И он приветствовал возможность испортить чью-то еще жизнь, а уж тем более жизнь такого старого осла вроде лорда Тилбери, которому подобало бы размышлять о загробном существовании, вместо того чтобы излучать столь адское благодушие.
— Недавно я прочел очень интересную подробность о сидре, — объявил он громким, властным голосом, так что один из очень смахивающих на кроликов молодых людей подавился анекдотом, словно от удара обухом. — Оказывается, в Девоншире фермеры кладут дохлую крысу в каждую бочку…
— Мой дорогой Шоттер!
— …чтобы придать ему забористости, — продолжал Сэм, невзирая. — И что самое любопытное, когда бочку открывают, оказывается, что крыса исчезла бесследно, — что доказывает силу этого пойла.
Лорд Тилбери испустил невнятное восклицание и поставил бокал на стол. Мистер Брэддок, судя по его лицу, преисполнился внезапно несокрушимой решимости.
— Я прочел это в «Домашнем спутнике» Пайка, — добавил Сэм, — следовательно, это чистая правда.
— Будьте добры, немножко воды, — сдержанно попросил лорд Тилбери.
— Следдон, — произнес мистер Брэддок громовым голосом, — налейте мне шампанского!
— Сэр? — затрепетал дворецкий и оглянулся через плечо, словно ища моральной поддержки миссис Липпет. Но миссис Липпет была у себя в комнате.
— Следдон!
— Слушаю, сэр, — покорно ответил дворецкий.
А к Сэму вернулось его обычное солнечное настроение.
— Кстати о «Домашнем спутнике» Пайка, — сказал он. — Вы последовали моему совету и почитали сериал Корделии Блэр, лорд Тилбери?
— Нет, — отрезал его милость.
— А следовало бы. Мисс Блэр — поразительная женщина. Кей подняла глаза от тарелки.
— Ваша большая приятельница, не так ли? — заметила она.
— Ну, не сказал бы. Я видел ее всего один раз.
— Но отлично с ней поладили, как я слышала.
— Мне кажется, я нашел путь к ее сердцу.
— Да, я так и поняла.
— Я подарил ей сюжет для романа, — объяснил Сэм.
Один из смахивающих на кроликов молодых людей сказал, что просто не понимает, как человек — или женщина, если на то пошло, — придумывает идею для книги — или для пьесы, если на то пошло, — или, если на то пошло, вообще обзаводится идеями, если на то пошло.
— Это, — объяснил Сэм, — как-то на самом деле случилось с… с одним моим другом.
Второй смахивающий на кролика молодой человек сказал, что с одним его приятелем как-то случилась чертовски странная штука. Он позабыл, какая именно, но тогда она показалась ему дьявольски странной.
— Он, — продолжал Сэм, — ловил рыбу в Канаде. И жил вроде как на заимке…
— На чем? — спросила коротко постриженная блондинка.
— В хижине. И к ее стенке была прикноплена фотография девушки, вырванная из иллюстрированного еженедельника.
— Хорошенькой? — спросила коротко постриженная брюнетка.
— Более чем! — истово ответил Сэм. — Ну так он провел там несколько недель в полном одиночестве, даже словом не с кем было обменяться — то есть ничто не отвлекало его от этой фотографии. И в результате начал видеть в ней… ну, можно сказать, давнего друга.
— Следдон, — перебил мистер Брэддок, — еще шампанского.
— Несколько месяцев спустя, — продолжал Сэм, — он приехал в Англию. И встретил эту девушку. И, все еще видя в ней давнего друга, — понимаете? — он потерял голову и через две минуты, как они встретились, поцеловал ее.
— Наверное, размазня из размазней и дурак в придачу, -критически заметила коротко остриженная блондинка.
— Возможно, вы правы, — согласился Сэм. — Но тем не менее произошло все именно так.
— Не вижу, в чем тут соль, — сказал один из молодых людей, очень смахивающих на кроликов.
