Она никогда не терялась и даже не думала, что будет делать, случись с ней подобное. "Скорей, надо что-то ответить..." - лихорадочно думала Мидори.
- Н-наверное, попрошу у кого-нибудь помощи, - рискнула сказать она.
Почти тотчас до нее дошло, что правильнее было бы вернуться по своим следам или поискать ориентиры. Мидори в душе кляла себя за недогадливость. И хотя лица собравшихся ничуть не изменились, все наверняка сочли ее неразумной и, кроме того, неспособной самостоятельно думать. Она сжала кулаки, молясь, чтобы со следующим вопросом повезло больше.
- Как ты разделишь три золотые монеты между собой и другим человеком? - произнес Кумасиро.
Мидори снова страшно растерялась, но все-таки сообразила, что три предмета поровну на двоих не разделить. Еще она знала, что правила вежливости предполагают некоторое самоограничение.
- Я отдам две монеты другому, а одну оставлю себе, - сказала Мидори и тут же подумала, что золото можно разменять на медяки и делить уже их. Нет, так ей никогда не попасть в монастырь!
- Если бы кто-нибудь старше, умнее, сильнее тебя и выше по положению дал тебе приказ, что бы ты сделала?
У Мидори гора упала с плеч. Для девушки, привыкшей уважать власть, это был простой вопрос.
- Я поступлю так, как прикажут.
- Даже если придется делать то, что тебе не нравится?
- Моим долгом будет подчиниться, несмотря ни на что, - не раздумывая ответила Мидори.
- Даже если придется сделать что-то, что ты считаешь неправильным?
Мидори нахмурилась, пытаясь угадать, какой из ответов от нее хотят услышать. От волнения у нее свело живот.
- Я повинуюсь, потому что старшие лучше меня знают жизнь.
- Даже если тебе велят сделать что-то противозаконное?
Мидори задыхалась, тогда как руки и ноги ее похолодели, уподобившись глыбам льда. Она не хотела признаваться в готовности преступить закон, как и не хотела показать руководству секты, что может восстать против властей.
- Отвечай! - приказала Дзюнкецу-ин.
- Я подчинюсь, - ответила Мидори, понадеявшись, что выбрала меньшее из двух зол.
- А подчинишься ли ты, если этим причинишь кому-то боль? - нажимал Кумасиро.
"Какую боль?" - обомлела Мидори, но спросить побоялась. Вдруг, если она ответит отказом, ее предыдущие заверения покажутся всем фальшивыми?
- Да, - неуверенно проронила она.
Ей не терпелось узнать итог: плохо или хорошо она отвечала, - но собеседование еще не подошло к концу. Теперь его повела настоятельница.
- Привязана ли ты к родителям?
Как благочестивая дочь, Мидори должна была признаться в преданности покинутым родителям и покаяться в своем отказе выйти замуж за их избранника. "Так будет правильно", - решила она. Но ее мать давно умерла, а отец, господин Ниу, проводил большую часть времени в своем сельском поместье и Мидори нечасто его видела. Если она солжет, экзаменаторы могут это почувствовать.
- Нет, - нехотя призналась Мидори.
Лица собравшихся по-прежнему ничего не выражали.
- Если родителям понадобится твоя помощь, ты почувствуешь себя обязанной вернуться? - спросила настоятельница Дзюнкецу-ин.
Господин Ниу страдал старческим слабоумием, и Мидори не представляла, чем могла бы помочь ему.
- Нет, - сказала она, стыдясь своей непочтительности.
- У тебя есть братья или сестры, по которым ты будешь скучать, если останешься в монастыре?
Мидори с грустью вспомнила об убитой старшей сестре и брате, казненном по обвинению в измене, других сестрах - замужних, живущих за тридевять земель. Ей и сейчас их очень недоставало, и жизнь в монастыре ничего не изменит.
- Нет, - сказала она.
- А как насчет друзей?
- Нет, скучать не буду. - Она понадеялась, что разлука с Хиратой и Рэйко будет не такой долгой, чтобы начать по ним тосковать.
- Представь, что у тебя никого и ничего нет: ни дома, ни способа заработать на хлеб, - произнесла Дзюнкецу-ин. - Теперь представь, что кто-то спас тебя, приютил и накормил. Что бы ты испытывала к таким людям?
- Я была бы им благодарна как никому, - честно ответила Мидори.
Когда мачеха выгнала ее из отчего дома, а остальная родня не проявила участия, сёсакан Сано помог ей вернуться в Эдо и пристроил в свиту госпожи Кэйсо-ин. За это она будет ему вечно признательна, как и Рэйко, которая так тепло отнеслась к ней.
- Как бы ты выразила свою благодарность?
- Я сделала бы все, что в моих силах, если бы была им полезна. - В конце концов, вторая причина, по которой она пришла сюда, состояла в помощи Рэйко.
- Ты любила бы их? - спросила Дзюнкецу-ин.
- Да, - ответила Мидори. Сано и Рэйко стали для нее второй семьей, и она действительно их любила.
- А если так, то отдала бы за них жизнь?
