Брал кабину тут, ценник необыкновенный
Ее темные волосы слегка вились, за ухом в них был воткнут красный цветок, оттеняющий черные как ночь глаза.
Сжатые в кулаки руки Консуэлы уперлись в пышные бедра, когда она окинула Аманду оценивающим взглядом, полным презрения, отчего ту бросило в холод. Эта женщина не компаньонка, а надсмотрщица! Когда Фелипе ответил, Аманда окончательно уверилась в этом.
— Консуэла знает меня много лет, и я полностью ей доверяю, а вам нет, моя очаровательная жена. — Рука Фелипе обвилась вокруг талии Консуэлы, его ладонь гладила ее руку, а улыбка стала шире, когда он встретил презрительный взгляд Аманды.
Консуэла — его любовница, и он намеренно выставляет это напоказ, подумала Аманда, но ей было все равно. Важно только то, что теперь она фактически узница, вынужденная оставаться в своей спальне в огромной асиенде недалеко от Сан-Луиса, в то время как Фелипе непреклонно преследует Рафаэля.
Отбросив назад длинные пряди черных как смоль волос, Консуэла, покачивая бедрами, подошла к Аманде.
— Мы станем очень близки, вы и я, — с издевкой произнесла она, и уголки ее широкого рта приподнялись в улыбке, больше напоминающей улыбку шлюхи.
— Сомневаюсь. Я научилась держаться подальше от сброда, — холодно произнесла Аманда, глядя прямо в глаза женщине, и Консуэла отпрянула как после пощечины, темные глаза ее сузились от ненависти. «Глупая гринга», зло подумала она. Неужели эта бледнокожая североамериканка думает, что может удержать Фелипе? Нет! Он принадлежит ей, Консуэле, и она еще будет праздновать победу. Фелипе женился на Аманде только из-за ее земли; так он сказал ей, и Консуэла знала, как много эти акры плодородной техасской земли значили для него. Но сейчас, когда он получил их, эта женщина ему больше не нужна. От нее можно достаточно легко избавиться. Время решит эту проблему, время и изобретательность. А Консуэла им поможет…
— Думай, что говоришь, — прошипела женщина, подходя ближе и злобно глядя на Аманду прищуренными глазами, — а то я заставлю тебя пожалеть об этом!
— Быть вынужденной терпеть ваше общество уже достаточное наказание. — Аманде удалось произнести это спокойно, но внутренне она дрожала от ярости. Будь проклят Фелипе за это оскорбление! Он знал, что она почувствует, знал, что она возненавидит его еще больше после этого.
Все последние дни их пребывания в Куэрнаваке Фелипе постоянно изводил Аманду допросами, то угрожая, то стараясь обмануть: его желание найти Рафаэля превратилось в одержимость. Он не отпускал ее от себя, как будто боялся, что Рафаэль вернется за ней, и возил жену с собой во время поездок с Максимилианом. Аманда колесила с ними по всей стране, то проводя ночь у индейского вождя и деля с ним простую еду у костра, то посещая богатого плантатора, чья асиенда была меблирована исключительно в английском стиле. Они ездили в Мехико, где Аманду возили на карнавалы и в итальянскую оперу, принимала она участие и в пышных религиозных процессиях. Это было и морально и физически изнурительно, и Аманда испытала облегчение, когда Фелипе наконец объявил о своем решении вернуться домой.
Однако поездка в Каса-де-Леон оказалась еще одним испытанием. Долгие часы ядовитых замечаний и запутанных вопросов о Рафаэле, на которые Аманде каким-то образом удавалось отвечать, изматывали ее. Голова начала болеть, и она почувствовала такую тошноту, что не могла сидеть в раскачивающейся карете. Бархатные подушки и парчовые драпировки, закрывающие запыленные окна, никак не облегчали положение. От долгих часов сидения затекали ноги и спина, а пыль, проникающая сквозь окна и тяжелые занавески, вызывала кашель.
Хотя они вот уже три недели как вернулись в Каса-де-Леон, Аманда часто чувствовала тошноту. Это можно было бы объяснить переменой климата или тем, что ей почти не хотелось есть в последнюю неделю, устало подумала она. Это также можно было отнести на счет эмоционального напряжения, в котором она постоянно находилась из-за вечного страха за Рафаэля и растущей ненависти к мужу.
