Мы выехали вдвоем на служебном черном «мерседесе-300». Раздолбанная дорога на нем совершенно не чувствовалась.
– Должно быть, здесь, – сверился я с картой.
– И я так думаю. Смотри, какой странный дом. Мы подрулили к калитке и вышли у заросшего малиной забора, ограждающего дачный участок, на котором, согласно дешифрованному тексту, был закопан клад.
Я стал компаньоном Рериха за десять процентов от стоимости сокровища. Работать со мной ему было выгоднее, нежели сдавать драгоценности в казну «Светлого братства», из которых ему выделили бы лишь малую толику. Кроме того, беря меня в долю, Володя подстраховывался от утечки информации. Связанные общим секретом, мы держали рот на замке – узнай руководство об этой скользкой затее, нам бы не поздоровилось.
Рерих увлекся поисками клада даже с еще большим азартом, чем я мог предположить. Я лично подвергал сомнению сохранность сокровища. Разумеется, «Цветник» инока Дорофея, изданный в 1687 году в Гродно, вряд ли когда-либо пользовался особенной популярностью, и все же неизвестно, в чьих руках побывала книга с тринадцатого февраля кровавого восемнадцатого года – именно так датировалось послание на форзаце. Может быть, она сразу дошла до адресата, и Антуан давно вырыл закопанное братом после революции семейное золото. «Рыжья», кстати, хватало: только швейцарских десятитоловых слитков было двадцать пять штук, да еще на семьсот пятьдесят рублей золотыми монетами.
Эти монеты достоинством семь с полтиною будоражили воображение Рериха. Уж кто-кто, а старый следопут знал историю, как при Николае II была введена дополнительная денежная единица, среднее между бывшими широко в ходу золотой пятеркой и десяткой. Новой монеты была отчеканена небольшая партия, что впоследствии повлияло на ее стоимость у коллекционеров. Царские «семь с полтиной» в добрые застойные времена оценивались в двадцать пять тысяч рублей, тогда как золотой николаевский червонец стоил тысячу двести брежневских деревянных.
Наличие в кладоположении таких раритетов делало игру, по мнению Рериха, стоящей любых свечей. Тем паче, что в письме кладообразователя указывались «матушкины украшения» и «тетушкин столовый прибор», обворожительные своей неопределенностью.
– Что ты об этом думаешь? – Володя достал из замшевого футляра позолоченный «Ронсон» и закурил вонючий «Данхилл», что свидетельствовало о крайнем душевном волнении. Ветер отнес к озерцу струйку сигаретного дыма.
– Я, конечно, не могу заявлять с полной определенностью… но это действительно напоминает усадьбу.
Похоже, у Рериха не осталось сомнений в том, что мы нашли бывший купеческий особнячок. Строение имело мало общего с домом «нового русского» начала века, однако в воображении можно было дорисовать к воздвигнутой на руинах дачной халупе второй этаж с башенками и прочими архитектурными причиндалами. Время и пролетарии не пощадили купеческую крепость, но на уцелевшей стене сохранилось стильное окошечко с каменным подоконником. Должно быть, там помещалась кладовая. Большие окна, когда они были, выходили на озеро. Ныне же дом представлял собою приземистый сарай, склеенный из досочек и уродливых фанерных щитов, а участок в двенадцать соток чьи-то заботливые руки превратили в сплошной огород.
Из большого полиэтиленового парника вышла чернявая хозяйка в запачканном землею переднике.
– Добрый день, – поприветствовал ее Рерих. В предвкушении делового разговора он бросил недокуренную сигарету и решительно растоптал ее туфлей.
– Здравствуйте. – Женщина подошла к калитке. – Вы к нам?
– Мы к вам, – обаятельно улыбнулся Володя. – У вас хороший участок.
Женщина настороженно глядела на нежданных визитеров.
– Мы из фирмы «Санкт-Петербургская недвижимость», – взял быка за рога мой компаньон. – Ищем участки под застройку. Ваш напротив озера, место подходящее. Мы хотели бы обсудить с вами условия сделки.
– Какой-такой сделки? – вытаращила карие глаза хозяйка. Ветер подул в нашу сторону, и выяснилось, что резиновые перчатки у нее изрядно перемазаны навозом.
– Хотим купить ваш участок, – растолковал Рерих.
– А шо вы взяли, будто мы его продаем? – мягкий хохляцкий говорок только подчеркнул ее изумление.
– Полагаю, вы бы согласились нам его уступить за приличествующую сумму, – на сей раз Рерих обошелся без вопросительных интонаций.
– Це що ж, нам надо будет отсюда съезжать? – заволновалась женщина. – А как же ж огород? Мы ж сеяли-сеяли, не все собрали. Лето же. Витя, Витюшенька, пойди сюда, – позвала она, обернувшись в сторону дома.
Володя состроил терпеливую мину.
– Может, пойдем отсюда? – подергал я его за рукав. – Хватит с нас пока для первого раза.
