Колдыри у ларьков бесследно растворились, позаныривав в известные им одним тупики, щели, люки. Я схватил в охапку провиант, торопливо внедрился в «Ниву» и дал стрекача.
Хилый маргинал так и остался стоять, держась рукой за грудь, методично раскачиваясь в такт порывам ветра. Отъезжая, я видел его в зеркале заднего вида, он был похож на насекомое вроде богомола.
Возле дома Славы мне показалось, что продукты зараз поднять не удастся. Но я управился. Друган встретил меня, выйдя из ванной. Он был в широких семейных трусах, мокрые волосы слиплись и торчали наподобие коротких колючек.
– Да ты хавки принес! – обрадовался друган. – Здорово!
Он принялся копаться в пакетах, нашел что-то вкусное и съел.
В квартире было тихо. Женщины разбежались по своим делам: Маринка в парикмахерскую, Ксения – на работу. Я снял куртку и повесил на вешалку. Из-за «стечкина» кожан перекашивало. Да-с, дорога ложка к обеду. Будь пистолет в кармане чуток пораньше, обошлось бы без кровопролития: пуганул бы грабителей волыной – и все дела. Эх, знать бы, где упасть, соломки б подостлал. Хорошо, хоть штырь под рукой оказался.
Я достал как нельзя кстати пришедшуюся к месту рыболовную снасть и промыл ее в раковине.
– Че за кровь? – заглянул в ванную Слава.
– Подвергся нападению синьхуанов, – лаконично ответил я.
– Каких еще синьхуанов?
– Синие такие хуаны, абсолютно синюшного вида.
– Абсолютного? – переспросил друг.
– Да как сказать, – схохмил я. – «Абсолютом» от них не пахло, скорее стеклоочистителем. «Красной шапочкой» какой-нибудь.
– Чего хотели?
– На деньги меня шваркнуть.
Я закрыл воду и положил звякнувший штырь на стиральную машину.
– Отбился?
– Вполне успешно, – приосанившись, я вытер руки полотенцем.
– Стало быть, кровь не твоя, – сделал правильный вывод Слава. – А сколько их было?
– Двое.
Мы переместились на кухню.
– Обоих загумозил? – не унимался Слава. Драка была одним из немногих интересов в его жизни.
– А ты как думал? – Я покосился на корефана и занялся сортировкой продуктов по полкам холодильника.
– Ну, ты, Ильюха, даешь, – хмыкнул афганец. – Сколько тебя знаю, всегда был с виду – соплей перешибить можно. А в натуре – боевой. Ничто тебя не берет!
В устах друга это была наивысшая похвала.
Я поставил на огонь чайник. Кровь увидел – жрать охота. Древние инстинкты давали о себе знать. Человек, в сущности, животное хищное.
Энергично приготовив несколько бутербродов, я не крыл свежекупленную банку «Нескафе».
– Ну че, Ильюха, как ты на это смотришь? – Слава потянул из холодильника бутылку «Столичной». – Расслабишься после рубиловки?
Корефан полагал, что стресс лучше всего снимать алкоголем, но… у меня не было стресса. Только голод. Наверное, я совсем озверел.
Жителям больших городов поневоле приходится становиться хищниками. Правда, я стремился остаться джентльменом.
– Ладно, банкуй, – неожиданное проявление атавизма испугало меня самого, требовалось унять Первобытное чувство. – Плесни мне чуток.
Афганец, естественно, плеснул как водится, натура у него была широкая, а я настругал побольше закуски. Невинный завтрак грозил трансформироваться в загул. После второй рюмки меня и вправду немного отпустило. Но я знал, что негатив отложится грязным осадком в глубинах души. Никакое кровопролитие не проходит бесследно для психики.
– Где ты их выцепил? – поинтересовался Слава полирнув водяру «Хольстеном» прямо из банки.
– Они сами докопались, когда я продукты покупал.
– Значит, лаве хотели отмести… – корефан надолго замолчал.
Постепенно мне в душу начали закрадываться подозрения. Не было ли это нападение прокладкой «светлых братьев»? Молчание друга действовало на нервы. Очевидно, мы думали об одном и том же. Что, если Общество решило не рисковать носителями элитного генофонда для уничтожения неугодного представителя низшей расы? Устроить ликвидацию чужими руками, замаскировав убийство под нападение грабителей-отморозков, в сущности, идея неплохая. Мне аж тошно стало, когда я до этого додумался. А ведь так и есть. Почему бы такому не быть? Страшно, страшно. Дал бы мне Серый своим молотом по гыче, и прощай, молодость: окочурился бы прямо у маркета. Это хорошо, что я оказался проворнее. Но это сегодня. Завтра ведь может быть иначе. Мочканут меня, наверняка мочканут. «Светлое братство» легко не отступится. Не одни уголовники забьют, так другие на ножи поставят. Исполнители всегда найдутся. От гибели синьхуанов Общество ничего не потеряет, а вот мне впостоянку жить озираясь невмоготу чисто физически. «Ожидание смерти хуже самой смерти».
– Чего загрустил, Ильюха?