Как-то, говоря с ней, Фелипе сообщил ей своим холодным, бесцветным голосом, что уготовил брату, когда тот будет пойман. Она больше никогда не станет свободной.
Аманда слушала вполуха, и осторожная улыбка блуждала на ее губах, улыбка, от которой Фелипе впал в безумную ярость. Он схватил ее за руку и рванул к себе.
— Я всегда получаю то, чего хочу, Аманда, и на этот раз будет так же. Не забывай об этом.
— Как я могу забыть, Фелипе, когда ты постоянно напоминаешь мне? Но возможно, ты также вспомнишь, — проворковала она, — что Рафаэль тоже никогда не проигрывает.
Привычное спокойствие изменило Фелипе, и он с размаху ударил ее так, что она покачнулась. След его руки отпечатался на ее лице. Хотя слезы были готовы брызнуть из ее глаз, Аманда не издала ни звука — лишь спокойно повернула голову и посмотрела в черные глаза Фелипе с презрительной улыбкой. Ее синие глаза под тенью ресниц горели ненавистью.
— Вы заплатите и за это, дон Фелипе, — тихо произнесла она, сжимая кулаки, и только потом заметила, как ее острые ногти врезались в ладони.
— Думаешь, ты что-то можешь мне сделать? Ну надо же! — насмешливо произнес Фелипе и грубо оттолкнул ее. — Ты невинная овечка среди волков, Аманда, уверяю тебя. У меня есть множество разных способов заставить тебя пожалеть, если ты попытаешься отомстить мне.
Аманда не хотела, чтобы он видел ее страх, когда Фелипе повернулся к своей любовнице с коротким приказом:
— Держи ее здесь, Консуэла. Она не должна покидать эти комнаты, иначе тебе придется ответить за это.
Даже у Консуэлы пробежал по спине холодок от откровенной угрозы в его тоне. Она молча кивнула, и Фелипе вышел из комнаты, захлопнув дверь. Женщины остались одни. Аманда повернулась и смерила Консуэлу задумчивым взглядом. Надо признать, ее тюремщица обладала экзотической красотой: длинными вьющимися волосами и черными миндалевидными глазами. Возможно, она была бы даже еще красивее, если бы не постоянное выражение недовольства, из-за чего ее полные губы постоянно кривила саркастическая улыбка.
— Итак, — насмешливым тоном начала Консуэла, — нам придется быть вместе, нравится тебе это или нет. Мне, к примеру, совсем не нравится.
— Это идея вашего любовника, а не моя. — Аманда небрежно пожала плечами, отвернулась и подошла к окну. Уже наступил полдень, и из окна второго этажа было видно очень далеко. Она смотрела на покрытые фиолетовыми тенями горы, кажущиеся темными и таинственными, обещающими свободу. Может, Рафаэль сейчас скрывается в этих горах? Или он вернулся в Нуэво-Леон?
В следующие недели Аманда мало слышала о войне, только обрывки новостей, которые ей сообщал Хорхе, старый слуга, знавший Фелипе и Рафаэля еще детьми. Старик трижды в день приносил поднос с едой и через некоторое время стал рассказывать ей кое-что в отсутствие Консуэлы.
Консуэла. Эта женщина наслаждалась, видя, как Аманда терзается сомнениями и страхами, и дразнила ее цветистыми рассказами о жизни вне Каса-де-Леон.
— Я слышала, многих повстанцев поймали и казнили, включая самого известного bandido, которого мы все знаем, — злорадно заявила она однажды. Аманда постаралась, как обычно, не обращать внимания, но Консуэлу было нелегко заставить замолчать. — Вы не слышите меня, донья Аманда? — Консуэла опустила ноги с дивана и встала, откинув назад волосы знакомым жестом, который Аманда уже начинала ненавидеть.
— Я слышала вас, и ваши слова мне интересны не больше, чем обычно, Консуэла. — Намеренно скучающий и чуть насмешливый тон Аманды привел мексиканку в бешенство.
— Думаешь, я лгу? Глупая женщина! — Зашелестела бумага, и перед лицом Аманды оказалась листовка — довольно потрепанная бумажка, объявляющая о казни сотен повстанцев и триумфе французских и австрийских войск.
Легкие Аманды начали болеть, и она поняла, что задержала дыхание, пробегая глазами страничку в поисках новостей о Рафаэле. Его имя не упоминалось, и она медленно выдохнула.
