Ор. cit. Стр. 448. (37) Это признает и Милюков. Ibid. Стр. 451-2. [99] чистый динамизм Лейбница (что мы находим и у Радищева), косвенно подтверждает знакомство Радищева с Лейбницем. Из немецких мыслителей Радищев больше всего пленялся Гердером (38), имя которого не раз встречается в философском трактате Радищева. Но особенно по душе приходились Радищеву французские мыслители. О прямом интересе его к Гельвецию мы знаем из его отрывка, посвященного его другу Ушакову. С Гельвецием Радищев часто полемизирует, но с ним всегда в то же время считается. Французский сенсуализм XVIII-го века в разных его оттенках был хорошо знаком Радищеву, который вообще имел вкус к тем мыслителям, которые признавали полную реальность материального мира. Это одно, конечно, не дает еще права считать Радищева материалистом, как это тщетно стремится доказать Бетяев (39). Занятия естествознанием укрепили в Радищеве реализм (а не материализм), и это как раз и отделяло Радищева от Лейбница (в его метафизике). Упомянем, наконец, что Радищев внимательно изучал некоторые произведения английской философии (Локк, Пристли). 10. Начнем изложение взглядов Радищева с его гносеологических воззрений. Высказывания его о проблеме познания довольно случайны и разбросаны в разных местах, но все они носят печать того синтеза эмпиризма и рационализма, который воодушевляет Лейбница в его "Nouveaux essais". Радищев прежде всего категорически стоит за то, что "опыт есть основание всего естественного познания" (40). В духе французского сенсуализма Радищев замечает: "ты мыслишь органом телесным (мозгом В. 3.); как можешь представить себе что-либо внетелесное?" Но зта чувственная основа знания должна быть восполняема тем, что может привнести разум, - поэтому Радищев различает опыт чувственный от опыта "разумного" (41). Дальше Радищев говорит: "все силы нашего познания не различны в существовании своем, эта сила познания едина и неразделима". В этих мыслях Радищев верен Лейбницу, ему же он следует в признании закона "достаточного основания" (42). Следуя Лейбницу же, Радищев развивает свои мысли о познании внешнего мира: "Вещество само по себе неизвестно человеку" (43), утверждает он совершенно в духе Лейбница. "Внутренняя - --------------------------------------(38) См. интересные сопоставлення у Лапшина. Ibid. Стр. 24 п дальше. (39) Бетяев "Политические и философские взгляды Радищева" (в журнале "Под знаменем Марксизма" за 1938 г. ? 8). (40) Сочинения, т. II, стр. 156 (цитирую по изданию 1907 г., под редакцией В. В. Каллаш, в 2 томах). (41) ibid. Стр. 171. (42) ibid. Стр. 198. (43) ibid. Стр. 182. [100] сущность вещи, утверждает Радищев, нам неизвестна; что есть сила сама по себе, мы не знаем; как действие следует из причины - тоже не знаем" (44). Так же близок Радищев к Лейбницу в учении о законе непрерывности: "мы почитаем доказанным, говорит Радищев, что в природе существует явная постепенность" (45). Этот "закон лестницы", как выразился в одном месте Радищев, есть тот же принцип, который утверждает и Лейбниц. В этих мыслях Радищева о познании он вполне верен Лейбницу, но когда он переходит к самому содержанию знания, он решительно расходится с ним, и прежде всего в вопросе о природе материи. Для Лейбница утверждение, что вещество само по себе непознаваемо, было основанием его спиритуализма в общем учении о бытии и феноменализма в учении о материи (phenomenon bene fundatum). Радищев же категорически стоит за реализм в вопросе о материи, как это мы находим и у французского лейбницианца Robinet (46). Радищев обнаруживает в своем трактате явный вкус к натурфилософии и прекрасное знание современной французской и немецкой литературы по натурфилософии (особенно много считает он себя обязанным Пристли (47). Но ему трудно до конца принимать динамическую теорию материи (как это было у Пристли, следовавшего известному физику Босковичу): "раздробляя свойства вещественности, замечает Радищев, будем беречься, чтобы она не исчезла совсем" (48). И дальше Радищев, твердо исповедуя реальность материи, говорит о "неосновательности мнения о бездейственности вещества": вещество мыслится им (как и у Robinet) живым. Конечно, Радищев здесь не полемизирует с окказионализмом, а просто следует Robinet. В учении о человеке Радищев исходит из виталистического единства природы: "человек единоутробный сродственник всему, на земле живущему, пишет он; не только зверю, птице... но и растению, грибу, металлу, камню, земле" (49). - --------------------------------------(44) ibid. Стр. 279. (45) ibid. Стр. 275. (46) Лапшин в своем этюде о Радищеве видит здесь влияние английского философа Пристли (Pristley), которого Радищев действительно знал. Но в реализме Радищева слишком явно выступает то виталистическое понимание материи, которое было как у Bonnet, так и у Robinet. Радищев присваивает, наприм., минералам черты органической жизни (наприм., половые различия!),здесь Радищев явно следует Robinet. См. у Лапшина Ibid. Стр. 8-10. (47) "Пристли путеводительствует нами в сих рассуждениях", пишет с.