Кроме того, мне хотелось узнать историю этой девушки. Она разговорилась и рассказала мне о городе Рохенберге, главном городе Рохенштейна, где она жила с бабушкой, помнившей кончину отца нынешнего герцога и его коронацию. Этот герцог всегда был добрым и здравомыслящим правителем, во многом отличавшимся от своего сына, необузданно принца Карла. Ее бабушка была поглощена верноподданническими чувствами и, вероятно, не отказалась бы принят солдата герцогской гвардии в свой дом, но никогда бы не признала своим человека Людвига. К несчастью, они не поженились, хотя еще немного, и все окончилось б замужеством. Но судьба решила иначе. Она забеременела как раз перед тем, как бомба, предназначавшаяся до герцога, убила ее возлюбленного, оставив ее в одиночестве и добавив к этому бремени груз бесчестья. Этот груз был не под силу ни ей, ни ее бабушке. Она не имел представления, как прокормить себя и ребенка, и видела самый легкий путь – броситься в реку.
– Никогда больше не делай этого, – попросила я. – Ты выкрутишься. Я помогу тебе.
– У тебя все в порядке...
– У меня... у меня нет мужа...
– Ах, так ты вдова? Это печально, но я думаю, у тебя: есть деньги. У большинства пациенток доктора Кляйна они есть. Не знаю, почему он принял меня. Когда меня привезли полуживой и ругали за то, что я чуть не погубила ребенка, он взял меня в клинику и обещал ухаживать за мной.
– Это очень любезно с его стороны. Но у меня тоже нет денег. Мне придется содержать себя с ребенком. Возможно, я буду преподавать английский в женском монастыре.
– У вас есть образование, вы хорошо воспитаны. У меня ничего этого нет. Я девушка из низов.
– Как тебя зовут?
– Гретхен, Гретхен Шварц.
– Я еще навещу тебя, Гретхен, и мы поговорим. Обдумаем, что тебе делать после родов и без денег. Всегда можно найти выход.
– Так вы придете?
Я обещала, и мы посидели еще немного. Когда я ушла от Гретхен, я совсем позабыла о женщинах на лужайке.
В этот день доктор Кляйн навестил меня. Он рад, сказал он, что все идет как надо. По его мнению, роды близки и мы должны быть к ним готовы. После спокойной ночи я чувствовала себя относительно неплохо. Позавтракав, я надела просторный халат и, подойдя к окну, снова увидела женщин на лужайке. Я сразу же вспомнила о Гретхен и решила навестить ее.
Отыскав ее комнату, я поднялась по ступенькам и постучала. Не дождавшись ответа, я открыла дверь и заглянула в комнату.
Она оказалась пустой. Постель была прибрана и выглядела безликой. Окно было приоткрыто, паркет натерт, казалось, комнату приготовили для очередной пациентки.
В разочаровании я вернулась к себе. Тут мне пришло в голову, что Гретхен, вероятно, отвели в родовую и не исключено, что именно сейчас она рожает.
Усевшись у окна, я смотрела на женщин внизу, но не могла выбросить Гретхен из головы.
В этот день у меня начались боли, и вторично за такой небольшой период времени мне пришлось пережить трагедию.
Я помнила мучительную боль и была готова все стерпеть ради ребенка... Абсолютно все.
Я потеряла сознание и, очнувшись, не почувствовала боли.
– Как она? – услышала я чей-то голос.
Ответа не было.
Моя первая мысль была о ребенке, и я протянула pyки.
Кто-то наклонился надо мной. Я проговорила:
– Мой ребенок?..
Ответа не было. Потом откуда-то издалека я услышала – «Ей сказать?»
И кто-то другой ответил: «Подождите». Ужас охватил меня. Я попыталась собраться с силами, но сознание снова покинуло меня.
Доктор Кляйн с Ильзой стоял у моей постели. Здесь же находился доктор Карлсберг. Все они были очень мрачны.
Ильза взяла мою руку.
– Наверно, это к лучшему, – сказала она. – При таких обстоятельствах.
– Что? – закричала я.
– Елена, милая! В будущем ты поймешь почему. Тебе будет легче.
Я больше не могла терпеть эту муку. Я должна знать правду.
– Где мой ребенок?
– Ребенок, – сказал доктор Кляйн, – родился мертвым.
– Нет!
– Да, дорогая, – сказала Ильза нежно. – Все эти переживания, ужасы, все сказалось.
– Но я хотела ребенка. Я хотела маленького... Это был мальчик?
– Это была девочка, – ответила Ильза.
Я видела так отчетливо мою маленькую девочку. Видела ее в крохотном шелковом платьице, подрастающую, отправляющуюся в школу. Я почувствовала слезы на щеках.
– Она была живой, – сказала я.
Я улыбалась от ее жизни во мне, я привыкла ее чувствовать. Нет, нет, должно быть, произошла ошибка. Доктор Карлсберг склонился ко мне.
– Шок от случившегося был слишком силен. И мы ожидали такой исход. Пожалуйста, успокойтесь. Помните, вы теперь свободны и сможете зажить счастливой жизнью.