- Да, - уверенно отозвалась Мидори. Верность и честь требовали подобного самопожертвования. Вдобавок Мидори часто грезилось, как она погибает, спасая Хирату.
Бесстрастные лица окружающих по-прежнему ничего не выражали, но общее настроение переменилось: все разом вздохнули и зашевелились, словно определившись с решением.
Мидори не знала, радоваться или огорчаться. Выдержала она экзамен или провалила?
Ответ пришел сам собой: конечно же, провалила! Сейчас ей объявят, что таких, как она, не берут. Теперь ей нельзя будет даже бродить вокруг храма - сектанты сразу заподозрят неладное. Мидори ужас как хотелось домой, пусть возвращаться к Рэйко с повинной, ничего не узнав о секте, и было невыносимо. Она не сможет показаться на глаза Хирате без надежды покорить его сердце.
- Идем со мной, - сказала настоятельница. - Сейчас ты приступишь к занятиям с другими послушницами.
Мидори чуть не задохнулась от радости. Ее все-таки приняли! Она кланялась Кумасиро, Дзюнкецу-ин и доктору Миве, восклицая: "Спасибо! Спасибо!"
Мидори шла за Дзюнкецу-ин, предвкушая, как будет наблюдать за сектой и какое впечатление произведет на Рэйко с Хиратой ее поступок. Она надеялась, что ее новую подругу Тосико тоже взяли в послушницы.
23
Тот, кто порочит имя Черного Лотоса,
Да будет погребен под камнями
И сгинет навеки в аду.
Сутра Черного Лотоса
У себя в кабинете Сано разрабатывал план суда над Хару. Он начал с наметок будущей речи, призванной истолковать улики против Хару, и собирался работать над ней до тех пор, пока не придет пора отправляться к Фугатами на совет старейшин, как вдруг в дверях показался Хирата.
- В Нихомбаси волнения, - сообщил он. - Толпа горожан громит приверженцев Черного Лотоса.
Сано не на шутку встревожился и тотчас отбыл в Нихомбаси, взяв с собой Хирату и отряд сыщиков.
Высоко над кровлями гремели яростные выкрики и шум побоища. Навстречу всадникам, скачущим к месту беспорядков, то и дело попадались бегущие крестьяне. Клубы дыма заволакивали синее небо.
Не доезжая до плотницкого квартала, Сано, сидя на лошади, увидел, как группа мужчин, вооруженных дубинами, железными прутьями и оглоблями, теснит священников в желтом.
Сектанты кое-как отбивались шестами и голыми руками. Жены плотников, визжа, лупили метлами убегающих монахинь.
- Долой Черный Лотос! - орали нападающие.
- Воздайте хвалу Черному Лотосу! - неслось в ответ из толпы священников, монахинь и крестьян-последователей. - Прекратите избиение невинных!
- Воры! Убийцы! Отродье! - звучало с обеих сторон.
Тесные улочки заполнили мечущиеся, уворачивающиеся от ударов противников люди. Дети и старики, стоя на балконах, швыряли в сектантов камни. Но вот досины разняли и разогнали дерущихся. Из окон одной лавки пробивались дым и огонь, пожарные окатывали ее водой.
- Всемилостивые боги, - поразился Хирата. - Если пожар не потушат, целый город может сгореть!
Неподалеку от Сано полицейский в доспехах выкрикивал приказы подчиненным. Сано узнал в нем прежнего товарища.
- Ёрики Фукида! - позвал он. - Как все случилось?
Полицейский закричал в ответ:
- Когда монахини и священники пришли сюда утром собирать подаяния, несколько плотников напали на них. Драка переросла в побоище, а потом толпа подожгла дом, принадлежащий Черному Лотосу.
- Где сейчас зачинщики?
- Вон там. - Полицейский махнул в дальний конец улицы.
Сано повел отряд в указанном направлении. За воротами у перекрестка досин и его помощники охраняли кучку избитых оборванцев, связанных по рукам и ногам.
Сано и Хирата спешились. Оглядывая пленников, Хирата задержал взгляд на одном, потупившемся и надутом.
- Дзиро-сан! - удивленно воскликнул он. - Это ты затеял потасовку?
Тот лишь простонал в ответ.
- Это муж убитой женщины, Тиэ, - пояснил Хирата Сано.
Подойдя к плотнику, Сано уловил сильный запах спиртного: Дзиро был пьян.
- Почему вы напали на священников и монахинь? - спросил он.
- Они забрали мою жену, - пробормотал Дзиро. - И убили.
- А вы трое что же? - спросил Хирата остальных пленников.
- Черный Лотос и мою жену забрал!
- И нашего сына!
- И мою дочь!
Слово за слово выяснилось, что вражда по отношению к секте зрела в этих местах давно и вспышка Дзиро только ускорила неизбежное.
- Ваши беды понятны, но вы не должны были устраивать самосуд, - отчитал их Сано.
- Дзиро-сан, смерть твоей жены будет отомщена, - пообещал Хирата, - как только мы найдем виновника.