н. (Соч. т. П. Стр. 205). (48) Ibid. Стр. 203. (49) Ibid. Стр. 149. [101] Перейдем к антропологии Радищева. Он связывают человека со всем миром, но знает и о специфических его особенностях; главная из них, это способность оценки. "Человек есть единое существо на земле, ведающее худое и злое", пишет Радищев (50). И в другом месте он замечает: "особое свойство человека - беспредельная возможность, как совершенствоваться, так и развращаться". Вопреки Руссо, Радищев очень высоко ставит социальные движения в человеке и решительно против изоляции детей от общества (как проповедует Руссо в "Эмиле"). "Человек есть существо сочувствующее и подражающее", пишет Радищев. Естественная социальность является для Радищева основой его морали - и здесь он решительно расходится с французскими моралистами, выводившими социальные движения из "себялюбия". Горячо разделяя идеи "естественного права", Радищев вообще оправдывает все подлинно естественное в человеке. "В человеке... никогда не иссякают права природы.", говорит он. Поэтому для него "совершенное умерщвление страстей - уродливо" (51), "корень страстей благой- они производят в человеке благую тревогу - без них он уснул бы" (52). Защищая право естественных движений души, Радищев горячо протестует против всякого угнетения "естества". Отсюда надо выводить и социально-политический радикализм Радищева. Его знаменитое "Путешествие из Петербурга в Москву" является столько же радикальной критикой социального неравенства, политического и бюрократического самоуправства, - сколько и своеобразной утопией, про диктованной защитой всего естественного в тех, кто социально угнетен. Утопическая установка очень ясно выступает, напри мер, в рассказе о сне, в котором ему привиделось, что он - царь. Рассказав об угодничестве и лжи приближенных к царю, он вводит в рассказ "Истину", которая снимает бельмо с глаз царя и показывает ему страшную правду... В трактате о "Бессмертии" Радищев противоставляет рас суждения противников и защитников индивидуального бессмертия. Личные его симпатии склоняются в сторону положительного решения. В религиозных вопросах Радищев склоняется в сторону того релятивизма, который был характерен для про поведи "естественной религии" в XVII-ом и ХVШ-ом веках (но вовсе не деизма, как часто полагают, путая понятие деизма и доктрины "естественной религии") (53). - --------------------------------------(50) ibid. Стр. 157. (51) Ibid. Стр. 216. (52) Ibid. Стр. 261 (53) См.,наприм. Мякотина в статье о Радищеве в сборнике "Из истории русского общества". [102] 11. Мы закончили изложение философских взглядов Радищева. и можем теперь дать общую характеристику его мировоззрения и указать его место в истории русской философской мысли. Как ни значительна и даже велика роль Радищева в развитии социально-политической мысли в России, было бы очень неверно весь интерес в Радищеву связывать лишь с этой стороной его деятельности. Тяжелая судьба Радищева дает ему, конечно, право на исключительное внимание историков русского национального движения в XVIII-ом веке, - он, бесспорно, является вершиной этого движения, как яркий и горячий представитель радикализма. Секуляризация мысли шла в России XVIII-го века очень быстро и вела к светскому радикализму потомков тех, кто раньше стоял за церковный радикализм. Радищев ярче других, как-то целостнее других опирался на идеи естественного права, которые в XVIII веке срастались с руссоизмом, с критикой современной неправды. Но, конечно, Радищев в этом не одинок - он лишь ярче других выражал новую идеологию, полнее других утверждал примат социальной и моральной темы в построении новой идеологии. Но Радищева надо ставить прежде всего в связь именно с последней задачей - с выработкой свободной, внецерковной, секуляризованной идеологии. Философское обоснование этой идеологии было на очереди - и Радищев первый пробует дать самостоятельное ее обоснование (конечно, опираясь на мыслителей Запада, но по-своему их синтезируя). Развиваясь в границах национализма и гуманизма, Радищев проникнут горячим пафосом свободы и восстановления "естественного" порядка вещей. Радищев, конечно, не эклектик, как его иногда представляют (54), но у него были зачатки собственного синтеза руководящих идей XVIII века: базируясь на Лейбнице в теории познания, Радищев прокладывал дорогу для будущих построений в этой области (Герцен, Пирогов н другие). Но в онтологии Радищев - горячий защитник реализма, и это склоняет его симпатии к французским мыслителям. В Радищеве очень сильна тенденция к смелым, радикальным решениям философских вопросов, но в нем велико и философское раздумье. Весь его трактат о бессмертии свидетельствует о философской добросовестности в постановке таких трудных вопросов, как тема бессмертия... Во всяком случае, чтение философского трактата Радищева убеждает в близости философской зрелости в России и в возможности самостоятельного философского творчества... 