь знали, что я появлюсь, правда? И всегда так будет, Мелисанда. Я всегда буду с вами.
Шампанское вскружило ей голову. Она выпила больше, чем обычно. Неужели она немного навеселе? В глазах Фенеллы это был непростительный грех. «Пить вино – благое занятие, – гласил один из ее постулатов. – Пьют ради общения. Надо учиться искусству пить, что значит – точно соблюдать меру. Выпить слишком мало – невежливо, слишком много – отвратительно».
Восприятие Мелисанды обострилось, и все представлялось ей с небывалой отчетливостью. Что она здесь делает? Зачем отец ее сюда прислал? Как он говорил, чтобы она обучилась шитью? Наверняка не за этим. А затем, чтобы научиться носить красивые платья и вызывать восхищение. Для чего? Краешком глаза она заметила Дейзи. На той было надето розовое платье с очень глубоким де кольте, в котором она выглядела как распустившаяся роза. Дейзи о чем-то договаривалась с одним толстяком. Через некоторое время они исчезнут, и до завтрашнего дня Дейзи не появится. «Вы и в самом деле не знаете, что это за заведение?»
Для чего Фенелла держит у себя девушек? Что здесь происходит? То ли это место, куда заботливые отцы присылают своих дочерей? В самом ли деле Фенелла – добрая покровительница, какой представлялась Мелисанде? Как называются подобные заведения, где живут и работают девушки вроде Дейзи, Кейт и Мэри Джейн? А женщины, которые содержат подобные заведения и организуют подобные приемы? Неужели это – бордель для высшего общества? А мадам – его хозяйка? С какой целью направляют сюда девушек?
Нет, это он, этот человек, вложил в ее голову дурные мысли. Фенелла к ней так добра. Мелисанда здесь счастлива. Не потому ли она верит в это, что хочет верить, ведь иначе она не знала бы, как ей поступить?
Ничто не может поколебать ее мнения о доброте Фенеллы. Она приехала сюда, растерянная и измученная, а под крышей этого необычного дома получила такое утешение, о каком и не мечтала.
Фермор взял у нее бокал и поставил на стол. Мелисанда поднялась с места.
– Вернемся в салон, – предложил он, взял ее за локоть и крепко сжал.
Мелисанда порадовалась этой поддержке. В коридоре больше никого не было.
– В столовой столько народу, там невозможно говорить, – сказал Фермор. – Мы можем где-нибудь уединиться… на пять минут?
– Вы знаете, – смутно донесся до нее голос, непохожий на ее собственный, – почему меня сюда прислали?
Фермор кивнул:
– И я хочу, чтобы вы отсюда уехали. Подобное заведение – не для вас, вам здесь нечего делать.
– Я вас не понимаю.
– Разве такое возможно?
Открыв какую-то дверь, Фермор заглянул внутрь. Обнаружив, что в маленькой гостиной никого нет, втащил туда Мелисанду и заключил ее в объятия.
– Я не позволю вам здесь оставаться, – страстно произнес он.
– Если здесь существует какое-то зло, то это вы его с собой принесли. До сих пор…
– Это я привел сюда проституток и поставил кровать плодородия? Что сейчас творится в этом здании… в эту минуту? Интересно, какие тайны можно обнаружить, если как следует поискать?
– Но вы сказали, что мадам Кардинглей – друг вашему отцу… и сэру Чарльзу тоже.
– Мой отец – человек своего поколения. Я его люблю и уважаю. Сам во многом на него похож. Он сюда иногда заглядывал, но никогда не привел бы в это заведение мою мать или сестер. Готов поклясться, сэр Чарльз прислал вас сюда, чтобы вам подыскали муженька. Фенелла же держит под этой крышей ярмарку ублюдков.
Мелисанда вырвалась из его рук.
– Всего хорошего! – бросила она.
Рассмеявшись, Фермор снова ее обнял:
– Неужели вы думаете, что, когда мы наконец-то остались с вами наедине, я вас отпущу? То, что я имею вам предложить, по сравнению с этим местом – сама благопристойность.
– Я вам не верю.
– Давайте не будем ссориться и насладимся несколькими минутами уединения. Ах, Мелисанда, знай я, как сильна моя страсть к вам, ни за что не женился бы на Каролине.
– Это вы сейчас говорите, когда ваша свадьба уже состоялась, – возмущенно произнесла Мелисанда. – Теперь можно говорить все, что угодно.