— Ну, видите ли, естественно, она не могла понять истинного положения вещей и оскорбилась, — объяснил Сэм.
Смахивающие на кроликов молодые люди переглянулись и покачали головами. Коротко подстриженные девушки пренебрежительно подняли брови.
— Бестолочь, — сказала коротко подстриженная блондинка.
— Чушь! — сказала коротко подстриженная брюнетка. -Кто поверит, будто теперь отыщется дура, которая взовьется, потому что кто-то ее чмокнул.
— Теперь все целуют всех, — глубокомысленно изрек один из молодых, смахивающих на кроликов людей.
— Девочка устроила шум из ничего, — сказал другой.
— А какой у истории был конец? — спросила тетя Джулия.
— У нее еще нет конца, — сказал Сэм. — Пока нет.
— Следдон! — произнес мистер Брэддок тихим грозным голосом.
2
Если вы молоды, энергичны и в радужном настроении, то вам по силам пройтись пешком от Джон-стрит, Мейфэр, до Берберри-роуд, Вэлли-Филдз. И Сэм прошел. Настроение у него было сверхрадужным. Перебирая в уме недавние события, он решил, что действительно уловил в глазах Кей выражение, напоминающее первый намек на приход весны после особенно суровой зимы. И хотя костюм его мало подходил для соревнований по легкой атлетике, он покрыл семь миль, отделявших его от дома, с быстротой, которая всю дистанцию навлекала на него насмешки пролетариата. Лондонца на суррейском берегу всегда интригует зрелище куда-то поспешающего человека, а если поспешающий к тому же во фраке и в цилиндре, указанный лондонец высказывает свое мнение, не стесняясь в выражениях.
Но зубоскальство не достигало ушей Сэма. Не замечая ничего вокруг, он стремительно шагал вперед, оставил позади Брикстон, пронесся через Херн-Хилл и вскоре, разгоряченный и счастливый, достиг дверей «Мон-Репо».
Он отпер дверь своим ключом, вошел и заметил на столике записку.
Он машинально развернул ее. Почерк был незнакомый и женский.
«Дорогой мистер Шоттер! Я буду весьма обязана, если вы попросите вашего слугу не чирикать надо мной, сидя на дереве.
Искренне ваша, Кей Деррик».
Он дважды перечел эту краткую эпистолу, прежде чем разобрался в ее смысле. А когда разобрался, им овладела неизбывная жалость к себе. Он делает все, что в человеческих силах, чтобы установить приятные добрососедские отношения со смежным домом, а тем временем Фарш сводит на нет все его попытки, рассиживая с утра до вечера на деревьях и чирикая. Жестоко! Так жестоко и горько!
Он стоял и питал свой закипающий гнев, перечитывая письмо в третий раз, когда со стороны кухни внезапно донесся долгий страдальческий вопль. Словно стенала погибшая душа, и Сэм, даже не подобрав цилиндр, который выронил, потрясенный этим жутким звуком, ринулся туда.
— Привет, — сказал Фарш, отрываясь от вечерней газеты. — Вернулся?
Его невозмутимость поразила Сэма. Если слух его не обманывал, всего несколько секунд назад тут произошло зверское убийство, а этот железный человек сидит и читает отчет о скачках, даже глазом не моргнув.
— Что это было такое, черт побери?
— Какое такое?
— Да этот звук.
— А! Это была Эми.
Взгляд Сэма привлекло какое-то движение в тени по ту сторону стола.
С пола там поднималось нечто огромное, оказавшись затем гигантской собакой. Она кончила подниматься и, положив морду на стол, уставилась на него мечтательными глазами, а лоб наморщила, словно близорукий человек, старающийся решить, знакомо ему это лицо или нет.
— Ах да! — сказал Сэм, припоминая. — Так ты его купил? — Ее.
— Так он — она?
— Бог знает, — без обиняков ответил Фарш. Эту загадку он лениво попытался отгадать еще в начале вечера. — Я назвал ее в честь моей старой тетки. Немножко на нее смахивает.
