Аманда встала с каменистой земли и пошла к нему; ее синие глаза, сияющие, как сапфиры, встретились с его взглядом. Она плыла, и все вокруг нее как будто растворилось, когда Аманда взяла протянутую руку Рафаэля, все еще глядя в его львиные глаза, светящиеся насмешкой. Неужели он думал, что она не посмеет танцевать с ним?
Босая, без нижних юбок под тонкой хлопчатобумажной юбкой, Аманда начала танцевать; ее ноги сами вспоминали ритм и движения. Все, о чем она могла думать, все, что она осознавала, был Рафаэль — в танце его красивое лицо находилось всего в нескольких дюймах от ее лица. Темп танца убыстрялся, и ее босые ноги энергичнее взбивали пыль на каменистой земле.
Она танцевала с Рафаэлем так близко, что ее грудь под свободной рубашкой почти касалась его груди, и воспоминания о той давно прошедшей ночи в Лос-Аламосе вспыхивали в голове Аманды. Только сегодня все было по-другому. Сегодня она танцевала более уверенно, зная фигуры танца и ритм. А вот Рафаэль… Любит ли он ее или все еще уверен, что она неверна ему?
Каблуки Рафаэля ритмично стучали по земле; он танцевал с небрежной легкостью и грацией, читая в глазах Аманды любовь и неуверенность. Он не знал, чему верить, и был не в силах выбрать между гневом и мучительным желанием, а это заставляло его злиться на самого себя. Как мог он позволить этой хрупкой женщине так сильно влиять на его жизнь? С того момента как он помог ей сойти с лошади той ночью в горах над Монтерреем, Аманда постоянно присутствовала в его мыслях, вторгаясь в его жизнь, и он, должно быть, сошел с ума, приведя ее с собой из Керетаро. Ему следовало оставить ее в городе с Лопесом, вместо того чтобы гоняться за ней как влюбленный мальчишка.
Но черт возьми, как он хотел эту страстную Аманду, которая бросала на него горящие взгляды; ее губы чуть раскрывались, она танцевала все ближе и ближе к нему, и от напряжения на ее коже выступили мерцающие капельки.
О да, она знала, что он желает ее. Ее губы приоткрылись в полуулыбке, показывающей белые зубы, она учащенно дышала, закидывая голову назад. Ее темные волосы, влажные на висках, вились мелкими колечками надо лбом, и она отбрасывала их плавным движением, ее взгляд не отрывался от его глаз.
Внезапно остановившись, Рафаэль схватил Аманду на руки и понес в чернильную темноту за границу лагеря. Несколько долгих минут никто не произносил ни слова, потом Маргарита услышала, как кто-то шепотом признал, что американка танцует довольно-таки хорошо.
Теперь дни были разделены на посещения: время, когда Рафаэль возвращался из вылазок по поручению Эскобедо, Аманда считала короткими визитами, а время, когда он отсутствовал, всегда казалось ей бесконечным.
Часто Аманда просыпалась среди ночи и находила Рафаэля лежащим рядом с ней, погруженным в усталый сон; его сапоги все еще покрывала дорожная пыль. А потом, всего лишь через несколько часов, он снова уезжал, в очередной раз оставляя ее.
Аманда с обновленной энергией погрузилась в повседневную работу: что угодно, лишь бы забыть о напряжении между ними, о долгих, задумчивых взглядах, которыми он смотрел на нее, как будто пытаясь решить, позволить ей остаться с ним или нет.
А лучше ли для нее остаться с ним, если он постоянно обвиняет ее в том, чего она никогда не делала? Черт возьми, придет день, когда ему придется выслушать ее — действительно выслушать, и когда он в конце концов скажет, что верит ей.
— Рафаэль не может признаться в этом даже себе, — сказал ей Рамон; его темные глаза переполняла жалость. — Но однажды он это сделает, сеньора, я уверен.
Рамон был для нее огромным утешением: изо всех сил стараясь рассмешить ее, он пытался как мог объяснить мрачное настроение Рафаэля и при этом оставался на нейтральной позиции.
— Я могу делать это, потому что одинаково люблю вас обоих, — серьезно объяснял Рамон, — но должен признать, что вы гораздо красивее, чем Эль Леон.
И все же Рамон не мог помочь в самые плохие времена, когда Рафаэль возвращался в лагерь, переполненный горечью и саркастичными замечаниями.
— Агнес дю Сальм только что приехала из Такубайи, — сообщил Рафаэль Аманде как-то днем, наблюдая за ее реакцией с циничным весельем. — Ты помнишь свою подругу — ту, что была твоей компаньонкой, когда ты дрейфовала от одного любовника к другому? Она заставила глупого генерала убедить Диаса позволить ей поехать в штаб-квартиру Эскобедо.
И Агнес действительно приехала в нелепом ярко-желтом фиакре в сопровождении своей горничной и терьера Джимми. Ее появление в последний день апреля вызвало сенсацию.
