обширные изобильные фермы, реки и леса, полные рыбы и дичи, процветающие города…
Однако, по мере того, как оживлялась девушка, Рурк мрачнел все больше и больше. Он отчаянно хотел попасть в Вирджинию. Но осуществится ли его мечта?
Наконец Пиггот закончил рассказ и, высоко подняв кружку, провозгласил:
– За Вирджинию!
Женевьева заметила удивление на лицах нескольких сидящих рядом с ними посетителей. Все еще прекрасно помнили о прошлогоднем «Бостонском чаепитии», поэтому тост прозвучал, по меньшей мере, странно.
Но Женевьева Элиот улыбалась. Правда, улыбка предназначалась не Рурку, но она была такой сияющей, что даже растрогала его.
Между тем, Пиггот предложил поиграть в карты в комнате за пивной. Молодой человек неохотно поднялся и последовал за ним.
Уотни Элиот резко приказал дочери отправляться следом за клиентами. Скрыв неприязнь к отцу, Женевьева послушно, как это делала обычно, выполнила его требование и вошла в неприглядную пыльную комнату. Мужчины уже уселись кружком за картами и не обращали на девушку никакого внимания. В этот момент со стола упала кружка, пиво растеклось по полу, и Женевьева привычно принялась за уборку.
Время от времени она бросала на Генри Пиггота внимательный взгляд: ей никогда еще не приходилось встречать человека из колонии. Безусловно, это был странный тип, которому вряд ли можно полностью доверять, но, тем не менее, он обладал определенной элегантностью и необычной манерой речи, отличавшей его от англичан. Судя по всему, одежда Пиггота явно знала и лучшие дни, да и сам он был далеко не первой молодости. Из рваных перчаток торчали короткие толстые пальцы; в одной руке Пиггот держал зубочистку из слоновой кости, которую время от времени использовал по назначению.
Все это время Рурк Эдер стоял в дверях комнаты. Его пристальный взгляд смущал девушку. Молодой человек, безусловно, был очень красив, но Женевьева не могла бы сказать, что он ей нравится. Она почему-то нервничала, отвечая на его прямые вопросы, и чувствовала себя неловко под внимательным взглядом, в котором читалось понимание беспокойства, терзавшего девушку.
Женевьева отметила про себя, что у Рурка хватило здравого смысла не садиться за карты: Уотни Элиот был профессиональным шулером.
Под давящим взглядом молодого человека Женевьева неожиданно уронила глиняные миски, которые держала в руках. Они упали на пол и разбились со страшным грохотом.
Один из мужчин поднял голову:
– А твоя дочка все хорошеет, Уот.
– Она не в твоем вкусе, Сим. У нее в голове всякие затеи, – пьяно рассмеялся Элиот.
Женевьева недовольно поморщилась и принялась собирать черепки. К счастью, праздный разговор уже свернул в другое русло: игроки начали расспрашивать Пиггота о Вирджинии. Сквозь шум спора и звон монет Женевьева услышала, что он, оказывается, был агентом Корнелиуса Калпепера, табачного плантатора.
– Через несколько дней я должен отплыть из Бристоля на «Благословении». Остается совсем мало времени, чтобы закончить последнее порученное мне дело, – заявил Пиггот.
Честер Моллз, один из завсегдатаев кабачка, вопросительно поднял бровь:
– Я считал, что в Лондоне ты торгуешь хозяйственными товарами. Судя по всему, ты не очень усердствуешь в этом.
Пиггот кивнул лысеющей головой:
– Все это так. Но, кроме этого, мне поручено найти для мистера Калпепера жену. Он уже давно безуспешно пытается сделать это, но в западной части Вирджинии женщины – редкость.
– Да что ты говоришь?
Пиггот снова кивнул:
– Раньше женщин привозили туда на кораблях: шестьдесят-семьдесят за рейс. Все, что нужно было сделать, чтобы получить жену, – это оплатить ее проезд, который равнялся ста двадцати фунтам табака. Сейчас это не принято, а у нас в некоторых округах на четырех мужчин приходится только одна женщина. Сами понимаете, это не слишком много для таких молодцов, как колонисты. У меня на руках есть приличная сумма, но я до сих пор никого не нашел. Те, которые подходят, не соглашаются, а те, кто готовы ехать, вряд ли окупят стоимость дороги.
Мужчины от души посмеялись над таким затруднением Пиггота и снова вернулись к игре.
Женевьева собрала осколки и вышла, чтобы выбросить их в мусорное ведро. Когда она вернулась, Рурк все еще стоял в дверях, наблюдая за картежниками.
– Ты не можешь играть, раз тебе нечего больше ставить на кон, – заявил Пиггот Элиоту.
У остальных уже не осталось карт, поэтому игра шла только между ними.
– Я найду что-нибудь, – настаивал Уотни, прижимая свою колоду к груди.
– Так на что же? – неожиданно деловым тоном спросил Пиггот.
Налитые кровью глаза Элиота лихорадочно блестели: он искал выход из этой ситуации. Ему отчаянно хотелось продолжить игру. По выражению его лица было видно, что он уверен в выигрыше.
