https://wodolei.ru/catalog/sushiteli/Terminus/
Гитара ударилась об изголовье кушетки, острый угол пришелся ровно в одну из прорезей.
От удара гитара раскололась.
Несколько длинных щепок остались торчать из грифа – разошлись веером, словно прическа Суды. Аки занес ногу для кругового удара, и я успел воткнуть щепку ему в бедро – стиль «вилы».
Аки завопил, как девчонка на рок-концерте.
Я выпустил гитару.
Маки попытался подняться, но не смог. Челюсть у него как-то болталась.
Гитара так и осталась в ноге Аки. Подавшись вперед, он еще глубже загнал обломанный конец себе в бедро, и гитара торчала под прямым углом, будто из окровавленной ноги вырос новый член. Прекрасные черные брюки были загублены вконец.
На лице Маки изумление сменилось яростью. Он поднялся-таки с полу. Похрустел суставами и разозлил меня, прорычав:
– Мамочка велела тебя вырубить.
Он рванулся вперед, я вспрыгнул на кушетку и, оттолкнувшись от этого трамплина, высоко взлетел.
Маки полетел следом. Массивная туша вытянулась, зависла горизонтально. Не хватало нам еще драки в воздухе, но я успел уцепиться за люстру, она же битая гитара, и подтянулся повыше. Я глянул вниз и увидел, как Маки пролетает подо мной, тщетно пытаясь ухватить меня за ноги. Огромный астронавт за бортом.
Он тяжело грохнулся прямо на кофейный столик. Ножки подломились, и стол рухнул на пол в облаке сигаретного пепла и пыли.
Та же участь постигла люстру-гитару. Я уцепился за нее в кульминации своего полета и вырвал из потолка. Падая, я успел сделать полуоборот и выставил локоть между собой и Маки – семь футов по вертикали разделяло нас, и расстояние стремительно сокращалось.
Мой локоть угодил Маки в почку – он как раз хотел перекатиться на спину. Весу во мне 160 фунтов, я пролетел около семи футов, но и без сложных математических формул мог прикинуть силу удара – стоило взглянуть на лицо Маки.
По пути я успел прихватить папку с бумагами «Общества Феникса» и прикрыл за собой дверь. Я даже поднял с пола упаковку фаст-фуда и открыл крышку. Свинина с жареным рисом, жирная, пережаренная, как раз такую я люблю. Мгновение я дразнил свой желудок, потом решительно закрыл крышку и оставил упаковку там, где ее нашел. Желудок отплатил мне сполна – терзал меня всю дорогу по лестнице.
23
На улице было тепло, за головокружительным хаосом сплетенья проводов – безупречно ясное небо. Бродячие коты сгрудились в узком проулке, однако у них я дорогу узнать не мог.
Я свернул за угол, все еще соображая, куда меня занесло. На улице – зловещая тишина. Все магазины закрыты, ни одной машины на обочине. Прислушавшись, я начинал различать пение где-то вдали, но и то не был уверен.
Со временем все прояснится, посулила Сэцуко. Но этот день наступит раньше, чем она думала. Сейчас я во всем разберусь. Кое-какие прорехи еще оставались, но, как говаривал наживший миллионы застройщик и гроссмейстер игры го Какутани, свободное место – отправной пункт всякой стратегии.
Я снова завернул за угол и с разгона чуть не упал.
Улицу запрудили подростки. Их были тысячи, кто с портретами Ёси в траурных рамках, кто с хризантемами, кто с флагами. Каждый пятый нес плакат: «Мы любим Ёси, помните Ёси, Ёси никогда не умрет». Большинство в черном, они жгли свечи и благовония. Впереди тащили огромный плакат «Ёси НАВСЕГДА, 1973–2001». Одна девушка била в барабан, а рядом с ней шел парень с гитарой и крошечным усилителем на груди. За песней хора его вытье разобрать было невозможно. Все эти унылые голоса сливались воедино, слова превратились в глухой рев.
Так вот почему Аки и Маки облачились в костюмы! Настала суббота. День поминовения Ёси.
Я искал щелочку, проулок, куда можно скрыться, но пути к отступлению не было. Подростки надвигались. Кто-то пел в мегафон, так громко изливая свою скорбь, что я почти не слышал, как скрежещут мои мозги.