– Сейчас пойдем, – сказал Рерих, наблюдая, как на зов жены спешит рослый черноволосый хохол в застиранной клетчатой рубашке и грязных «варенках» – наверное, последнем писке моды красной глубинки.
Благодаря врожденной остроте ума и благоприобретенной обходительности Рерих, не выходя за границы выбранной роли дачных маклеров, в несколько минут узнал все необходимое о владельцах вожделенного участка. Бездетная семья мигрантов, перебравшихся в поисках лучшей доли из совершенно беспросветного Новороссийска, была рада-радешенька, что сумела осесть в пригороде Петербурга, купив за недорого руины, которые усердно обихаживала хозяйка, пока муж калымил водителем, пристроившись на какой-то автобазе. Типичные дешевые гастарбайтеры. Меня от них воротило. Володе же рачительная чета, кажется, пришлась по душе. С ними не должно было возникнуть хлопот. Надо отдать ему должное, торгашом он был высшей пробы – не зря занял хлебное место Стаценко, на которое, наверное, имелось немало претендентов.
Однако, прежде чем приобретать «землю под застройку», Володя желал убедиться, что деньги не будут выброшены на ветер. На обратном пути я предложил ему купить детектор металлов, за которым мы и направились в шоп-тур. Ездили долго. Наконец нечто похожее на миноискатель обнаружили в магазине спорттоваров среди надувных лодок, самурайских мечей производства Испании и камуфляжа, ношение которого гражданскими лицами, согласно распоряжения мэра, было строго запрещено.
Обзаведясь столь необходимым для полного счастья прибором, мы помчались в Озерки, где устроили испытание по всей форме. Изготовленный радиолюбителем на трех транзисторах, металлоискатель исправно реагировал на холодильник, посудомоечную машину и даже на золотую печатку Рериха, каждому предмету выдавая определенный сигнал. Он зависел, как следовало из инструкции, от массы и глубины залегания предмета в земле. Устройство имело алюминиевую штангу, наушники ТОН-2 и клееный фанерный диск, соединенный с электронным блоком отрезком телевизионного кабеля. Работало оно от батарейки «Крона ВЦ».
Не лишенный чувства юмора кустарь поименовал свое детище «Iron eye», намекая то ли на зрительный член Железного Феликса – покровителя сыскарей, то ли на джеймс-бондовскую тягу к приключениям ищущих металлы в земле романтиков. Как бы то ни было, устройство работало. Имевший в трофейной юности дело с более качественной армейской техникой, Рерих скептически ухмылялся.
– Если клад не выкопали раньше, то мы его найдем, – резюмировал он. – Главное, чтобы батарейка не села. Может быть, купим запасную?
Так мы и сделали. Той же ночью отправились на разведку.
Невидимый в темноте «мерседес» с выключенными фарами притулился на окраине садоводства. Два почти бесплотных фантома, спотыкаясь, заскользили к цели. Мне еле удалось уговорить Рериха не лезть через забор, чтобы не впереться в колючие дебри малинника. Хорошо, хоть трубку свою Володя догадался оставить в машине. У прежде рассудительного коммерсанта словно крыша съехала, стоило ступить ему на тропу охотника за сокровищами.
Вошли цивилизованно, через калитку. Огороднической сигнализации в виде проволоки с навешанными консервными банками я не обнаружил, а отсутствие собаки было замечено нами еще днем.
Чета малоросских переселенцев дрыхла сном праведников, в то время как по их частной собственности топталась пара неуклюжих кладоискателей.
– Ну? Есть? Есть? Есть? – поминутно справлялся я о ходе поиска, путаясь под ногами у Рериха, вместо того чтобы вести круговое наблюдение. Меня и самого пробил старательский азарт.
– Не есть! – отвечал лозоходец, двигаясь едва ли не на ощупь.
Участок в двенадцать соток казался в темноте необъятным пространством, вдобавок перемещение затрудняли некстати вскопанные грядки. Рерих постоянно сбивался и путал курс, вызывая хаотическими передвижениями проявление моего небезопасного любопытства. Мне все время казалось, будто он уже нашел.
– Есть!
Рерих вздрогнул и остановился. Протяжный громкий сигнал пробивался через наушники. Володя зашарил миноискателем, словно перепугавшись, что прибор вдруг испортился. Звук стал затихать, превращаясь в гаснущий писк. Мы вернулись на прежнее место. Динамики взвыли. Что-то массивное металлическое лежало под нашими ногами в глубине земли. Впереди, за забором, блеснула гладь озера. Это было то самое место – указанное на карте!
– Кажется, мы нашли его! – сдавленным голосом шепнул Рерих. Он сорвал наушники и сунул мне послушать. Гудело так, что могло перебудить хозяев.
– Обозначения сходятся, – я поспешно нашарил тумблер и отщелкнул его на «Выкл.», – вот дом, а вот озеро, а тут дерево должно было стоять, – я посветил фонариком, – видишь, пень от него какой здоровущий остался. Клад не вырыли. Он под нами!
