Социологический конструктивизм и его концепция
Особый интерес вызывают
работы современных психологов,
представителей так называемого
"социологического конструкти-
визма", которые для обоснования
своей теории личности, или, как
они предпочитают ее называть, "идентичности", обращаются к
концепции текстуальности мышления, постулируя принципы само-
организации сознания человека и специфику его личностного са-
мополагания по законам художественного текста. Например, под
редакцией Т. Г. Сарбина был выпущен сборник "Нарративная
психология: Рассказовая природа человеческого поведения"
(260), где его перу принадлежит статья "Нарратология как кор-
невая метафора в психологии".

Нарративные модусы по Брунеру
В частности Дж. Брунер в
книге "Актуальные сознания,
возможные миры" (75) различа-
ет нарративный модус самоос-
мысления и самопонимания и
более абстрактный научный модус, который он называет
"парадигматическим". Последний лучше всего приспособлен для
теоретически абстрактного самопонимания индивида; он основан
на принципах, абстрагирующих конкретику индивидуального опы-
та от непосредственного жизненного контекста. Иными словами,
парадигматический модус способен обобщить лишь общечеловече-
ский, а не конкретно индивидуальный опыт, в то время как
96
ГЛАВА II
"нарративное понимание" несет на себе всю тяжесть жизненного
контекста и поэтому является лучшим средством ("медиумом")
для передачи человеческого опыта и связанных с ним противоре-
чий. Согласно Брунеру, воплощение опыта в форме истории, рас-
сказа позволяет осмыслить его в интерперсональной, межличност-
ной сфере, поскольку форма нарратива, выработанная в ходе раз-
вития культуры, уже сама по себе предполагает исторически опо-
средованный опыт межличност-
ных отношений.

Психосоциальная идентичность Эриксона
Американские психологи
Б.Слугоский и Дж. Гинзбург,
предлагая свой вариант решения
"парадокса персональной иден-
тичности -- того факта, что в любой момент мы являемся одним
и тем же лицом, и в то же время в чем-то отличным от того, ка-
ким мы когда-то были" (275, с. 36), основывают его на переос-
мыслении концепции Э. Эриксона в духе дискурсив-
но-нарративных представлений. Эриксон, представитель
эго-психологии, выдвинул теорию так называемой
"психосоциальной идентичности" как субъективно переживаемого
"чувства непрерывной самотождественности", основывающейся на
принятии личностью целостного образа своего Я в его неразрыв-
ном единстве со всеми своими социальными связями. Изменение
последних вызывает необходимость трансформации прежней
идентичности, что на психическом уровне проводит к утрате, по-
тере себя, проявляющейся в тяжелом неврозе, не изживаемом,
пока индивидом не будет сформирована новая идентичность.
Слугоский и Гинзбург считают необходимым перенести ак-
цент с психических универсалий эриксоновской концепции иден-
тичности, находящихся на глубинном, практически досознатель-
ном уровне, на "культурные и социальные структурные парамет-
ры, порождающие различные критерии объяснительной речи для
социально приемлемых схем" (275, с. 50). По мнению исследо-
вателей, люди прибегают к семиотическим ресурсам
"дискурсивного самообъяснения" для того, "чтобы с помощью
объяснительной речи скоординировать проецируемые ими иден-
тичности", т. е. воображаемые проекты своего Я, внутри которых
они должны выжить" (там же).
97
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ

Личность как "самоповествование" у Слугосского и Гинзбурга
Слугоский и Гинзбург вы-
ступают против чисто внутрен-
него, "интрапсихического" обос-
нования идентичности человека,
считая, что язык, сам по себе
будучи средством социально
межличностного общения и в
силу этого укорененным в социо-
культурной реальности господствующих ценностей любого кон-
кретного общества, неизбежно социализирует личность в ходе
речевой коммуникации. Поэтому они и пересматривают эриксо-
новскую теорию формирования эго-идентичности уже как модель
"культурно санкционированных способов рассказывания о себе и
других на определенных этапах жизни. Как таковая, эта модель
лучше всего понимается как рационализированное описание само-
рассказов" (там же, с. 51). С их точки зрения, присущее челове-
ку чувство "собственного континуитета" основывается исключи-
тельно на континуитете, порождаемом самим субъектом в процес-
се акта "самоповествования". Стабильность же этого автонарра-
тива поддерживается стабильностью системы социальных связей
индивида с обществом, к которому он принадлежит.
Сформулированное таким образом понятие "социального
континуитета" оказывается очень важным для исследователей,
поскольку личность мыслится ими как "социально сконструиро-
ванная" (и лингвистически закрепленная в виде авторассказа), и
иного способа ее оформления они и не предполагают. То, что в
конечном счете подобный авторассказ может быть лишь художе-
ственной фикцией, хотя ее существование и связывается исследо-
вателями с наличием социально обусловленных культур-
но-идеологических установок исторически конкретного общества,
следует из приводимых примеров. В них объяснительная речь
литературных персонажей уравнивается в своей правомочности с
высказываниями реальных лю-
дей.