И вот они настигли меня. Волна плакальщиков ударилась об меня, рассыпаясь во все стороны, первые ряды еще сумели меня обойти, но счастье длилось недолго. Девушка с зажмуренными глазами врезалась в меня, и я отлетел на обочину, столкнувшись с парнем в драной футболке «Сломлен внутри». Он отпихнул меня в сторону, я тщетно попытался устоять на ногах, задирая повыше папку «Общества Феникса», цепляясь за нее, точно за ивовую ветку над бурной рекой. Отпрыгнул влево, споткнулся о ноги костлявой девицы с глазищами Бетти Буп. Она испуганно глянула на меня и начала падать. Я уронил папку.
Я успел ухватить девушку за рубашку и подтянуть ее, пока не затоптали. Едва она обрела равновесие, как меня стукнули сзади. Я повалился вперед, рухнул на тротуар, на лету собирая бумаги из папки, пытаясь хоть что-то сохранить, пока не все разлетелись.
Несколько рук ухватили меня за кожаную куртку, под мышки. Я почувствовал себя невесомым – меня подняли, поставили на ноги, я влился в процессию. Сопротивление бесполезно. Девушка рядом со мной взяла меня за руку. Она молча посмотрела мне в лицо, глаза ее были полны слез.
Я еще разок-другой не слишком активно попытался ускользнуть, но ничего не вышло. Слишком мощен был поток людей, слишком целеустремленны были эти люди. Что подростки ни делают – болтаются ли они, томясь скукой, на улице, играют ли в компьютерные игры, танцуют – всё они ухитряются исполнять со сверхчеловеческой энергией. Выражение скорби – не исключение.
Теперь я понял, куда попал. По мере приближения к храму Цукидзи Хонгандзи полиции все прибывало. Копы выстроились вдоль улицы, сложив руки за спиной и созерцая нас равнодушным взглядом, каким представители власти созерцают некриминальную деятельность. Над головой зажужжали телевизионные вертолеты. К стенам зданий жались фургоны «НХК», «СкайТВ» и «Ти-би-эс». Спутниковые тарелки поднимались к небу на тонких металлических прутьях, похожих на шесты, к каким крепится тент балагана.
Изящная молодая женщина – я узнал ведущую ночных новостей, – стояла на крыше фургона и вела прямой репортаж. Настоящая красотка, что и неудивительно: нынче телеведущих крупных каналов вербуют из моделей. Вести краше не становятся, зато вестники хорошеют с каждым днем.
Когда мы пробирались сквозь строй репортеров, пение стихло. Ребятки разглядели операторов на крышах фургонов и на обочине, поняли, что попали в объективы камер. Повисло смущенное молчание. Воздух казался наэлектризованным, точно перед грозой.
Один хриплый голос вырвался из толпы. «Ёси», – вскрикнула девушка, и возглас оборвался слезами. Второй голос подхватил этот вскрик октавой выше: «Ёси!» Третий – октавой ниже: «Ёси!» Имя бежало по толпе. Тысячи голосов отзывались тихими «Ёси» – сначала лепет ручья, потом стремительная река, поток, приливная волна.
Репортеры уловили знак. Зажглись прожектора, замигали вспышки, защелкали затворы. Крик перешел в рыдания, рыдания – в горестный вой. Девушка рядом со мной испустила звонкий, раздирающий уши вопль. Парня справа, до тех пор стоически на все взиравшего, прорвало:
– Да здравствует Ёси! Ёси навсегда!
Лицо его сморщилось, он снова и снова выкрикивал одну и ту же фразу, все сильнее напрягая голос. Ему удалось заглушить товарищей, и камеры повернулись к нему.
– ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЁСИ!
– ЁСИ НАВСЕГДА!
К нему присоединился второй голос, третий, четвертый, пока вся толпа ребятишек не запела громоподобным голосом, способным снести здания, разрушить мостовую, сотрясти солнце и рассадить самое небо над головой. Телерепортеры подносили микрофоны к губам и свободной рукой прикрывали ухо, но вскоре отказались от попыток вести репортаж, позабыли, кажется, что они в эфире, и взирали на подростков в оцепенении, с ужасом и восторгом. Надвигающаяся процессия поглотила их, словно армия победителей, неодолимая, неостановимая мощь.