— Я не вижу имени Эль Леона, Консуэла. Это только обычные отчеты. — Глаза Аманды встретились с гневным взглядом Консуэлы, и она вызывающе приподняла подбородок. — Его больше никогда не поймают, и он вернется ко мне. А когда он вернется, вы и ваш любовник побежите, как ошпаренные кошки, но нигде не спрячетесь.
Консуэла занесла руку для удара, и резкое шипение раздалось в воздухе между ними, но Аманда схватила ее запястье с удивившей ее саму силой.
— Ты не посмеешь, Консуэла. Как Фелипе объяснит это друзьям императора, на которых собирается произвести впечатление? — Презрительная улыбка тронула губы Аманды, когда она отбросила руку Консуэлы, пренебрежительно фыркнув. — Он, разумеется, не может представить тебя как свою жену — его станут презирать за неравный брак.
Щеки Консуэлы пылали от гнева, когда она отвернулась, не говоря ни слова, и Аманда поняла, что попала в больное место. Фелипе держал ее подальше от глаз, когда в Каса-де-Леон приезжали важные гости, и хотя она не осмеливалась высказать свои возражения хозяину, ее это возмущало. Где-то в глубине души она знала, что Фелипе никогда не женится на ней, даже если Аманда вдруг навсегда исчезнет из Мексики, но все же Консуэла не желала признавать это вслух.
Хорхе был единственным связующим звеном между Амандой и внешним миром и изо всех сил старался смягчить напряжение между женщинами. В те нечастые моменты, когда Консуэла была с Фелипе, Хорхе садился и разговаривал с Амандой или просто слушал. Старик говорил с ней о Рафаэле, рассказывал о его детстве и юности и о той неприязни, которая всегда существовала между братьями.
— Я всегда говорил, что когда-нибудь между ними прольется кровь, — сказал он ей однажды днем, когда Консуэла ушла. — Дон Луис никогда не хотел замечать этого, но, думаю, он знал. Именно поэтому он хотел устроить так, чтобы Рафаэль уехал учиться в университет в Европе. Вот только Рафаэль не поехал, сказав, что он мексиканец и будет учиться в своей родной стране. Ах, дон Луис был тогда просто в ярости, и я думаю, если бы он прожил дольше, он заставил бы Рафаэля поехать.
— Но я думала, Рафаэль действительно ездил в Европу, — заметила Аманда, и Хорхе кивнул.
— Si, после смерти дона Луиса Рафаэль ездил в Европу, потому что знал, как отец хотел этого. Так он выказал уважение к его памяти.
Какой же это сложный человек — Рафаэль, подумала Аманда. Теперь она начинала понимать его чуть лучше. Между Рафаэлем и Фелипе всегда существовало жестокое соперничество, становившееся только острее оттого, что дон Луис отказывался признавать их вражду. У нее осталось лишь смутное воспоминание о доне Луисе, красивом смеющемся мужчине, который ни к кому не относился плохо. Ему было трудно понять своих сыновей, предположила она.
— Все любили дона Луиса, — тихо сказал Хорхе, и в его глазах заблестели слезы, когда он вспомнил прежнего дона. — Когда он умер, настала неделя траура — все вокруг, даже крестьяне и пеоны, купцы и лавочники, скорбели по нему. Он был хорошим человеком. Дон Луис отнесся бы с презрением к ненависти между своими сыновьями и не потерпел бы, чтобы этот дом разделился из-за их конфликта.
— А какие новости, Хорхе? Что сейчас происходит? — спросила Аманда, меняя тему. — Ты знаешь, где сейчас сражается Эль Леон?
Качая головой, Хорхе ответил, что об Эль Леоне нет вестей. Военная ситуация быстро меняется в худшую для французов сторону. Маршал Базен в северных штатах начинает систематическую эвакуацию. Мазалтан, единственный порт на Тихоокеанском побережье, все еще удерживаемый императорскими войсками, оказался бесполезным, потому что все земли вокруг перешли в руки мятежников. Со стороны Мексиканского залива Томас Мехиа был осажден в порту Матаморос, который полдюжины раз переходил из рук в руки. Он засыпал Максимилиана телеграммами, умоляя прислать денег, чтобы заплатить войскам. Вся страна между Матаморосом и Тампико фактически находилась под контролем повстанцев, а на посылаемые под охраной военных конвои с товарами постоянно нападали грабители. Контролируемая императором территория сжималась прямо на глазах; грабили даже города, стоящие на главной дороге на Веракрус.