– Я не кривлю душой. Вы не идете у меня из головы. И вам тоже не удастся скрыть от меня своих чувств. Мы созданы друг для друга. И не возражайте.
– Но я буду возражать… Буду! – Голос ее дрожал. К своему ужасу, она обнаружила, что перешла на крик.
Фермор поднял ее и отнес на диван. Присел рядом, не размыкая рук. Теперь он был мягок и нежен, так не отразим, что она ничего не могла с собой поделать.
Некоторое время они молчали. Мелисанда знала, что все ее возражения бесполезны. Она выдала себя и чувствовала, что он торжествует. Ей не оставалось ничего другого, как, оставаясь в его объятиях, позволить ему вытирать своим носовым платком ее слезы.
– Все могло бы сложиться совсем по-другому, – сказала она, – если бы вы вправду любили меня и взяли замуж.
– Я вас не обманываю, – ответил он. – Но что сделано, то сделано. Давайте воспользуемся тем, что нам остается.
– А Каролина?
– Каролине вовсе не обязательно ничего знать.
Мелисанда резко поднялась с дивана.
– Мне нужно идти, – сказала она. – Меня могут хватиться.
– Какое вам до того дело?
– Меня взяли сюда на работу, чтобы я показывала платья.
– С этой минуты вы больше ни на кого не работаете. Вы свободны, любовь моя.
– У меня такое чувство, будто мне никогда не стать свободной.
– Я все устрою. Завтра же найду подходящий дом. Там мы сможем быть вместе… и ничто нас не разлучит.
– Вы не поняли. Я с вами прощаюсь. В его глазах вспыхнул огонек.
– Быстро вы меняетесь. Минуту назад вы вселили в меня надежду…
– Вы сами вселили в себя надежду.
Мелисанда выбежала из комнаты. Пробраться в салон незамеченной было сложно. От глаз Люси и Женевры не ускользнуло ее возвращение. Женевра приблизилась к ней и не отходила до конца вечера. Женевра, дитя лондонских трущоб, взяла под защиту девушку из монастыря.
Фенелле захотелось выпить перед сном чашечку шоколада. Полли, принеся ей это лакомство, села на кровать и вгляделась в лицо хозяйки.
– Вас что-то беспокоит, милая мадам, – заключила она.
– Чепуха! – фыркнула Фенелла.
– Это вы из-за тех, кто на кровати? Никогда им детей не видать. Им и сотня таких кроватей, как наша, не поможет. – Полли хихикнула. – Пятьдесят гиней за ночь! В один прекрасный день кто-нибудь явится и потребует вернуть деньги.
– Кровать редко подводит, Полли, ты это прекрасно знаешь.
– А сегодня может и подвести. Что, если после этого за вас возьмется какой-нибудь из этих реформаторов? Что, если вас обвинят в мошенничестве?
– Замолчи, дурочка. Можно подумать, что я на этого реформатора управы не найду.
– Но бывали же у нас неприятности…
– С которыми мы успешно справлялись. Послушай: трое самых известных законодателей страны – мои близкие друзья. Политики тоже мои друзья. Я поддерживаю дружбу со всеми, кто обладает властью. Не захотят же они, чтобы какой-нибудь скандал опрокинул наш мир наслаждений? Если разразится скандал из-за кровати, то они больше не смогут сюда приходить. Значит, скандала не будет. Нет, не это меня волнует.
– А, так, значит, вас что-то волнует?
– Сказала бы тебе, если б не знала, что ты не способна держать рот на замке.
– Не волнуйтесь, я сама все выясню. Ведь дело в нашей малышке француженке? Мне показалось, что после ужина с ней стало твориться что-то неладное. Глаза у нее на мокром месте, и Женевра от нее ни на шаг не отходит, как овечка от Мэри из детской песенки.
– Сегодня сюда заглянул один человек. Он-то ее и расстроил. Больше он к нам являться не должен. От него добра не жди.
– А что, если поручить его чьим-нибудь заботам? Последний поклонник Кейт что-то к ней охладел. С каждым днем проявляет к нашей девочке все меньше интереса. Бедняжка Китти заслужила утешительный приз.
– Если бы это было возможно. Он большой чаровник, но вряд ли его устроит кто-нибудь, кроме девушки, к которой у него лежит душа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53