12. От этого течения в философском движении в России - --------------------------------------(54) Лапшин (Ор. cit. Стр. 37), тоже приходит к выходу, что у Радищева мы находим "не эклектическую попытку соединить логически несоединимое, но произведение самостоятельной пытливой мысли". [103] XVIII века перейдем к третьему крупному течению, имеющему религиозно-философский характер. И это течение идет по линии секуляризации, - не отделяясь от христианства, оно отделяется и отдаляется от Церкви. Первые проявления свободной религиозно-философской мысли мы находим в замечательном русском ученом М.В.Ломоносове, о котором было верно сказано, что с ним связан "первый русский теоретический опыт объединения принципов науки и религии" (55). Ломоносов был гениальным ученым, различные учения и открытия которого (например, закона о сохранении материи) далеко опередили его время, но не были оценены его современниками. Ломоносов был в то же время и поэт, влюбленный в красоты природы, - что он выразил в ряде замечательных стихотворений. Получив строгое научное образование в Германии, Ломоносов (1711 - 1765) хорошо познакомился с философией у знаменитого Вольфа, но он знал хорошо и сочинения Лейбница (56). Философски Ломоносов ориентировался именно на Лейбница и постоянно защищал мысль, что закон опыта нужно восполнять "философским познанием". Ломоносов хорошо знал Декарта и следовал ему в определении материи; между прочим, однажды он высказал мысль, что "Декарту мы особливо благодарны за то, что он ободрил ученых людей против Аристотеля и прочих философов - в их праве спорить и тем открыл дорогу к вольному философствованию". Для Ломоносова свобода мыс ли н исследования настолько уже "естественна", что он даже не защищает этой свободы, а просто ее осуществляет. Будучи религиозным по своей натуре, Ломоносов отвергает стеснение одной сферы другой и настойчиво проводит идею мира между наукой и религией. "Неверно рассуждает математик, замечает он, если захочет циркулем измерить Божью волю, но неправ и богослов, если он думает, что на Псалтирье можно научиться астрономии или химии". Ломоносову были чужды и даже противны наскоки на религию со стороны французских писателей (57) и, - --------------------------------------(55) Попов. ("Наука и религия в миросозерцании Ломоносова" в сборнике статей, посвященных Ломоносову, под редакцией Сиповского. Петербург, 1911. Стр. 2). (56) Тукалевский в своей статье "Главные черты миросозерцания Ломоносова (Лейбниц и Ломоносов)", в том же сборнике дает не мало материала, чтобы поставить вопрос о непосредственном влиянии Лейбница па Ломоносова, но этот вопрос лишь .намечен им, но не разработан окончательно. (57) Попытка одного новейшего автора (Бурмистенко. "Философские взгляды Ломоносова. "Под знаменем марксизма", 1938 г. ? 9) представить Ломоносова, как противника религии, основана на таких натяжках, что не стоит даже оспаривать аргументацию этого автора. Не менее бездоказательны утверждения нового автора Максимова. (Очерки по истории борьбы за материализм в русском естествознании. Огиз. 194). О Ломоносове. Стр. 31-54. [104] наоборот, он относится с чрезвычайным уважением к тем ученым (например, Ньютону), которые признавали бытие Божие. Известна его формула: "испытание натуры трудно, однако, приятно, полезно, свято". В этом признании "святости" свободного научного исследования и заключается основной тезис секуляризованной мысли: здесь работа мысли сама по себе признается "святой". Это есть принцип "автономии" мысли, как таковой, - вне ее связи с другими силами духа. Религиозный мир Ломоносова тоже очень интересен. В тщательном этюде, написанном на тему "О заимствованиях Ломоносова из Библии" (58), очень ясно показано, что в многочисленных поэтических произведениях Ломоносова на религиозные темы он следует исключительно Ветхому Завету, - у него нигде не встречается новозаветных мотивов. Это, конечно, вовсе не случайно и связано с общей внецерковной установкой даже у религиозных людей XVIII века в России. Любопытно отметить у Ломоносова религиозное отталкивание от ссылок на случайность:
О вы, которые все... Обыкли случаю приписывать слепому, Уверьтесь... Что Промысел Вышнего господствует во всем.
Вообще у Ломоносова есть склонность к идее "предустановленной гармонии" (59).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18