Сейчас Максимилиан был в Ла-Борда-Куинтас в Куэрнаваке, а Карлота готовилась к поездке из Мехико в Чапультепек. Ободренный успехом своей жены во время посещения Юкатана, Максимилиан вновь уверовал в ее дипломатический талант. Карлота проводила много недель в столице, пытаясь разобраться с ситуацией, которая быстро выходила из-под контроля. Партизаны, терроризировавшие страну, стали столь многочисленны, что шестидесятикилометровую дорогу между Куэрнавакой и Мехико приходилось постоянно патрулировать.
Но самый тяжелый удар пришелся на раннюю весну, когда Австрия, отвечая на давление со стороны Соединенных Штатов, приостановила вербовку волонтеров для войны в Мексике. Две тысячи человек уже были готовы отплыть из Триеста, когда прибыл приказ вернуть их в казармы. Находясь под угрозой европейского конфликта, Франц Иосиф, брат Максимилиана, не имел никакого желания впутывать свою страну в войну с Америкой.
Дезертирство Австрии разбило последние надежды Максимилиана. Его счастье в Куэрнаваке растаяло как дым, уступив место глубокой депрессии, обострившей боли в животе и дизентерию, которой он страдал почти постоянно. Вернувшись в Мехико, покинутый всеми император начал прислушиваться к немногим верным друзьям, говорившим с ним об отречении. Но Карлота, при первом же намеке на отречение, бросила всю силу своего властного характера на битву за сохранение мексиканской короны.
Однажды Аманду удивила посетившая Каса-де-Леон с коротким визитом императрица — она сказала, что очень скучала по ней в эти прошедшие недели. Фелипе уехал кататься после обеда, и Консуэла неохотно выпустила Аманду из ее спальни. Опасаясь реакции Фелипе, она попыталась остаться в зале вместе с Амандой и Карлотой, но императрица высокомерно отослала служанку.
— Донья Аманда, ваше общество было всегда таким приятным, а ваша честность такой живительной, — проворковала Карлота, потягивая чай из изящной фарфоровой чашки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Сжатые в кулаки руки Консуэлы уперлись в пышные бедра, когда она окинула Аманду оценивающим взглядом, полным презрения, отчего ту бросило в холод. Эта женщина не компаньонка, а надсмотрщица! Когда Фелипе ответил, Аманда окончательно уверилась в этом.
— Консуэла знает меня много лет, и я полностью ей доверяю, а вам нет, моя очаровательная жена. — Рука Фелипе обвилась вокруг талии Консуэлы, его ладонь гладила ее руку, а улыбка стала шире, когда он встретил презрительный взгляд Аманды.
Консуэла — его любовница, и он намеренно выставляет это напоказ, подумала Аманда, но ей было все равно. Важно только то, что теперь она фактически узница, вынужденная оставаться в своей спальне в огромной асиенде недалеко от Сан-Луиса, в то время как Фелипе непреклонно преследует Рафаэля.
Отбросив назад длинные пряди черных как смоль волос, Консуэла, покачивая бедрами, подошла к Аманде.
— Мы станем очень близки, вы и я, — с издевкой произнесла она, и уголки ее широкого рта приподнялись в улыбке, больше напоминающей улыбку шлюхи.
— Сомневаюсь. Я научилась держаться подальше от сброда, — холодно произнесла Аманда, глядя прямо в глаза женщине, и Консуэла отпрянула как после пощечины, темные глаза ее сузились от ненависти. «Глупая гринга», зло подумала она. Неужели эта бледнокожая североамериканка думает, что может удержать Фелипе? Нет! Он принадлежит ей, Консуэле, и она еще будет праздновать победу. Фелипе женился на Аманде только из-за ее земли; так он сказал ей, и Консуэла знала, как много эти акры плодородной техасской земли значили для него. Но сейчас, когда он получил их, эта женщина ему больше не нужна. От нее можно достаточно легко избавиться. Время решит эту проблему, время и изобретательность. А Консуэла им поможет…
— Думай, что говоришь, — прошипела женщина, подходя ближе и злобно глядя на Аманду прищуренными глазами, — а то я заставлю тебя пожалеть об этом!