— Видимо, привлекательная женщина.
— Уже покойница.
— Ну, может быть, все к лучшему, — сказал Сэм, наклонился и дружески подергал уши животного. Эми, очень довольная, жеманно поскулила. — Полагаешь, она мастиф, Фарш?
— А кто ее разберет? Тут лучше ничего не полагать.
— Так сказать, коктейль из собак, — заметил Сэм. — То, что мерещится судьям собачьих выставок, когда их мучают кошмары.
Тут он заметил что-то на полу, нагнулся и обнаружил, что, заигрывая с псиной, выронил записку Кей. Он ее поднял и смерил Фарша суровым взглядом. Эми, очарованная его недавними знаками внимания, пофыркивала, булькая, точно вода в засоренной водопроводной трубе.
— Фарш! — сказал Сэм. — А?
— Какого черта, — сокрушающе осведомился Сэм, — ты чирикал на мисс Деррик с деревьев?
— Я только сказал «уу-уу», Сэм, — заявил в свое оправдание мистер Тодхантер.
— Ты сказал… что?
— Уу-уу.
Плавания по морям и океанам придали щекам Фарша цвет орехового дерева, но в эту секунду на них словно бы заиграл румянец.
— Я думал, это та девушка.
— Какая еще девушка?
— Горничная. Клара ее зовут.
— Ну и почему ты счел нужным сказать ей «уу-уу»? Вновь физиономию Фарша окрасил тот же мимолетный
румянец. Сэм с отвращением обнаружил в ней подобие стыдливого смущения.
— Ну, тут такое дело. Одним словом, мы помолвлены.
— Что?!
— Ну, помолвлены, чтобы пожениться.
— Помолвлены!
— А! — сказал мистер Тодхантер. И вновь омерзительная стыдливая ухмылка придала его чертам безобразие свыше нормы, отведенной им природой.
Сэм сел. Это нежданное признание совсем его огорошило.
— Ты помолвлен? -А!
— Но я думал, ты женщин не терпишь.
— Ну да. По большей части.
Тут Сэм взглянул на это событие под другим углом, и его удивление усугубилось.
— Но когда же это ты успел?
— Успел?
— Но ты же видел ее от силы полдесятка раз.
И еще одна загадка этого бурного романа поставила Сэма в тупик. Он с откровенным любопытством посмотрел на победительного любовника.
— Но чем тут можно увлечься? — сказал он. — Не понимаю.
— Она очень даже хорошая девушка, — возразил Фарш.
— Я не о ней, я о тебе. Что в тебе есть такое, толкнувшее эту заблудшую девицу на столь поспешный и опрометчивый шаг? Будь я девушкой и умоляй ты меня подарить тебе розочку из моего букета, я бы тебе ее ни за что не подарил бы.
— Но…
— Нет, — твердо перебил Сэм, — и спорить нечего. Я бы тебе не подарил бы, и все тут. Что она в тебе увидела?
— Ну-у…
— Твою наружность можно сразу же сбросить со счетов. И не интеллект, не умение чаровать беседой — ничего этого у тебя в помине нет. Тогда что же?
Мистер Тодхантер застенчиво ухмыльнулся:
— Ну-у, Сэм, у меня есть подходец. Вот так.
— Подходец?
— А!
— Какой подходец?
— Ну, просто подходец.
— Он и сейчас при тебе?
— Это с какой бы стати? Нет, конечно, — сказал Фарш.
— Приберегаешь для особых случаев, э? И ты еще не рассказал, как, собственно, все произошло.
Мистер Тодхантер кашлянул:
— Ну, дело было так, Сэм. Вижу ее в саду и говорю: «Привет!», а она говорит: «Привет!», и тогда она подходит к изгороди, и я подхожу к изгороди, и она говорит: «Привет!», и я говорю: «Привет!», и тут я ее целую.
Сэм выпучил глаза:
— И она не возражала?