В халупе застучали шаги. Рерих встрепенулся, видимо припомнив, какие натруженные кулаки у хозяина. К тому же оказаться застигнутым ночью на чужой даче с дурацкой штукой в руках – что может быть позорнее? Садоводы точно неправильно поймут, да и потоптанные грядки вряд ли сделают их миролюбивее. Если же придется давать объяснения, речь неминуемо зайдет о сокровищах, иначе зачем нужен миноискатель? В любом случае с приобретением участка придется обломиться. Так что попадаться нельзя!
Думали мы с Рерихом одинаково, ибо, не сговариваясь, одновременно ломанулись к забору и, прежде чем над крыльцом вспыхнул прожектор, оказались по другую сторону ограды, раскровенив лицо и руки о дремучий малинник. Под его прикрытием и ускользнули, слушая затихающий говорок хозяина, костерящего на чем свет стоит незваных гостей.

* * *

– Я так понимаю, Илья, мы с тобой разбогатели. – Рерих развалился в кресле с бокалом шампанского в руке. На щеках алели царапины, омытые душистым парфюмом «Фаренгейт».
– Лучше поздно, чем никогда, – ответствовал я, пригубив из своего бокала. На радостях мы открыли бутылочку «Дом Периньона».
– Скоро мы навестим их вновь. – Володя явно прикидывал, во сколько следует оценить участок. – Вот только лицо заживет.
Лицо заживало неделю. За это время я успел нанести пару визитов родне. Жена с тещей не бедствовали. Я вручил им триста баков – свою первую получку научного консультанта «Светлого братства». Маринка оценила мое черное кашемировое пальто и короткую стрижку. Причесон был моей собственной инициативой, длиннополое же пальто я получил в знак принадлежности к Обществу. Ничего другого мне не полагалось, но я был вполне доволен – после стычки с Богуновым моя кожаная куртка пришла в полную негодность.
Затем я навестил Диму. Соседи по палате у него сменились, трубы он лишился и скучал. Правда, отъелся и потолстел. Меня он встретил с нескрываемой радостью, тем паче что я пришел не с пустыми руками.
– Неудачно меня подстрелили, – посетовал Димон, выглотав стакан кагора. – Ни сесть, ни встать. Ничего по-человечески не сделать. Врачи обещают, что скоро буду ходить, правда, на костылях, но и то радует.
– Все познается в сравнении, – заметил я.
– Ты как поживаешь?
– Теперь спокойно, – многозначительно ответил я, откупоривая вторую бутылку.
– Рыжий не достает?
– Нет. Отстал Рыжий.
– Странно, – удивился Димон, – не похоже это на Рыжего. Хотя Пухлый мне то же самое говорит.
– Кто говорит? – спросил я.
– Пухлый.
Я промолчал. Не сказал, что Чачелова убили, как не стал сообщать о своей новой работе на «Светлое братство». Боярскому эти новости ни к чему.
– Ты давно Вову видел?
– Позавчера заходил, – не моргнув глазом выдал Дима.
У меня отвисла челюсть. Рерих же сказал, что он погиб. Но зачем ему врать?
– Ну и как он? – Я быстро справился с собой.
– А чему ты так удивился? – Глазок у мусора был цепкий.
– Ничему. Просто давно не встречались.
– Нормально, оглох только. Говорит, что мину взрывал, чуть не окочурился. Детство вспомнил, дурак. В кусты его забросило, фуражку свою потерял и оглушило сильно.
«Знал бы ты, что это за мина была, – подумал я. – Бедняга Пухлый, надо будет к нему зайти. Впрочем, со взрывом поступок был при тех обстоятельствах исключительно мудрый».
– Ничего, – хлопнул я Димона по плечу, – мы еще погуляем в Синяве. Нас, следопытов, просто так не перекокаешь!
На том мы и расстались. От одного юного следопыта я поехал к другому.
Лжепредставители строительной фирмы «Санкт-Петербургская недвижимость» явились пред карие очи шукателей лучшей доли в прежнем составе. Хозяйка золотоносного участка даже как будто не удивилась, завидев нас снова, только приняла позу готовности к активной обороне, уткнув руки в боки.
Состроив улыбку, в которую была вложена львиная доля дарованного природой обаяния, Володя Рерих завел старую песню. Начал сразу о главном. Чувство вины за поруганный огород заставляло действовать решительно. Зачем попусту время терять – оно, как известно, деньги. Плясать лучше от печки.
– Добрый день, Оксана Андреевна, – бодрым голосом приветствовал ее Володя, – мы опять к вам.
– Да я вижу, здравствуйте, – заметно польщенная тем, что такой представительный мужчина запомнил ее имя-отчество, хозяйка приблизилась к калитке.
– Вот, как мы в прошлый раз и договаривались, заехали узнать цену.
– Ну, знаете… – замялась хозяйка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45