— Быть вынужденной терпеть ваше общество уже достаточное наказание. — Аманде удалось произнести это спокойно, но внутренне она дрожала от ярости. Будь проклят Фелипе за это оскорбление! Он знал, что она почувствует, знал, что она возненавидит его еще больше после этого.
Все последние дни их пребывания в Куэрнаваке Фелипе постоянно изводил Аманду допросами, то угрожая, то стараясь обмануть: его желание найти Рафаэля превратилось в одержимость. Он не отпускал ее от себя, как будто боялся, что Рафаэль вернется за ней, и возил жену с собой во время поездок с Максимилианом. Аманда колесила с ними по всей стране, то проводя ночь у индейского вождя и деля с ним простую еду у костра, то посещая богатого плантатора, чья асиенда была меблирована исключительно в английском стиле. Они ездили в Мехико, где Аманду возили на карнавалы и в итальянскую оперу, принимала она участие и в пышных религиозных процессиях. Это было и морально и физически изнурительно, и Аманда испытала облегчение, когда Фелипе наконец объявил о своем решении вернуться домой.
Однако поездка в Каса-де-Леон оказалась еще одним испытанием. Долгие часы ядовитых замечаний и запутанных вопросов о Рафаэле, на которые Аманде каким-то образом удавалось отвечать, изматывали ее. Голова начала болеть, и она почувствовала такую тошноту, что не могла сидеть в раскачивающейся карете. Бархатные подушки и парчовые драпировки, закрывающие запыленные окна, никак не облегчали положение. От долгих часов сидения затекали ноги и спина, а пыль, проникающая сквозь окна и тяжелые занавески, вызывала кашель.
Хотя они вот уже три недели как вернулись в Каса-де-Леон, Аманда часто чувствовала тошноту. Это можно было бы объяснить переменой климата или тем, что ей почти не хотелось есть в последнюю неделю, устало подумала она. Это также можно было отнести на счет эмоционального напряжения, в котором она постоянно находилась из-за вечного страха за Рафаэля и растущей ненависти к мужу.
Как-то, говоря с ней, Фелипе сообщил ей своим холодным, бесцветным голосом, что уготовил брату, когда тот будет пойман. Она больше никогда не станет свободной.
Аманда слушала вполуха, и осторожная улыбка блуждала на ее губах, улыбка, от которой Фелипе впал в безумную ярость. Он схватил ее за руку и рванул к себе.
— Я всегда получаю то, чего хочу, Аманда, и на этот раз будет так же. Не забывай об этом.
— Как я могу забыть, Фелипе, когда ты постоянно напоминаешь мне? Но возможно, ты также вспомнишь, — проворковала она, — что Рафаэль тоже никогда не проигрывает.
Привычное спокойствие изменило Фелипе, и он с размаху ударил ее так, что она покачнулась. След его руки отпечатался на ее лице. Хотя слезы были готовы брызнуть из ее глаз, Аманда не издала ни звука — лишь спокойно повернула голову и посмотрела в черные глаза Фелипе с презрительной улыбкой. Ее синие глаза под тенью ресниц горели ненавистью.
— Вы заплатите и за это, дон Фелипе, — тихо произнесла она, сжимая кулаки, и только потом заметила, как ее острые ногти врезались в ладони.
— Думаешь, ты что-то можешь мне сделать? Ну надо же! — насмешливо произнес Фелипе и грубо оттолкнул ее. — Ты невинная овечка среди волков, Аманда, уверяю тебя. У меня есть множество разных способов заставить тебя пожалеть, если ты попытаешься отомстить мне.
Аманда не хотела, чтобы он видел ее страх, когда Фелипе повернулся к своей любовнице с коротким приказом:
— Держи ее здесь, Консуэла. Она не должна покидать эти комнаты, иначе тебе придется ответить за это.
Даже у Консуэлы пробежал по спине холодок от откровенной угрозы в его тоне. Она молча кивнула, и Фелипе вышел из комнаты, захлопнув дверь. Женщины остались одни. Аманда повернулась и смерила Консуэлу задумчивым взглядом. Надо признать, ее тюремщица обладала экзотической красотой: длинными вьющимися волосами и черными миндалевидными глазами. Возможно, она была бы даже еще красивее, если бы не постоянное выражение недовольства, из-за чего ее полные губы постоянно кривила саркастическая улыбка.