Женевьева недовольно поджала губы. Она слышала подобный спор уже бесчисленное множество раз. Интересно, что же отец поставит на кон сегодня? Ночную выручку? Или новую железную печку? Девушка так расстроилась, что уронила совок для мусора, который держала в руке.
Уотни Элиот тут же взорвался:
– Чертова девка! Мне нужно подумать, а я никак не могу сосредоточиться из-за всего этого шума, – он дернул дочь за руку. – Убирайся!
Женевьева бросилась к двери, вся пылая от обиды и унижения. Однако чья-то сильная рука преградила ей дорогу.
– Минуточку, – голос Рурка заглушил ругательства Элиота. Молодой человек стоял в дверях, как изваяние, не давая Женевьеве выйти из комнаты. – Я знаю, как решить вашу проблему, мистер Элиот, – он презрительно посмотрел на Уотни.
Тот сощурил глаза:
– И как же?
Рурк прошел в комнату, едва не касаясь головой потолка.
– Насколько я понял, у мистера Пиггота есть с собой деньги, на которые он должен купить жену для своего клиента.
Пиггот решительно покачал головой:
– Может быть и есть, но в долг я не дам!
– Я имел в виду не это. Скажи мне, сколько она стоит? – неожиданно спросил Рурк, кивнув в сторону Женевьевы.
Пиггот, судя по всему, начал что-то понимать, и идея ему явно понравилась. Действительно, если ему удастся выиграть кон, деньги Корнелиуса Калпепера станут его собственными, и окажется, что он не только получит жену для плантатора, но еще и заработает на этом. Пиггот оценивающе посмотрел на Женевьеву, которая в ужасе стояла у стены.
– Слишком молода, – с сомнением произнес он. Уотни довольно улыбался, словно идея принадлежала ему самому.
– Полных семнадцать лет, Генри. Может содержать дом, выполнять всю грязную работу. Кроме того, здесь любой готов поручиться за ее непорочность: всех ухажеров разогнала.
Мужчины рассмеялись, а Женевьева снова залилась краской стыда.
Пиггот с минуту колебался, все еще разглядывая девушку, затем едва заметно кивнул:
– Хорошо. Она подойдет. А теперь покажи карты.
По-прежнему широко улыбаясь, Уотни с явным облегчением открыл свои карты. Это оказались одни трефи. От радости у Женевьевы даже закружилась голова. Все-таки есть польза от того, что отец умеет так ловко передергивать карты. Девушка с ненавистью посмотрела на Рурка.
Пиггот озадаченно погладил свой небритый подбородок.
– Очень хорошо, Уотни, очень хорошо, – он театрально пожал плечами и закатил глаза, а затем почти игриво показал полную руку червей и бубей, которые начисто били трефи. – На этом я кончаю, джентльмены, – добродушно произнес Пиггот. – Утром я появлюсь здесь, чтобы отдать необходимые распоряжения. Девушка должна выйти замуж в Лондоне, по доверенности, – при этом он строго посмотрел на Элиота. – И даже не думай нарушить слово. Девушка моя. У меня есть небольшая компания знакомых матросов с «Благословения», которая, в случае чего, не откажется помочь мне.
Элиот просто не находил себе места от бешенства: он проиграл, и уже ничего нельзя исправить. Игру объявили законной, и все медленно поплелись в пивную. Никто не произнес ни слова, но даже приятели Элиота были поражены низостью того, что только что произошло.
Женевьева находилась в состоянии шока, но, взглянув на резкий профиль Рурка Эдера, сразу пришла в себя.
– Какое вы имели право? – зеленые глаза девушки сверкали ненавистью. – Зачем вы еще торчите здесь?
Рурк казался слегка ошарашенным.
– Я ведь просто предложил. Это твой отец проиграл тебя.
– Что вы за человек, если думаете, что женщину можно вот так запросто продать или купить, как вещь?!
Юноша вдруг стал серьезным:
– Я долго наблюдал за тобой, Дженни, и меня поразила твоя необычность. Поверь, тебе не место в этой грязной таверне, где ты вынуждена прислуживать пьяницам и терпеть отцовские оскорбления. Ты пропадешь здесь. Вирджиния – вот там тебе будет хорошо.
– А кто вы такой, чтобы решать, будет ли мне хорошо замужем за каким-то колонистом, которого я и в глаза не видела?!
Рурк немного помедлил и поправил шляпу; он выглядел вполне довольным собой.
– Поживем – увидим, Дженни, – многозначительно проговорил молодой человек и вышел из таверны.
Между тем Уотни продолжал в одиночестве сидеть за столом и потягивать пиво. Мысль о том, что десять минут назад он проиграл дочь, не так расстраивала его, как перспектива потери ее помощи в кабаке. Когда Уотни посмотрел на Дженни, в его пьяных глазах не было ни раскаяния, ни просьбы о прощении.
– Я всегда знала, что ты – дрянь, – как можно спокойнее сказала Женевьева, изо всех сил стараясь скрыть свой ужас и отчаяние. – Теперь же я вижу, что у тебя нет ни малейшего понятия о приличии.