Наблюдая растерянность старших, я понял вдруг, как остро, отчаянно ребятишки нуждались в таком вот Ёси. Все факты, какие мне удалось выяснить, подтверждали, что по нему психушка плакала, но не это важно. Это – взгляд взрослого человека. А оглушительно орущая толпа подростков видела нечто иное.
Они видели человека, который не призывал их к ответственному поведению, не осуждал наркотики, уличные банды и добрачный секс. Не заставлял убирать свою комнату, усердно учиться и серьезно думать над своим будущим. Этот человек никогда не обличал их невежество и незрелость, не обзывал их бездельниками, никчемушниками, неудачниками. Он не попрекал их тем, что они не реализуют свой потенциал, не сравнивал с благовоспитанным отпрыском Мураками из соседнего двора. Он не считал их романы безобидной телячьей влюбленностью, их идеи – глупостями, их мечты – наивностью.
Им нужен был Ёси, им нужен был символ того, что жизнь не обязательно состоит – вовсе не состоит – только из домашних заданий, школ, вступительных экзаменов, корпоративных должностей, сносных браков, сыновнего и дочернего долга и разумных вложений средств. Им нужен был человек, воспринимающий подростков как просто людей, а не как очередное поколение потребителей «Пепси», рабочие ресурсы будущего или свидетельство деградации национальных идеалов.
И – не могу вполне сформулировать эту мысль – им, наверное, нужно было, чтобы Ёси умер.
Девушка возле меня посмотрела мне прямо в лицо как-то странно, словно прочла мои мысли. Она сжала мою руку и поманила наклониться ближе. Может, хотела поделиться скорбью, хотела, чтобы кто-то понял ее боль и утешил? Приложив ладонь к моему уху, она крикнула:
– Что с вашим носом?
Полиция закрыла ворота храма, чтобы плакальщики всё не разнесли, поэтому импровизированное святилище Ёси тянулось вдоль ограды. Ребята несли цветы, вешали фотографии в черных рамках и флаги. Они обнимались и плакали. Толпа рассеялась, обтекая территорию храма по периметру, и я отцепил от своей руки пальцы моей спутницы. По-моему, она даже не заметила. Я проложил себе путь через толпу и наконец оторвался от скорбящих.
Солнце уже заходило, когда я добрался до станции метро Цукидзи. Я спешил, как мог, однако ноги уже приноровились к похоронному ритму. Когда я добрался до станции, меня поразила тишина. На платформе я дожидался в одиночестве, тщетно прислушиваясь, всматриваясь в сумрачный тоннель. Казалось, поезд не придет никогда. Разумеется, в итоге он пришел, более того – он пришел вовремя. Я сел. Двери закрылись, и электричка устремилась в темноту.
24
– Пивка бы.
– Простите, пива не держим.
– А что есть?
– «Семь Ликов Блаженства».
– Давайте любой.
Я вернулся в трущобный Голден-Гай, к разваливающемуся на куски водопою «Последний клич». Вернулся в надежде услышать хорошие новости о Такэси, но одного взгляда на лицо бармена хватило, чтобы понять: новостей нет.
Я оглядел изрезанную поверхность деревянной стойки в поисках имени Такэси, а бармен тем временем помахал над стаканом бутылочками – в общей сложности семью. Что-то попадало в сосуд, что-то текло мимо.
Я полез в карман и достал смятые листки из брошюр «Общества Феникса» – все, что пережило марш в память Ёси. Разгладив один листок на стойке, я принялся читать.
Как это будет?
Люди, удостоенные статуса Провидцев, вносят материальный вкладе осуществление проекта, и криоконсервация гарантирует им место в будущем. Криоконсервация осуществляется охлаждением тела до – 196°С непосредственно после смерти, чтобы свести к минимуму повреждение тканей…
Чуть ниже я наткнулся на особо заинтересовавший меня пассаж:
По завершении процесса пациента помещают в специально оборудованную камеру криоконсервации в нашем суперсовременном Криотории, расположенном в отдаленном районе Хоккайдо, и тщательно следят за ним, пока реанимация не станет технически осуществимой.