Сано считал, что уже сделал это. Арестуй он Хару раньше, ее бы уже казнили и бунта бы, возможно, не произошло. Так что часть ответственности за учиненное насилие он брал на себя. Между тем его уверенность в вине Хару снова была поколеблена. Народная ненависть к Черному Лотосу предполагала, что секта действительно могла быть замешана в убийствах и поджогах, а также в похищениях и пытках людей. Сано впервые задумался, не была ли Рэйко права. Доклад министра Фугатами требовалось выслушать - не столько в угоду жене, сколько потому, что он мог изменить ход расследования. Однако до собрания еще оставалось несколько часов, а пока он должен был исправить ошибки, допущенные из-за собственной нерасторопности.
- Идемте, поможем остановить бунт, - сказан он Хирате и сыщикам.
К тому времени, когда мятеж был подавлен, а Сано добрался до замка Эдо, заседание совета старейшин уже началось. Сано вошел в кабинет и увидел пятерых чиновников, сидящих на возвышении, и их секретарей за столиками у окна.
- Прошу простить меня за опоздание, - произнес он, опустился на колени у парапета и поклонился.
- Это закрытое совещание, и ваше присутствие не оговорено, - нахмурившись, сказал глава совета Макино, сидящий посередине. - Зачем вы пришли?
- Меня пригласил достопочтенный министр святилищ и храмов, - ответил Сано.
Должно быть, Фугатами не подумал оповестить старейшин, и те решили, что он самовольно явился на заседание. Он уже сожалел о вопиющей бестактности, которую нечаянно допустил. Где сам министр? В его душе росла досада на Фугатами и на Рэйко, втянувшую его в эту неприятность.
- Стало быть, вы с министром теперь заодно? - На высохшем лице Макино появилась гримаса презрения. Остальные старейшины выглядели озабоченными.
- Он возможный свидетель по делу, которое я веду, - пояснил Сано. Как он и боялся, его приход истолковали как знак союзничества с человеком шаткого положения - промах, который Макино готовился использовать против него. - Я пришел выслушать его доклад о Черном Лотосе.
- Значит ли это, что вы выступите на его стороне против секты? - спросил старейшина Огами Каору, обычно поддерживавший Сано. Сегодня он держался холодно, словно надеясь, что все забудут об их товариществе.
- Отнюдь, - возразил Сано, с грустью убеждаясь, что его имя уже связывают с Фугатами, а подобные узы в бакуфу не так-то легко рвутся, как кажется Огами. - Я лишь хочу получить сведения, которые могут пригодиться в расследовании.
- Что ж, боюсь, вас ждет разочарование, - сказал Макино. - Министр Фугатами, ради коего мы здесь собрались, не явился.
Сано опешил. Пропуск заседания совета старейшин считался серьезным нарушением этикета и оскорблением приличий.
- Достопочтенный министр прислал этому объяснение? - спросил Сано.
- Нет, не прислал, - ответил Макино, а его соратники неодобрительно воззрились на Сано.
- Как огорчительно для всех нас, - проговорил следователь, негодуя на Фугатами, по чьей милости стал мишенью для нападок разгневанных старейшин. В следующий раз, когда понадобится попросить у них помощи, ему припомнят сегодняшнюю неловкую ситуацию.
- Раз уж вы здесь, то могли бы доложить нам о ходе расследования, - предложил Макино.
Чего Сано хотел меньше всего, так это обсуждать свою работу сейчас, когда члены совета были в дурном настроении. Однако ничего другого ему не оставалось.
Он изложил свои умозаключения и сказал:
- Вчера поименованная Хару была заключена мной под стражу.
- И сколько же вы тянули с арестом, который следовало произвести немедленно? Четыре дня?! - В голосе Макино слышалась издевка. - Девица, вне всякого сомнения, виновна, а ваша медлительность наводит на мысль, что вы скорее потакаете преступникам, нежели блюдете закон.
Чтобы он, Сано, потакал Хару, которую в действительности презирает и считает убийцей! И как только мог Макино такое выдумать!
- Если речь идет о тяжком преступлении, важно провести тщательное расследование, прежде чем кого-либо обвинять, - оскорбленно возразил Сано. - А тщательные расследования требуют времени.
- Вот вы и дотянули, пока не начались беспорядки, - ввернул Макино. Очевидно, он уже знал о погроме и винил в нем Сано. - Когда судят преступницу?
- Суд будет назначен тогда, когда я проясню последние детали, - ответил Сано.
Лица старейшин выражали резкое осуждение: бакуфу предпочитало, чтобы казни преступников проводились вскоре после их поимки.
- Полагаю, поэтому доклад министра о секте так важен для вас, - процедил Макино. - Теперь мне понятен смысл ваших отношений с министром. Он использует вас ради собственных целей, а вы его - чтобы затянуть правосудие.
- Правосудие не может свершиться, если вина подозреваемого не доказана, - возразил Сано, избегая дальнейшего разговора о министре.
Пусть только попробует оправдаться пустяками или небылицами после всего, что он вытерпел! Оставалось верить, что Рэйко оценит те жертвы, на какие он пошел ей в угоду, - размолвки с советом старейшин обходились недешево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47