— Итак, — насмешливым тоном начала Консуэла, — нам придется быть вместе, нравится тебе это или нет. Мне, к примеру, совсем не нравится.
— Это идея вашего любовника, а не моя. — Аманда небрежно пожала плечами, отвернулась и подошла к окну. Уже наступил полдень, и из окна второго этажа было видно очень далеко. Она смотрела на покрытые фиолетовыми тенями горы, кажущиеся темными и таинственными, обещающими свободу. Может, Рафаэль сейчас скрывается в этих горах? Или он вернулся в Нуэво-Леон?
В следующие недели Аманда мало слышала о войне, только обрывки новостей, которые ей сообщал Хорхе, старый слуга, знавший Фелипе и Рафаэля еще детьми. Старик трижды в день приносил поднос с едой и через некоторое время стал рассказывать ей кое-что в отсутствие Консуэлы.
Консуэла. Эта женщина наслаждалась, видя, как Аманда терзается сомнениями и страхами, и дразнила ее цветистыми рассказами о жизни вне Каса-де-Леон.
— Я слышала, многих повстанцев поймали и казнили, включая самого известного bandido, которого мы все знаем, — злорадно заявила она однажды. Аманда постаралась, как обычно, не обращать внимания, но Консуэлу было нелегко заставить замолчать. — Вы не слышите меня, донья Аманда? — Консуэла опустила ноги с дивана и встала, откинув назад волосы знакомым жестом, который Аманда уже начинала ненавидеть.
— Я слышала вас, и ваши слова мне интересны не больше, чем обычно, Консуэла. — Намеренно скучающий и чуть насмешливый тон Аманды привел мексиканку в бешенство.
— Думаешь, я лгу? Глупая женщина! — Зашелестела бумага, и перед лицом Аманды оказалась листовка — довольно потрепанная бумажка, объявляющая о казни сотен повстанцев и триумфе французских и австрийских войск.
Легкие Аманды начали болеть, и она поняла, что задержала дыхание, пробегая глазами страничку в поисках новостей о Рафаэле. Его имя не упоминалось, и она медленно выдохнула.
— Я не вижу имени Эль Леона, Консуэла. Это только обычные отчеты. — Глаза Аманды встретились с гневным взглядом Консуэлы, и она вызывающе приподняла подбородок. — Его больше никогда не поймают, и он вернется ко мне. А когда он вернется, вы и ваш любовник побежите, как ошпаренные кошки, но нигде не спрячетесь.
Консуэла занесла руку для удара, и резкое шипение раздалось в воздухе между ними, но Аманда схватила ее запястье с удивившей ее саму силой.
— Ты не посмеешь, Консуэла. Как Фелипе объяснит это друзьям императора, на которых собирается произвести впечатление? — Презрительная улыбка тронула губы Аманды, когда она отбросила руку Консуэлы, пренебрежительно фыркнув. — Он, разумеется, не может представить тебя как свою жену — его станут презирать за неравный брак.
Щеки Консуэлы пылали от гнева, когда она отвернулась, не говоря ни слова, и Аманда поняла, что попала в больное место. Фелипе держал ее подальше от глаз, когда в Каса-де-Леон приезжали важные гости, и хотя она не осмеливалась высказать свои возражения хозяину, ее это возмущало. Где-то в глубине души она знала, что Фелипе никогда не женится на ней, даже если Аманда вдруг навсегда исчезнет из Мексики, но все же Консуэла не желала признавать это вслух.
Хорхе был единственным связующим звеном между Амандой и внешним миром и изо всех сил старался смягчить напряжение между женщинами. В те нечастые моменты, когда Консуэла была с Фелипе, Хорхе садился и разговаривал с Амандой или просто слушал. Старик говорил с ней о Рафаэле, рассказывал о его детстве и юности и о той неприязни, которая всегда существовала между братьями.
— Я всегда говорил, что когда-нибудь между ними прольется кровь, — сказал он ей однажды днем, когда Консуэла ушла. — Дон Луис никогда не хотел замечать этого, но, думаю, он знал. Именно поэтому он хотел устроить так, чтобы Рафаэль уехал учиться в университет в Европе. Вот только Рафаэль не поехал, сказав, что он мексиканец и будет учиться в своей родной стране. Ах, дон Луис был тогда просто в ярости, и я думаю, если бы он прожил дольше, он заставил бы Рафаэля поехать.