– Предчувствия плохие, – пробормотал я.
– А вот у меня лично нет никаких предчувствий, – поделился Слава, явно с целью меня успокоить. Тон у него был такой, будто он готовился пуститься в воспоминания. Так и получилось. – Предчувствия, они не всегда в цвет попадают, особенно у людей. В Афгане у механа командирского бэтээра обезьянка была. Прогнозом звали. Типа, самец, значит. Вот этот Прогноз беду заранее чувствовал, и мы знали, что если он начал метаться – будет бой. Вот нюх у зверя.
– И что с Прогнозом сталось? – спросил я.
– Сгорел, духи машину подбили. – Слава глубоко затянулся сигаретой и придавил ее в пепельнице. Вероятно, в БТРе сгорела не только обезьяна.
– Давай дербалызнем еще, – предложил я.
– О, а у тебя проклевывается вкус к жизни, – отметил корефан. Постоянное долговременное общение шло на пользу нам обоим.
– Вообще, полезно было бы такого Прогноза иметь, – высказался я, когда мы вмазали еще по рюмке.
Рюмки, кстати, у Славы были конические, граненые, должно быть, достались в наследство от Ксениной тетки вкупе со старой квартирой, в которой молодожены обитали прежде. Вмещала сия наркомовская посуда по сто грамм.
Не чокаясь, мы опрокинули их в рот. Афганец выпил за павших соратников, а я помянул синьоров, отправившихся в страну Вечного Застолья. На сердце было тоскливо, кисло и мерзко. Я подумал, что покойно в нашей стране может быть только покойникам. Всем остальным приходится пугаться милиции, налоговой полиции, хулиганов, бандитов и новых постановлений правительства. А мне еще и «Светлого братства» в придачу.
– Хорош гонять, Ильюха, – словно приказывая прекратить смурные думки, корефан махнул рукой, в которой дымилась свежераскуренная сигарета. – Опять ты кисляк мандячишь.
– Жизнь такая, – я вздохнул.
– Пройдет и эта петушиная полоса, – заверил Друг. – Выкрутимся, не впервой.
– Конечно, так оно и будет, если только нам голову раньше не отвинтят.
– Это вряд ли, – усмехнулся афганец. – Руки у Них слишком коротки голову нам отвинтить.
Я вспомнил недавний разговор с тестем.
– У «Светлого братства» руки как у орангутанга. – Слава под моим взглядом недоверчиво скривил рот. – Голову мне недавно чуть не открутили. Хорошо, что штырь в кармане оказался. Без него мне наверняка рога бы поотшибали.
– Ты думаешь, это фашистские происки? – догадался кореш.
– Не исключено. Братья – ребята ушлые, способны на всякую гадость. В том числе и пьяниц нанять, чтобы они меня убили.
– Да брось ты, – не поверил другая. – Как они могли знать, что ты в магазине появишься? Не пори чепухи.
– Не знаю, теперь ничего не знаю. – Я бесцельно погонял пальцем по столу хлебные крошки. – Ничегошеньки не знаю. Может быть, ты и прав. Мне «светлые братья» теперь везде мерещатся. Я был у Бори. Он собирает манатки, будет из города валить.
– Правильно, по-моему, – поделился своим мнением другая.
– Полагаешь, и нам следует так поступить?
– А чего? Дернуть из Питера ненадолго не помешает, – корефан проявил несвойственную ему осмотрительность. Должно быть, сказывалась семейная жизнь. – Пускай фрицы кипешуются без нас. Потом, когда немного уляжется, вернемся, посмотрим. Тогда и будем прикидывать, что к чему. А щас самое время когти рвать.
– Ню-ню, стратег, – кажется, я оставался в одиночестве.
Разумееется, Слава был прав. Не знаю почему, но мне претило отступать. Казалось, сдайся я раз, и потом всю жизнь придется заглядывать в поисках утешения на дно стакана. Потеряю все. Легче всего поразить стрелой убегающего зверя, который опрометью несется к ближайшему кусту, охваченный паникой. И наоборот, даже заяц бывает страшен, если сильно его разозлить. «Войны не хотим, но к отпору готовы!» Я колебался, не зная, какой путь выбрать. Единодушное мнение друзей противоречило моим личным соображениям. Неверное решение влекло за собою смерть…
Мучительные раздумья прервал телефонный звонок.
– Ага, – прогудел Слава, – ну да, само собой, Мариша. В чем вопрос?
Я навострил ушки.
– Твоя звонила, – сообщил Слава, повесив трубку. – Она к маме заехала, просила встретить, забрать.
Для этой цели моего согласия уже не требовалось. Марина по-свойски утрясла сие с корефаном. Я ощутил укол ревности. Неужели мы настолько сжились семьями, что перестали замечать разницу между супругом и его другом?
Я не стал затруднять пьяную голову поисками ответа, отложив их на потом. Надо будет сделать Маринке внушение, а то расчувствовалась, смотрю, чрезмерно.
– Когда отправляемся? – буркнул я.