Я вспомнил, как Сэцуко почти дословно повторила слова Дневного Менеджера: дескать, жизни человека сливаются друг с другом. Сразу после этого она выбежала из ресторана и унесла с собой удостоверение Ночного Портье, выданное «Обществом Феникса». Я отпил «Семи Блаженств» и выкопал из кармана еще один смятый листок. Смятый и даже разорванный, но уцелевшего текста хватило, чтобы объяснить, каким образом Ёси в бессознательном состоянии от передозировки сумел перебраться из отеля «Шарм» в жалкий лав-отель «Челси».
Прорыв в будущее
Часть II: Неотложная криоконсервация жизни.
Нам не всегда удается запланировать момент смерти. Но даже в случае внезапной смерти «Общество Феникса» имеет возможность осуществить криоконсервацию с минимальным ущербом для ишемических тканей.
Все члены «Общества Феникса» снабжаются медицинским удостоверением с телефонным номером команды «скорой помощи». Желающие могут также сделать нательную татуировку с логотипом «Общества Феникса», чтобы их могли опознать, если удостоверение потеряется или его не окажется под рукой. Специальная «горячая кнопка» предоставляется членам нашего «Союза Провидцев», и если кто-нибудь из них не сможет набрать номер телефона, он все равно будет иметь возможность известить нашу группу неотложной консервации.
В настоящее время машины «скорой помощи» «Общества Феникса» обслуживают Токио, Осаку, Нагою, Саппоро и Фукуоку. В каждой машине выезжает команда из четырех санитаров, обученных правилам перевоза на «скорой помощи». Получив срочный вызов, эти специалисты отправляются на место происшествия, забирают пациента и перевозят его по безопасному адресу, где можно осуществить процедуру криоконсервации.
Поскольку научные организации, подобные «Обществу Феникса», наталкиваются на невежество, предрассудки и страх, мы предпочитаем скрывать адреса, где осуществляются процедуры криоконсервации. Тем не менее вы можете быть уверены, что все они безукоризненно оборудованы по последнему слову техники.
Следует отметить, что, прежде чем мы сможем приступить к криоконсервации, смерть пациента должна быть зарегистрирована по существующим медицинским и юридическим правилам. К сожалению, это означает…
Последние слова пропали. Но я и не читая догадывался, что это означает. Сложив бумагу, я спрятал ее взадний карман, проглотил остаток «Семи Блаженств» и достал бумажник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
От удара гитара раскололась.
Несколько длинных щепок остались торчать из грифа – разошлись веером, словно прическа Суды. Аки занес ногу для кругового удара, и я успел воткнуть щепку ему в бедро – стиль «вилы».
Аки завопил, как девчонка на рок-концерте.
Я выпустил гитару.
Маки попытался подняться, но не смог. Челюсть у него как-то болталась.
Гитара так и осталась в ноге Аки. Подавшись вперед, он еще глубже загнал обломанный конец себе в бедро, и гитара торчала под прямым углом, будто из окровавленной ноги вырос новый член. Прекрасные черные брюки были загублены вконец.
На лице Маки изумление сменилось яростью. Он поднялся-таки с полу. Похрустел суставами и разозлил меня, прорычав:
– Мамочка велела тебя вырубить.
Он рванулся вперед, я вспрыгнул на кушетку и, оттолкнувшись от этого трамплина, высоко взлетел.
Маки полетел следом. Массивная туша вытянулась, зависла горизонтально. Не хватало нам еще драки в воздухе, но я успел уцепиться за люстру, она же битая гитара, и подтянулся повыше. Я глянул вниз и увидел, как Маки пролетает подо мной, тщетно пытаясь ухватить меня за ноги. Огромный астронавт за бортом.
Он тяжело грохнулся прямо на кофейный столик. Ножки подломились, и стол рухнул на пол в облаке сигаретного пепла и пыли.
Та же участь постигла люстру-гитару. Я уцепился за нее в кульминации своего полета и вырвал из потолка. Падая, я успел сделать полуоборот и выставил локоть между собой и Маки – семь футов по вертикали разделяло нас, и расстояние стремительно сокращалось.
Мой локоть угодил Маки в почку – он как раз хотел перекатиться на спину. Весу во мне 160 фунтов, я пролетел около семи футов, но и без сложных математических формул мог прикинуть силу удара – стоило взглянуть на лицо Маки.