— Ты прекрасно знала, что так и будет, — рассмеялась Аманда, найдя Агнес в уютной асиенде, где ее разместили. Она была безумно рада снова увидеть старую подругу. — Сколько женщин смогли бы проехать сотни миль по этой кишащей разбойниками дороге в таком экипаже, чтобы навестить своего раненого мужа?
— Да все, кто хочет довести дело до конца, когда эти посмешища-мужчины сидят и ждут приказов, — быстро парировала Агнес. — О, Аманда, я так рада снова видеть тебя! У тебя все в порядке? — Она импульсивно обняла ее, справилась о Стивене, а потом проворковала с Лукавой улыбкой: — Полагаю, ты нашла своего прекрасного хуариста — того, кто так долго делал тебя несчастной?
— Да, я нашла его.
— И он все еще делает тебя несчастной, как я вижу. — Агнес глубоко вздохнула и усадила Аманду рядом с собой на длинную кушетку в тени веранды. — Ну так расскажи мне, — предложила она, устраиваясь с ногами на кушетке и с возрастающим волнением готовясь слушать бесстрастное повествование Аманды о последних событиях.
— Но это же так ужасно! — воскликнула Агнес, когда Аманда закончила. — Почему он не верит правде?
Аманда пожала плечами и, сцепив руки на коленях, посмотрела мимо Агнес на двор асиенды.
— Не думаю, что он хочет поверить мне. Рафаэль — надменный мексиканец, отказывающийся показать, что у него есть чувства; к тому же сейчас ему проще этого не делать. Кроме того, тогда ему придется признать, что он ошибся и недооценил меня, а Рафаэль никогда этого не сделает.
— Что за глупость! И чем же тогда он такой идеальный? Праведное негодование подруги заставило Аманду рассмеяться.
— Хватит обо мне, Агнес. Скажи лучше, что с Феликсом и с императором!
— О, я не знаю, какова сейчас ситуация, Аманда, и не хочу даже думать об этом! Уверена, ты слышала, как плохи дела в городе. Люди дошли до того, что едят лошадей и мулов, воды и других припасов опасно мало. Маркес, этот трусливый предатель, бросив свою армию, бежал — и это после того, как предполагалось, что он соберет деньги и подкрепление! Я видела его, и могу подтвердить — этот человек вел себя так, словно он Бог, а император всего лишь его марионетка.
— Рафаэль говорит, что боевой дух в Керетаро сейчас очень низок, и там никто больше не верит в победу. Как это ужасно для них и как они, наверное, страдают!
— Я собираюсь встретиться с Хуаресом, — твердо заявила Агнес, — и буду молить его за всех них. Уверена, он не откажет мне.
— Но, Агнес, мне кажется, что Бенито Хуарес не тот человек, которого можно убедить сделать что-то, чего он не хочет делать, — возразила Аманда, заранее зная, что все ее попытки отговорить подругу будут тщетны.
Ранним утром следующего дня Агнес был предоставлен дилижанс, и вооруженный эскорт сопроводил ее в Сан-Луис для аудиенции с el presidente.
— Ей еще повезло, что ее не посадили под замок, — сухо заметил Рафаэль. — Но тут все дело в рыцарстве Эскобедо. Дю Сальм не только не был ранен, как она заявила, но принес нашей армии вреда больше, чем любой другой офицер, сражающийся за императора!
Аманда натянуто улыбнулась.
— Агнес очень решительна, — пробормотала она.
— Решительность не вернет ее сюда. Хуарес не удовлетворит ее просьбу и к тому же не позволит ей вернуться.
Уже на следующей неделе яростно нацарапанное письмо из Сан-Луиса подтвердило пророчество Рафаэля.
«Но мы скоро с тобой увидимся. Берегись Лопеса», — закончила Агнес свою записку, и Аманда нахмурилась. Лопес был доверенным генералом Максимилиана — тогда зачем Агнес упомянула его?
Максимилиан переехал из Серро в более удобное жилище в монастыре Ла-Крус. Император все еще настаивал, что будет выполнять свой военный долг, несмотря на плохое здоровье, и принц дю Сальм рассказывал нескольким офицерам, как однажды ночью он вдруг увидел Максимилиана, стоящего рядом с ним «с этой доброй, благожелательной улыбкой, которая согревает сердце».
— Ходят слухи, что по ночам он посещает траншеи, — сообщил Рафаэль Рамону и Аманде одним теплым майским днем. — Вооруженный только своим моноклем, Максимилиан разговаривает с солдатами и спрашивает, получают ли они полагающийся им паек.
— Это потому, что мексиканские офицеры склонны плохо обращаться с солдатами и оставляют себе часть их пайка и жалованья, — убежденно заявил Рамон. — Я это знаю, потому что когда-то был одним из них.
Храбрый, внимательный Макс, подумала Аманда. Как это похоже на него — обращаться с бедными простыми солдатами как с достойными людьми. Он делит с ними опасности и лишения, хотя мог требовать гораздо большего.
— Мендес и Мирамон на военных советах постоянно стремятся перегрызть друг другу глотки, — говорил Рафаэль, — обвиняя друг друга в предательстве. — Его янтарные глаза скользнули на Аманду, и когда она поймала его взгляд, то перестала лепить маисовую лепешку, каким-то образом догадавшись, о ком он говорит.