— Но я думала, Рафаэль действительно ездил в Европу, — заметила Аманда, и Хорхе кивнул.
— Si, после смерти дона Луиса Рафаэль ездил в Европу, потому что знал, как отец хотел этого. Так он выказал уважение к его памяти.
Какой же это сложный человек — Рафаэль, подумала Аманда. Теперь она начинала понимать его чуть лучше. Между Рафаэлем и Фелипе всегда существовало жестокое соперничество, становившееся только острее оттого, что дон Луис отказывался признавать их вражду. У нее осталось лишь смутное воспоминание о доне Луисе, красивом смеющемся мужчине, который ни к кому не относился плохо. Ему было трудно понять своих сыновей, предположила она.
— Все любили дона Луиса, — тихо сказал Хорхе, и в его глазах заблестели слезы, когда он вспомнил прежнего дона. — Когда он умер, настала неделя траура — все вокруг, даже крестьяне и пеоны, купцы и лавочники, скорбели по нему. Он был хорошим человеком. Дон Луис отнесся бы с презрением к ненависти между своими сыновьями и не потерпел бы, чтобы этот дом разделился из-за их конфликта.
— А какие новости, Хорхе? Что сейчас происходит? — спросила Аманда, меняя тему. — Ты знаешь, где сейчас сражается Эль Леон?
Качая головой, Хорхе ответил, что об Эль Леоне нет вестей. Военная ситуация быстро меняется в худшую для французов сторону. Маршал Базен в северных штатах начинает систематическую эвакуацию. Мазалтан, единственный порт на Тихоокеанском побережье, все еще удерживаемый императорскими войсками, оказался бесполезным, потому что все земли вокруг перешли в руки мятежников. Со стороны Мексиканского залива Томас Мехиа был осажден в порту Матаморос, который полдюжины раз переходил из рук в руки. Он засыпал Максимилиана телеграммами, умоляя прислать денег, чтобы заплатить войскам. Вся страна между Матаморосом и Тампико фактически находилась под контролем повстанцев, а на посылаемые под охраной военных конвои с товарами постоянно нападали грабители. Контролируемая императором территория сжималась прямо на глазах; грабили даже города, стоящие на главной дороге на Веракрус.
Сейчас Максимилиан был в Ла-Борда-Куинтас в Куэрнаваке, а Карлота готовилась к поездке из Мехико в Чапультепек. Ободренный успехом своей жены во время посещения Юкатана, Максимилиан вновь уверовал в ее дипломатический талант. Карлота проводила много недель в столице, пытаясь разобраться с ситуацией, которая быстро выходила из-под контроля. Партизаны, терроризировавшие страну, стали столь многочисленны, что шестидесятикилометровую дорогу между Куэрнавакой и Мехико приходилось постоянно патрулировать.
Но самый тяжелый удар пришелся на раннюю весну, когда Австрия, отвечая на давление со стороны Соединенных Штатов, приостановила вербовку волонтеров для войны в Мексике. Две тысячи человек уже были готовы отплыть из Триеста, когда прибыл приказ вернуть их в казармы. Находясь под угрозой европейского конфликта, Франц Иосиф, брат Максимилиана, не имел никакого желания впутывать свою страну в войну с Америкой.
Дезертирство Австрии разбило последние надежды Максимилиана. Его счастье в Куэрнаваке растаяло как дым, уступив место глубокой депрессии, обострившей боли в животе и дизентерию, которой он страдал почти постоянно. Вернувшись в Мехико, покинутый всеми император начал прислушиваться к немногим верным друзьям, говорившим с ним об отречении. Но Карлота, при первом же намеке на отречение, бросила всю силу своего властного характера на битву за сохранение мексиканской короны.
Однажды Аманду удивила посетившая Каса-де-Леон с коротким визитом императрица — она сказала, что очень скучала по ней в эти прошедшие недели. Фелипе уехал кататься после обеда, и Консуэла неохотно выпустила Аманду из ее спальни. Опасаясь реакции Фелипе, она попыталась остаться в зале вместе с Амандой и Карлотой, но императрица высокомерно отослала служанку.
— Донья Аманда, ваше общество было всегда таким приятным, а ваша честность такой живительной, — проворковала Карлота, потягивая чай из изящной фарфоровой чашки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46