По пути я успел прихватить папку с бумагами «Общества Феникса» и прикрыл за собой дверь. Я даже поднял с пола упаковку фаст-фуда и открыл крышку. Свинина с жареным рисом, жирная, пережаренная, как раз такую я люблю. Мгновение я дразнил свой желудок, потом решительно закрыл крышку и оставил упаковку там, где ее нашел. Желудок отплатил мне сполна – терзал меня всю дорогу по лестнице.
23
На улице было тепло, за головокружительным хаосом сплетенья проводов – безупречно ясное небо. Бродячие коты сгрудились в узком проулке, однако у них я дорогу узнать не мог.
Я свернул за угол, все еще соображая, куда меня занесло. На улице – зловещая тишина. Все магазины закрыты, ни одной машины на обочине. Прислушавшись, я начинал различать пение где-то вдали, но и то не был уверен.
Со временем все прояснится, посулила Сэцуко. Но этот день наступит раньше, чем она думала. Сейчас я во всем разберусь. Кое-какие прорехи еще оставались, но, как говаривал наживший миллионы застройщик и гроссмейстер игры го Какутани, свободное место – отправной пункт всякой стратегии.
Я снова завернул за угол и с разгона чуть не упал.
Улицу запрудили подростки. Их были тысячи, кто с портретами Ёси в траурных рамках, кто с хризантемами, кто с флагами. Каждый пятый нес плакат: «Мы любим Ёси, помните Ёси, Ёси никогда не умрет». Большинство в черном, они жгли свечи и благовония. Впереди тащили огромный плакат «Ёси НАВСЕГДА, 1973–2001». Одна девушка била в барабан, а рядом с ней шел парень с гитарой и крошечным усилителем на груди. За песней хора его вытье разобрать было невозможно. Все эти унылые голоса сливались воедино, слова превратились в глухой рев.
Так вот почему Аки и Маки облачились в костюмы! Настала суббота. День поминовения Ёси.
Я искал щелочку, проулок, куда можно скрыться, но пути к отступлению не было. Подростки надвигались. Кто-то пел в мегафон, так громко изливая свою скорбь, что я почти не слышал, как скрежещут мои мозги.
И вот они настигли меня. Волна плакальщиков ударилась об меня, рассыпаясь во все стороны, первые ряды еще сумели меня обойти, но счастье длилось недолго. Девушка с зажмуренными глазами врезалась в меня, и я отлетел на обочину, столкнувшись с парнем в драной футболке «Сломлен внутри». Он отпихнул меня в сторону, я тщетно попытался устоять на ногах, задирая повыше папку «Общества Феникса», цепляясь за нее, точно за ивовую ветку над бурной рекой. Отпрыгнул влево, споткнулся о ноги костлявой девицы с глазищами Бетти Буп. Она испуганно глянула на меня и начала падать. Я уронил папку.
Я успел ухватить девушку за рубашку и подтянуть ее, пока не затоптали. Едва она обрела равновесие, как меня стукнули сзади. Я повалился вперед, рухнул на тротуар, на лету собирая бумаги из папки, пытаясь хоть что-то сохранить, пока не все разлетелись.
Несколько рук ухватили меня за кожаную куртку, под мышки. Я почувствовал себя невесомым – меня подняли, поставили на ноги, я влился в процессию. Сопротивление бесполезно. Девушка рядом со мной взяла меня за руку. Она молча посмотрела мне в лицо, глаза ее были полны слез.
Я еще разок-другой не слишком активно попытался ускользнуть, но ничего не вышло. Слишком мощен был поток людей, слишком целеустремленны были эти люди. Что подростки ни делают – болтаются ли они, томясь скукой, на улице, играют ли в компьютерные игры, танцуют – всё они ухитряются исполнять со сверхчеловеческой энергией. Выражение скорби – не исключение.
Теперь я понял, куда попал. По мере приближения к храму Цукидзи Хонгандзи полиции все прибывало. Копы выстроились вдоль улицы, сложив руки за спиной и созерцая нас равнодушным взглядом, каким представители власти созерцают некриминальную деятельность. Над головой зажужжали телевизионные вертолеты. К стенам зданий жались фургоны «НХК», «СкайТВ» и «Ти-би-эс». Спутниковые тарелки поднимались к небу на тонких металлических прутьях, похожих на шесты, к каким крепится тент балагана.