Счастливой жизнью! Мне хотелось кричать на них. Мой возлюбленный, по вашим словам, никогда не существовал. Я придумала свое замужество. Но ребенок был живое существо, и теперь вы утверждаете, что он мертв.
Ильза сказала:
– Мы позаботимся о тебе, Елена...
Мне хотелось кричать! «Мне не нужна ваша забота. Мне нужен мой ребенок. Как вы смеете ставить на мне опыты! Как смеете пробуждать во мне галлюцинации, не имеющие отношения к действительности?» Если меня обманули, я хочу знать об этом. Нет ничего хуже неопределенности. О, да, определенность появилась. Эта ужасная утрата. Ребенка, который должен был стать моим утешением, у меня отняли.
Я лежала без чувств. Я не ощущала такого отчаяния с тех пор, как они объявили мне, что Максимилиан, которого я считала своим мужем, не более чем миф.
«Ты очень слаба, – сказали они мне, – тебе не следует вставать с постели». Я не чувствовала себя слабой физически, только духовно опустошенной и отчаявшейся.
Все эти месяцы я жила ради моего ребенка. Я представляла в мечтах, как Максимилиан возвращается ко мне и я гордо показываю ему нашего ребенка. Я верила в это так, как всегда верила в реальность тех трех дней совершенного счастья. Я заколебалась, только чтобы не огорчать добрую Илъзу. Но уверенность никогда не Покидала меня. Никогда!
– Я должна увидеть своего ребенка, – сказала я. Доктор Кляйн ужаснулся.
– Это усилит ваше отчаяние.
Я требовала – я хочу видеть свое дитя.
– Мы хороним ее сегодня, – сказал доктор Кляйн.
– Я должна быть там.
– Обряд будет очень простым, а вам нельзя вставать с постели. Вы должны быстрее поправиться.
Я повторила свое требование: я должна видеть своего ребенка, Ильза.
– Елена, милая, все позади. Тебе следует все забыть Ты можешь вернуться домой, забыть весь этот кошмар Пройдет немного времени – и как будто ничего не было. Ты так молода.
Я стояла на своем.
– Так никогда не будет. Все, что, возможно, случится со мной, будет так же незабываемо и реально, как и происшедшее здесь.
– Вы думаете, я смогу это забыть?
– Доктору Карлсбергу теперь это не нужно. Его опыт удался. Ему хотелось бы, чтобы ты вернулась в нормальное состояние.
– Доктор Карлсберг преуспел со своими лекарствами, вызывающими сновидения. Я хочу видеть своего ребенка.
– Елена, дорогая. Лучше не надо.
– Вы пытаетесь убедить меня, что я родила чудовище?
– Конечно, нет. Маленькую девочку, родившуюся мертвой.
– Я ощущала ее такой живой!
– Роды были трудными. Ты так мучилась, гораздо больше, чем представляешь. Все это привело к такому результату. Врачи боялись именно этого. В подобных обстоятельствах это лучший выход.
Я повторила:
– Сегодня они хоронят моего ребенка, я должна видеть ее до погребения.
– Будет лучше...
Я приподнялась на локте и закричала:
– Хватит говорить мне, что мне делать! Я больше не буду жертвой ваших экспериментов.
Ильза казалась испуганной.
– Я переговорю с врачами.
Они усадили меня в кресло на колесиках, потому что доктор не разрешил мне идти. Меня привезли в комнату, где на постаменте стоял маленький гробик. Комната была затенена, но немного света пробивалось через жалюзи и там лежала она, мое маленькое дитя, с маленьким сморщенным личиком, в белом чепчике. Мне хотелось поднять ее на руки, прижать к себе, вдохнуть жизнь в это маленькое слабое тельце.
Горячие слезы хлынули из моих глаз, горькое отчаяние сжало сердце.
Они молча отвезли меня к себе, положили на постель, поправили подушки и расправили простыни. Они делали все, чтобы утешить меня, но утешение не приходило.
Лежа в постели, я слышала голоса женщин с лужайки.
Все кончилось. Сновидение и кошмарный сон. Мне еще не было девятнадцати, но я чувствовала, что пережила больше, чем многие другие за всю свою жизнь.
Ильза не покидала меня ни на минуту. Она постоянно подчеркивала то обстоятельство, что я теперь свободна. Я смогу снова вести прежнюю жизнь, как до Ночи Седьмой луны. Она отвезет меня в Англию, где ничего не изменилось, и это будет для меня наилучшим лекарством.
Я много думала об этом и пришла к выводу, что мне следует поступить именно так.
Мне следует отдалиться от этого безумного приключения. Мне нужно забыть, мне следует начать все сначала.
Я оставалась в клинике доктора Кляйна еще две недели и почти перед отъездом, так я была поглощена своей собственной трагедией, вспомнила Гретхен Шварц.
Я рассказала Ильзе, как я нашла рыдающую девушку в ее комнате, и та обещала разузнать о ней у доктора Кляйна.
Доктор Кляйн сам обратился ко мне.
– Вы спрашивали о Гретхен Шварц. Вы перемолвились словечком. Она рассказала вам свою историю?