Вытянув перед собой длинные ноги, Рафаэль небрежно продолжал:
— Похоже, принц Сальм вызвался поехать без эскорта в Мехико, чтобы передать личное послание от императора офицерам австрийских полков, но каким-то образом его план был раскрыт. Неприятельское заграждение встречало его везде, где бы он ни пытался пройти, а орудия поставили на позиции, где их обычно не было. Принц Сальм все еще не подозревает, что в императорском окружении есть предатель, но нам-то лучше знать — верно, Аманда?
— И мы действительно знаем? — Ее подбородок взлетел вверх с явным вызовом, и Аманда посмотрела прямо в его прищуренные глаза, подзадоривая его произнести свой обвинения.
— Да, думаю, мы оба знаем. Твоего друга, Мигеля Лопеса, обуяли зависть и жадность. Этот Лопес доведет Ла-Крус до падения, потому что император доверяет ему настолько, что назначил его командовать там. И все же Лопес чувствует, что теряет расположение Максимилиана, потому что теперь принц Сальм стал постоянным компаньоном императора. Сальм часами остается, запершись с императором и обсуждая важные планы, в то время как Лопеса не допускают даже на военный совет. Глупая ошибка, ты не согласна?
— Этот вопрос требует ответа, Рафаэль? — Аманда пристально посмотрела на него. — И ты думаешь, я знаю ответ?
Рафаэль пожал плечами.
— Сейчас не важно, что ты знаешь. Они в отчаянной ситуации, доступ к воде им отрезан, и люди голодают. Всего несколько дней — и начнется эпидемия. Сейчас они сделают свой последний шаг, потому что просто вынуждены. — Он встал и со странным выражением лица посмотрел сверху вниз на Аманду. — Прошлой ночью я говорил с Лопесом, Аманда, и буду разговаривать с ним сегодня вечером в последний раз. Ему — к несчастью — удастся выйти из всего этого живым. А для тебя настало время сделать выбор.
Когда Рафаэль резко повернулся и вышел, Аманда, словно оглушенная, посмотрела ему вслед, не понимая, что он имел в виду.
— Рамон, неужели он считает, что я хочу уйти с Лопесом? Я презираю этого человека! Разве он этого не знает?
— Похоже, что не знает, — осторожно ответил Рамон. — И кому-то нужно ему это сказать.
— Предполагается, что я должна защищаться от обвинений, не имеющих под собой никаких оснований? Он сам придумал эти нелепости, так пусть с ними и живет! — Аманда была обижена и рассержена, не понимая, как Рафаэль мог хоть на мгновение подумать, что она предпочла ему такого человека, как Мигель Лопес. Сама эта идея смехотворна! Раз так, пусть потеряет сон, пусть немного помучается!
Сон Рафаэль не потерял, но стал раздражительным и злобным, до полуночи оставаясь в одиночестве. Будь проклята Аманда! Как могла она вести себя так невинно, когда он все знает? Он своими ушами слышал Лопеса, слышал его планы забрать с собой Аманду, когда Керетаро падет. Хуже всего, что Аманда согласилась с этими планами. Он дерзко прочитал записку, которую Лопес беспечно оставил на столе в прокуренном баре, где они встречались, а потом спросил сопровождавших Лопеса офицеров и узнал, что это записка от жены дона Фелипе Леона.
— Она без ума от полковника, amigo, как и все женщины! Я постоянно приношу ему записки, и по всей Мексике сеньориты рыдают по нему, — сказал один из офицеров.
Записка, подписанная только торопливо нацарапанной буквой «А» и говорящая о вечной любви, была согласием встретиться с Мигелем Лопесом после того, как империя падет.
Даже Мирамон теперь понимал, что Керетаро нельзя больше защитить. Впервые генералы согласились друг с другом в том, чтобы попытаться прорваться со всем гарнизоном в надежде добраться до Сьерра-Корда и побережья. Прорыв назначили на полночь четырнадцатого мая, но место решили не объявлять до самого последнего момента, чтобы предупредить возможное предательство. Три тысячи родичей Томаса Мехиа, живущих в городе, собирались занять позиции, оставленные гарнизоном, и отвлечь внимание врага ружейным огнем. На рассвете они бросят оружие и вернутся по домам. Это был безумный, безрассудный план с хорошими шансами на успех.
Рафаэль уехал, не увидев Аманду; пришпорив коня, он направился к городским стенам. Если, вернувшись, он застанет ее, в прощании нет нужды, а если нет — он не хотел с ней прощаться.
Полковник Лопес должен был встретиться с ним, и Рафаэль ждал у самых позиций хуаристов. Накануне вечером Лопес и Рафаэль тайно встречались с Эскобедо. Генерал Эскобедо потребовал безоговорочной сдачи города. Если Лопес согласится сдать Ла-Крус, ему были обещаны свобода, жизнь и три тысячи унций золота. Алчность и трусость побудили полковника согласиться, и император был приговорен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46