— Возражала? А чего ей возражать? Нет уж! Это, можно сказать, разбило лед, и после все было очень хорошо и по-дружески. Ну и одно вело к другому, усек?
В Сэме всколыхнулась обида на мировую несправедливость.
— Очень странно! — сказал он.
— Что странно?
— Ну, я знавал человека, одного типа… ну, он… э… поцеловал девушку при первом знакомстве, так она просто в ярость пришла.
— А! — сказал Фарш, сразу же находя правдоподобное объяснение. — Так у него наверняка была рожа, Господи спаси и помилуй, а из ушей волосы росли. Тут, уж конечно, ни одна не захочет, чтоб вот такой ее чмокал.
Сэм отправился наверх лечь спать. Но прежде чем отойти ко сну, он долго и сосредоточенно рассматривал себя в зеркале. Он поворачивал голову так, чтобы свет падал ему на уши. Его томило непонятное уныние.
3
Кей лежала в постели и думала. Иногда у нее вырывался смешок. Почему-то она чувствовала себя очень счастливой. Мир внезапно стал очень увлекательным и забавным. Подчиняясь безотчетному порыву, она запела.
В любом случае пела бы она недолго, так как умела думать о других и, конечно, вскоре вспомнила бы, что рядом есть люди, которые тщатся заснуть. Однако пропела она лишь такт-другой, ибо едва она открыла рот, как в стену глухо постучали — постучали с раздражением. Фарш Тодхантер любил свою Клэр, но терпеть такого не собирался. Он отвесил стене три удара каблуком ботинка одиннадцатого размера.
У Кей пропало желание петь. Она погасила лампу и сурово нахмурилась.
Тишина окутала «Сан-Рафаэль» и «Мон-Репо». А затем откуда-то из недр последнего вырвался жуткий потусторонний вой. Эми одолела ностальгия.
17. Деятельность собаки Эми
День, последовавший за званым обедом у мистера Брэддока, наступил окутанный сырым молочно-непроницаемым туманом, который, впрочем, к восьми часам истончился в легкую перламутровую дымку. Она газовыми вуалетками льнула к древесным макушкам и оставалась на траве лужайки паутинками из крохотных капель. И когда через четверть часа Кей Деррик вышла в сад, сентябрьское солнце уже пронизывало туман, обещая чудесный день.
Такого рода утро должно рождать счастье и тихую безмятежность, но Кей проснулась в раздраженном воинственном настроении, которое не могла развеять и самая чудесная погода. Случившееся накануне пробудило в ней воинственное возмущение, и даже сон не смягчил его. Возможно, потому, что ее сон, как и сон во всей округе, был беспокойным и отрывочным. С полуночи и до двух часов ночи собака Эми вдохновенно изображала десяток собак, раздираемых на части раскаленными докрасна щипцами. В два часа ночи Фарш Тодхантер неохотно восстал со своего ложа и, вооружившись ботинком одиннадцатого размера, упомянутым в предыдущей главе, урезонил ее. Это обеспечило короткую передышку, но без четверти три большое число собак вновь подверглось беспощадному избиению под кровом «Мон-Репо», этого дома, столь неудачно нареченного по-французски «Мое отдохновение».
В три вниз спустился Сэм и, будучи молодым человеком, который симпатизировал собакам и понимал их, попробовал дипломатический подход, каковой обрел форму остатков бараньей ноги и сработал как по волшебству. Эми прикончила баранью ногу и погрузилась в сон пресыщения, а на Берберри-роуд снизошли покой и тишина.
Кей мерила шагами песчаную дорожку, лелея самые возмущенные чувства, и они не исчезли, когда она увидела Сэма, который несколько секунд спустя появился в саду, облаченный в спортивные брюки и свитер. Сэм, стоя спиной к ней, принялся с силой выделывать всякие оздоровительные упражнения, и Кей, невольно заинтересовавшись, приблизилась к изгороди, чтобы наблюдать за ним с удобствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32