Изящная молодая женщина – я узнал ведущую ночных новостей, – стояла на крыше фургона и вела прямой репортаж. Настоящая красотка, что и неудивительно: нынче телеведущих крупных каналов вербуют из моделей. Вести краше не становятся, зато вестники хорошеют с каждым днем.
Когда мы пробирались сквозь строй репортеров, пение стихло. Ребятки разглядели операторов на крышах фургонов и на обочине, поняли, что попали в объективы камер. Повисло смущенное молчание. Воздух казался наэлектризованным, точно перед грозой.
Один хриплый голос вырвался из толпы. «Ёси», – вскрикнула девушка, и возглас оборвался слезами. Второй голос подхватил этот вскрик октавой выше: «Ёси!» Третий – октавой ниже: «Ёси!» Имя бежало по толпе. Тысячи голосов отзывались тихими «Ёси» – сначала лепет ручья, потом стремительная река, поток, приливная волна.
Репортеры уловили знак. Зажглись прожектора, замигали вспышки, защелкали затворы. Крик перешел в рыдания, рыдания – в горестный вой. Девушка рядом со мной испустила звонкий, раздирающий уши вопль. Парня справа, до тех пор стоически на все взиравшего, прорвало:
– Да здравствует Ёси! Ёси навсегда!
Лицо его сморщилось, он снова и снова выкрикивал одну и ту же фразу, все сильнее напрягая голос. Ему удалось заглушить товарищей, и камеры повернулись к нему.
– ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЁСИ!
– ЁСИ НАВСЕГДА!
К нему присоединился второй голос, третий, четвертый, пока вся толпа ребятишек не запела громоподобным голосом, способным снести здания, разрушить мостовую, сотрясти солнце и рассадить самое небо над головой. Телерепортеры подносили микрофоны к губам и свободной рукой прикрывали ухо, но вскоре отказались от попыток вести репортаж, позабыли, кажется, что они в эфире, и взирали на подростков в оцепенении, с ужасом и восторгом. Надвигающаяся процессия поглотила их, словно армия победителей, неодолимая, неостановимая мощь.
Наблюдая растерянность старших, я понял вдруг, как остро, отчаянно ребятишки нуждались в таком вот Ёси. Все факты, какие мне удалось выяснить, подтверждали, что по нему психушка плакала, но не это важно. Это – взгляд взрослого человека. А оглушительно орущая толпа подростков видела нечто иное.
Они видели человека, который не призывал их к ответственному поведению, не осуждал наркотики, уличные банды и добрачный секс. Не заставлял убирать свою комнату, усердно учиться и серьезно думать над своим будущим. Этот человек никогда не обличал их невежество и незрелость, не обзывал их бездельниками, никчемушниками, неудачниками. Он не попрекал их тем, что они не реализуют свой потенциал, не сравнивал с благовоспитанным отпрыском Мураками из соседнего двора. Он не считал их романы безобидной телячьей влюбленностью, их идеи – глупостями, их мечты – наивностью.
Им нужен был Ёси, им нужен был символ того, что жизнь не обязательно состоит – вовсе не состоит – только из домашних заданий, школ, вступительных экзаменов, корпоративных должностей, сносных браков, сыновнего и дочернего долга и разумных вложений средств. Им нужен был человек, воспринимающий подростков как просто людей, а не как очередное поколение потребителей «Пепси», рабочие ресурсы будущего или свидетельство деградации национальных идеалов.
И – не могу вполне сформулировать эту мысль – им, наверное, нужно было, чтобы Ёси умер.
Девушка возле меня посмотрела мне прямо в лицо как-то странно, словно прочла мои мысли. Она сжала мою руку и поманила наклониться ближе. Может, хотела поделиться скорбью, хотела, чтобы кто-то понял ее боль и утешил? Приложив ладонь к моему уху, она крикнула:
– Что с вашим носом?
Полиция закрыла ворота храма, чтобы плакальщики всё не разнесли, поэтому импровизированное святилище Ёси тянулось вдоль ограды. Ребята несли цветы, вешали фотографии в черных рамках и флаги. Они обнимались и плакали. Толпа рассеялась, обтекая территорию храма по периметру, и я отцепил от своей руки пальцы моей спутницы. По-моему, она даже не заметила. Я проложил себе путь через толпу и наконец оторвался от скорбящих.