– Не буксуй, Ильюха, – примирительно сказал Слава. Я старался выглядеть шелковым как ягненок, но корефана не проведешь, он замечал все. – Ничего страшного, так оно вышло быстрее.
Я знал, что от друга подвоха ждать нечего.
– На ход ноги, – налил я по рюмке.
К теще на блины отправились вместе. «Мы с Тамарой ходим парой». Поскольку беседовала Маринка со Славой, я счел нужным взять его с собой. Кроме того, мне не хотелось быть сожранным дружественной родней, что не исключалось, заявись я под мухой один. Вдвоем же я рассчитывал произвести достаточно шокирующее впечатление и тем уберечься.
Мы выкатились на улицу и принялись стопорить тачку. Мозгов у обоих хватило не садиться пьяными за руль, но оказалось недостаточным, чтобы вызвать по телефону такси. Пистолет я благоразумно оставил Дома и уговорил афганца поступить так же. На случай эксцессов у меня имелся светошоковый фонарь. Арийские меченосцы казались чем-то позабывшимся и далеким. Нам было хорошо.
Машина не ловилась. То ли, пока мы пили, наступил коммунизм и людям стали не нужны деньги, то ли народ разбогател настолько, что избавился от потребности колымить на бензин, но никто не останавливался. Пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что Славина харя не внушает водилам доверия, и откомандировал корефана под прикрытие автобусной остановки, где он удачно слился с местностью. Через полминуты близ меня тормознул старый серенький «опель-рекорд».
– Эге-гей, компадрито! – договорившись с шофером, позвал я другана, который на тот момент реализовывал замысел автора скульптуры «Писающий мальчик».
Слава нехотя прервал увлекательное занятие, и мы разместились на заднем сиденье. Вел машину молодой мужчина. Он был аккуратно подстрижен, имел небольшие усы и очень мягкое выражение лица. Внешность его носила налет заботливой ухоженности, как подобает хорошему семьянину. Салон машины также был отмечен печатью доброго внимания. Обтянутые веселенькими оранжевыми одеяльцами сиденья и смешные наклейки на торпеде наводили на мысль о том, что в машине часто ездит ребенок. Рядом с собой я нашел пластмассовую детскую клюшку. Мне даже взгрустнулось. Любовно обихоженный владельцем «опелек», настолько давно забытые покой и радость, и моя богатая на события кладоискательская жизнь вдруг показалась мне отвратительной. А может, просто кончалось действие водки.
Слава тоже закручинился. Когда мы добрались до места, я не скупясь расплатился с водителем. Он сказал:
– Спасибо, я дам вам сдачу.
– Не надо, – ответил я, с тоской взирая на молодого папашу. Лицо у него было приветливое и открытое. Такие в Петербурге нынче редкость. Наверное, недавно из провинции.
Покидать уютный мирок «опелька» не хотелось. Снаружи посвистывал сырой ветер. Мы вышли, Слава захлопнул дверцу. Машина уехала. Я чувствовал в себе напористую грубую силу отъявленного уркагана, каковым и выглядел, наверное, рядом с добропорядочным отцом семейства. В самом деле, кто я? БИЧ – бывший интеллигентный человек. В прошлом историк, а ныне заплутавший на кривой кладоискательской дорожке преступник, убийца. Внутри я, может, белый и пушистый (остался же еще дэцел святого!), а снаружи – совсем страхолюдный: перегаром воняет, рожа красная. «Глаза щелевидные, красные, тоже с запахом».
– Эй, ты куда, компадрито, едрит твою! – одернул я Славу, потопавшего вовсе не в том направлении, в каком было нужно.
– Я ссать хочу, как медведь бороться, – ответил дружбан, направляясь к трансформаторной будке.
– Когда не в силах обойти вы темного угла, то это пива пенного на почки тень легла! – язвительно продекламировал я вослед.
Облегчившись, мы продолжили путь, и глазом не успели моргнуть, как были у дверей тещиной квартиры. Длинь-длинь.
Разумеется, отворившая на звонок Валерия Львовна была несказанно рада нас видеть.
Я прошествовал прямиком к столу, на котором красовались заботливо выставленные тестем стопарики.
Дерябнули за встречу. Сразу похорошело. Похоже, непьющая семейка помаленьку воспитывалась.
– Знала, что приедете как с голодного поля, – начала было вводить ложку дегтя в бочку меда теща, Приглашая нас к столу, но Слава вдруг сорвался и заспешил в сторону кухни.
– Ты кудей, компадрито? – удивился я.
– Пасту давить, – просипел корефан, торопясь оседлать белого коня.
– Что случилось? – поинтересовался любознательный тесть.
– Авария, – пожал я плечами и уселся за стол. В подтверждение моим словам раздался такой продолжительный залп, словно стреляла реактивная артиллерийская установка «Град». Если где-то в недрах городской клоаки и плескался Ихтиандр, то от гидродинамического удара он, оглушенный, должен был всплыть пузом кверху. Слава бил на поражение. Я даже испугался, не треснет ли каменный цветок.
Теща покраснела. Маринка прятала глаза, и я был уверен, что она проклинает себя за свой дурацкий звонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45