– Ну-у, девочка, так с отцом не разговаривают, – попытался урезонить ее Уотни.
Но Женевьева была уже не в силах сдержаться и, наконец, дала волю своему гневу. Ее глаза сверкали от бешенства, голос дрожал.
– Не называй себя моим отцом! Что я видела от тебя, кроме ругани и оплеух? Да ты ни разу не сказал мне ласкового слова! Я ничуть не удивлена, что ты проиграл меня! Я с радостью поеду в Вирджинию, если это означает, что больше я тебя никогда не увижу!
Она оставила Уотни с открытым от изумления ртом и побежала по «черной» лестнице наверх, где ее ждала мать.
– Женевьева, ты сама не знаешь, что говоришь!
Девушка в смятении остановилась. Бедная мама… В своей жизни она не знала ничего другого, кроме как подчиняться мужу-тирану и рожать для него одного за другим детей. Ее грехом был грех невежества: женщина не представляла, чего еще можно хотеть от жизни.
– Я знаю, тебе будет трудно без меня, мамочка, – сказала Женевьева, взяв себя в руки. – Но, возможно, это и к лучшему. Без меня мальчики снова пойдут работать в порт.
Она с презрением подумала о братьях, которые за месяц не сумели заработать и дневной зарплаты.
– Неужели ты обязательно должна ехать? – робко спросила мать.
Женевьева стиснула зубы. Но почему мать проявила слабость, почему не остановила эту дикую игру? Напротив, она восприняла события со свойственной ей апатией, равнодушием и показала свою полную беспомощность.
Девушка вздохнула:
– Я ложусь спать.
Женевьева оставила мать и направилась в свой закуток, чтобы остаться наедине с невеселыми мыслями: завтра она по доверенности выйдет замуж за человека, которого ни разу в жизни не видела.
ГЛАВА 2
Анжела Бримсби поставила на стол чашку и как можно приветливее улыбнулась Рурку. Ей даже не приходило в голову, что они встретятся вновь: ведь она высмеяла идею кузена предъявить права на землю в Вирджинии и практически выгнала его из своего дома. Но теперь обстоятельства изменились, и Рурк оказался как нельзя кстати.
Анжела поздравила себя с этой блестящей идеей, а также с тем, что таким образом ей удастся избежать косых взглядов той ветви семьи, к которой принадлежал Рурк: ведь она поможет ему. Сидевший перед ней молодой человек, с копной рыжих волос и глазами, напоминавшими море в шторм, выглядел таким же грубым и первобытным, как та суровая земля, которой он мечтал завладеть.
Анжела терпеливо ожидала реакции кузена на только что сделанное предложение. Однако Рурк молчал, небрежно развалившись в дорогом французском кресле. Улыбка Анжелы несколько поблекла, но женщина упорно пыталась сохранить на лице приятное выражение.
– Звучит несколько рассудочно даже для тебя, Анжела, – наконец мягко заметил Рурк.
– Это абсолютно логичное решение. Если ты в самом деле собираешься стать настоящим фермером, тебе обязательно нужна жена, – Анжела взяла с подноса леденец. – Я уверена, что лучше девушки, чем мисс Мун, тебе не найти. Конечно, ей несколько не хватает стиля, но зато она образована и знает свое место. Мисс Мун вполне подойдет в качестве жены.
– А что скажет об этом Эдмунд?
Лицо Анжелы напряглось:
– У Эдмунда нет на этот счет своего мнения. Но он не станет возражать.
– Все-таки я не могу понять, почему ты так хочешь избавиться от девушки, Анжела? Если она настолько хороша, как ты говоришь…
– Просто мы с мисс Мун несколько не сходимся характерами, – перебила его Анжела. – Итак, каково же твое решение, Рурк? Ты откажешь мне и вернешься в Ист-Энд или согласишься с моим планом? В этом случае я дам тебе возможность честь по чести уехать в Вирджинию, вместе с женой. У тебя будет хорошее начало. Что же тут странного?
Рурк недоверчиво прищурил глаза.
– Не знаю, – медленно произнес он. – Однако чувствую, что здесь не все гладко. Почему твое отношение ко мне так резко изменилось?
Анжела нахмурилась:
– Ты ставишь под сомнение очень щедрое предложение, Рурк. Скажем просто: неожиданно для себя я вдруг поняла, что являюсь твоей единственной родственницей, поэтому я и решила помочь тебе.
Рурк долго сидел молча, прекрасно сознавая, что кузина говорит ему далеко не все. Но также понимал, что другого шанса у него не будет.
– Хорошо, я поговорю с мисс Мун, – наконец сказал он. – Если она согласна, мы сразу решим все вопросы.
Рурк посмотрел на часы в гостиной Бримсби, которые с леденящей душу мерностью отсчитали двадцать минут. Их тиканье болью отозвалось в сердце юноши, напомнив о часах матери. Оказывается, не было необходимости продавать их. Но теперь квитанция находилась у Анжелы, и ему никогда не удастся вернуть семейную реликвию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52