Солнце уже заходило, когда я добрался до станции метро Цукидзи. Я спешил, как мог, однако ноги уже приноровились к похоронному ритму. Когда я добрался до станции, меня поразила тишина. На платформе я дожидался в одиночестве, тщетно прислушиваясь, всматриваясь в сумрачный тоннель. Казалось, поезд не придет никогда. Разумеется, в итоге он пришел, более того – он пришел вовремя. Я сел. Двери закрылись, и электричка устремилась в темноту.
24
– Пивка бы.
– Простите, пива не держим.
– А что есть?
– «Семь Ликов Блаженства».
– Давайте любой.
Я вернулся в трущобный Голден-Гай, к разваливающемуся на куски водопою «Последний клич». Вернулся в надежде услышать хорошие новости о Такэси, но одного взгляда на лицо бармена хватило, чтобы понять: новостей нет.
Я оглядел изрезанную поверхность деревянной стойки в поисках имени Такэси, а бармен тем временем помахал над стаканом бутылочками – в общей сложности семью. Что-то попадало в сосуд, что-то текло мимо.
Я полез в карман и достал смятые листки из брошюр «Общества Феникса» – все, что пережило марш в память Ёси. Разгладив один листок на стойке, я принялся читать.
Как это будет?
Люди, удостоенные статуса Провидцев, вносят материальный вкладе осуществление проекта, и криоконсервация гарантирует им место в будущем. Криоконсервация осуществляется охлаждением тела до – 196°С непосредственно после смерти, чтобы свести к минимуму повреждение тканей…
Чуть ниже я наткнулся на особо заинтересовавший меня пассаж:
По завершении процесса пациента помещают в специально оборудованную камеру криоконсервации в нашем суперсовременном Криотории, расположенном в отдаленном районе Хоккайдо, и тщательно следят за ним, пока реанимация не станет технически осуществимой.
Я вспомнил, как Сэцуко почти дословно повторила слова Дневного Менеджера: дескать, жизни человека сливаются друг с другом. Сразу после этого она выбежала из ресторана и унесла с собой удостоверение Ночного Портье, выданное «Обществом Феникса». Я отпил «Семи Блаженств» и выкопал из кармана еще один смятый листок. Смятый и даже разорванный, но уцелевшего текста хватило, чтобы объяснить, каким образом Ёси в бессознательном состоянии от передозировки сумел перебраться из отеля «Шарм» в жалкий лав-отель «Челси».
Прорыв в будущее
Часть II: Неотложная криоконсервация жизни.
Нам не всегда удается запланировать момент смерти. Но даже в случае внезапной смерти «Общество Феникса» имеет возможность осуществить криоконсервацию с минимальным ущербом для ишемических тканей.
Все члены «Общества Феникса» снабжаются медицинским удостоверением с телефонным номером команды «скорой помощи». Желающие могут также сделать нательную татуировку с логотипом «Общества Феникса», чтобы их могли опознать, если удостоверение потеряется или его не окажется под рукой. Специальная «горячая кнопка» предоставляется членам нашего «Союза Провидцев», и если кто-нибудь из них не сможет набрать номер телефона, он все равно будет иметь возможность известить нашу группу неотложной консервации.
В настоящее время машины «скорой помощи» «Общества Феникса» обслуживают Токио, Осаку, Нагою, Саппоро и Фукуоку. В каждой машине выезжает команда из четырех санитаров, обученных правилам перевоза на «скорой помощи». Получив срочный вызов, эти специалисты отправляются на место происшествия, забирают пациента и перевозят его по безопасному адресу, где можно осуществить процедуру криоконсервации.
Поскольку научные организации, подобные «Обществу Феникса», наталкиваются на невежество, предрассудки и страх, мы предпочитаем скрывать адреса, где осуществляются процедуры криоконсервации. Тем не менее вы можете быть уверены, что все они безукоризненно оборудованы по последнему слову техники.
Следует отметить, что, прежде чем мы сможем приступить к криоконсервации, смерть пациента должна быть зарегистрирована по существующим медицинским и юридическим правилам. К сожалению, это означает…
Последние слова пропали. Но я и не читая догадывался, что это означает. Сложив бумагу, я спрятал ее взадний карман, проглотил остаток «Семи Блаженств» и достал бумажник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35