– Да, бедняжка. Она была так несчастна.
– Ей не повезло. Она умерла, но с ребенком все в порядке. Прекрасный мальчик.
– А что с ним?
– Ее семья взяла его к себе, и бабушка, а потом дядя обещали позаботиться о нем.
– Бедная Гретхен. Мне так жаль ее.
– Вам пора забыть о печали. Вы поправляетесь и, по словам фрау Глайберг, через несколько недель она отвезет вас на родину.
Мне показалось, что он почти рад этому и уже вычеркнул мое имя из своих списков. Сложный случай, но решенный удовлетворительно.
И вдруг я почувствовала, как слезы заливают мне ресницы – я вообще легко плакала в эти дни, я плакала о потере своей мечты и своего ребенка.
ГЛАВА 6
Через месяц после того, как я смотрела на маленькое мертвое личико, Ильза привезла меня в Англию. Каким спокойным все казалось вокруг. Если когда-нибудь я сумею поверить, что то невероятное происшествие – всего лишь плод моего воображения, то смогу сделать это только здесь, в Англии. Во время поездки Ильза без конца говорила мне о будущем, и главной темой всех этих разговоров было «Забудь!» Чем скорее я забуду, тем скорее смогу начать новую жизнь. Она видела случившееся своими глазами, у меня же был на него свой взгляд. Для нее это было ужасным событием, закончившимся, по ее мнению, удачно. Смерть, по ее словам, разрешила все проблемы. Она не знала, что жива память о трех полных экстаза днях с Максимилианом, она не понимала, что, вынашивая ребенка, рождаешь любовь.
Но она была права, советуя мне оставить это позади. Мне нужно жить и для этого собрать нити своей жизни. Ильза пробыла в Оксфорде всего несколько дней и распрощалась. Я почувствовала, что ее отношение ко мне изменилось. Возможно, она сожалела, что пригласила меня сопровождать ее с Эрнстом в тот день около десяти месяцев тому назад, но, когда я провожала ее на станцию, она взяла с меня обещание писать ей о своих делах и казалась такой же расположенной ко мне, как и всегда. В Оксфорде все сочли, что я изменилась, и я не сомневалась в их правоте. Исчезла веселая девушка, ее сменила довольно сдержанная женщина, выглядевшая старше своих девятнадцати лет.
Дома тоже произошли изменения. Тетя Каролина, всегда критически относившаяся к обществу, теперь рассердилась на него. Все вокруг были не правы. Тетя Матильда получала добрую часть этого осуждения, но вскоре я стала основным источником этого недовольства. О чем я думала, болтаясь без дела почти год, она не знала. Совершенствуя немецкий?! Для нее достаточно было знания английского языка, да и для всех остальных. Я вернулась домой не солоно хлебавши, насколько она понимает. Может быть, я привезла новые рецепты? Ей, конечно, совсем ни к чему заграничные способы стряпанья, дело не в этом... У меня появилась способность делать вид, что я слушаю ее, и не слышать ни одного слова. Тетя Матильда тоже изменилась. Телесные недуги все еще служили основным источником ее волнений, но теперь она очень сдружилась с Клисами из книжной лавки.
– Что меня удивляет, – саркастически заметила тетя Каролина, – что ты еще не поселилась у них.
– Знаешь, Елена, – поделилась со мной тетя Матильда. – Когда так много приходится думать о делах в лавке, им просто не хватает времени подумать о себе. Грудку Амелии не совсем в порядке, а когда представишь, как тяжело приходится мистеру Клису с одной почкой, работающей за две...
Она выглядела счастливее, чем была до моего отъезда, я очень привязалась к ней. Она всегда тайком притаскивала что-то из белья для починки из дома Клисов, так, чтобы не заметила тетя Каролина, и потом также тайком штопала его. Такое поведение тетя Каролина называла потерей чувства собственного достоинства.
Гревилли были рады меня видеть и пригласили отобедать у них через несколько дней после моего возвращения. Миссис Гревилл тепло обняла меня.
– Моя милая Елена, – сказала она, – с чего это вы стали такой тонкой?
Она взяла мое лицо в свои руки пытливо взглянула мне в глаза. Я покраснела.
– У вас все в порядке, Елена?
– Да, а почему бы нет.
– Вы изменились.
– Повзрослела на год.
– Нет, не только это.
Она выглядела обеспокоенной, и я, успокаивая, поцеловала и объяснила, что не совсем пришла в се после дороги.
– Да, и еще ваши тети... – сказала миссис Гревилл с легкой гримаской и добавила: – Энтони так рад, что вы вернулись. Мы все рады.
Это был счастливый вечер. Они радовались моему приезду, задавали кучу вопросов по поездке, и, когда они касались моих личных впечатлений, я старалась избегать их. Я рассказала им о легендах леса.
Энтони показал прекрасное знание этих сказаний.
– Они пришли к нам из дохристианских времен. Я думаю, что некоторые верования живут и поныне.
– Думаю, что да, – сказала я и вспомнила, как стояла на площади, наблюдая за танцорами, как увидела фигуру мужчины в рогатом шлеме и услышала нежный шепот:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40