"Рассказовые структуры личности" у К. Мэррея: комедия, романс, трагедия, ирония.
Еще дальше по пути олите-
ратуривания сознания пошел
К. Мэррей. В своем стремлении
определить рассказовые структу-
ры личности он обращается к
классификации известного канад-
ского литературоведа Нортропа
Фрая и делит их на "комедию",
98
ГЛАВА II
"романос", "трагедию" и "иронию", т. е. на те повествовательные
модусы, которые Фрай предложил в свое время для объяснения
структурной закономерности художественного мышления.
Применительно к структурам личностного поведения
"комедию" Мэррей определяет как победу молодости и желания
над старостью и смертью. Конфликт в комедии обычно связан с
подавлением желания нормами и обычаями общества. Он находит
свое разрешение в результате рискованного приключения или в
ходе праздника, снимающего, временно отменяющего неудобства
обременительных условностей, посредством чего восстанавливает-
ся более здоровое состояние социальной единицы -- того микро-
общества, что составляет ближайшее окружение героя. "Романс",
наоборот, нацелен на реставрацию почитаемого прошлого, осуще-
ствляемую в ходе борьбы (обязательно включающей в себя ре-
шающее испытание героя) между героем и силами зла.
В "трагедии" индивид терпит поражение при попытке пре-
одолеть зло и изгоняется из своего общества -- из своей соци-
альной единицы. С величественной картиной его краха резко кон-
трастирует сатира "иронии"; ее задача, по Мэррею, состоит в
демонстрации того факта, что "комедия", "романс" и "трагедия",
с помощью которых человеческое сознание пытается осмыслить, в
терминах исследователя, "контролировать", данный ему жизнен-
ный опыт, на самом деле отнюдь не гарантируют нравственного
совершенства как индивидов, так и устанавливаемого ими соци-
ального порядка, в свою очередь регулирующего их поведение.
Хотя исследователь в своем анализе в основном ограничиваются
двумя нарративными структурами (комедия и романс) как
"проектами социализации личности", он не исключает возможно-
сти иной формы "биографического сюжета" становления лично-
сти, например, "эпической нарративной структуры".
Как подчеркивает Мэррей, "эти структуры претендуют не
столько на то, чтобы воспроизводить действительное состояние
дел, сколько на то, чтобы структурировать социальный мир в
соответствии с принятыми моральными отношениями между об-
ществом и индивидом, прошлым и будущим, теорией и опытом"
(275, с. 182). В отношении эпистемологического статуса этих
структур исследователь разделяет позицию Рикера, считающего,
что они представляют собой своего рода культурный осадок раз-
вития цивилизации и выступают в виде мыслительных форм, под-
верженных всем превратностям исторической изменчивости и яв-
ляющихся специфичными лишь для западной нарративной тради-
ции. Последнее ограничение и позволяет Мэррею заключить, что
99
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
указанные формы лучше всего рассматривать не как универсаль-
ную модель самореализация, т. е. как формулу, пригодную для
описания поведенческой адаптации человека к любому обществу,
а в более узких и специфических рамках -- как одну из истори-
ческих форм социальной психики западного культурного стерео-
типа.
Таким образом, нарратив понимается Мэрреем как та сю-
жетно-повествовательная форма, которая предлагает сценарий
процесса опосредования между представлениями социального по-
рядка и практикой индивидуальной жизни. В ходе этой медиации
и конституируется идентичность: социальная -- через
"инстанциирование" (предложение и усвоение примерных стерео-
типов ролевого поведения) романсной нарративной структуры
испытания, и персональная -- посредством избавления от инди-
видуальных идиосинкразии, изживаемых в карнаваль-
но-праздничной атмосфере комической нарративной структуры:
"Эти рассказовые формы выступают в качестве предписываемых
способов инстанциирования в жизнь индивида таких моральных
ценностей, как его уверенность в себе и чувство долга перед та-
кими социальными единицами, как семья" (там же, с. 200).
Именно они, утверждает Мэррей, и позволяют индивиду осмыс-
ленно и разумно направлять свой жизненный путь к целям, счи-
таемым в обществе благими и почетными.
Следовательно, "романс" рассматривается ученым как сред-
ство испытания характера, а "комедия" -- как средство выявле-
ния своеобразия персональной идентичности. Главное здесь уже
не испытание своего "я", как в "романсе", требующего дистанци-
рования по отношению к себе и другим, а "высвобождение того
аспекта Я, которое до этого не находило своего выражения" (там
же, с. 196), -- высвобождение, происходящее (тут Мэррей ссы-
лается на М. Бахтина) в атмо-
сфере карнавальности.

Итог: личность как литературная условность
Как из всего этого следует,
союз лингвистики и литературо-
ведения имел серьезные послед-
ствия для переосмысления про-
блемы сознания. Здесь важно
отметить два существенных фактора. Во-первых, восприятие соз-
нания как текста, структурированного по законам языка, и,
во-вторых, организация его как художественного повествования
со всеми неизбежными последствиями тех канонов литературной
условности, по которым всегда строился мир художественного
100
ГЛАВА II
вымысла. Но из этого следует еще один неизбежный вывод --
сама личность в результате своего художественного обоснования
приобретает те же характеристики литературной условности, вы-
мышленности и кажимости, что и любое произведение искусства,
которое может быть связано с действительностью лишь весьма
опосредованно и поэтому не может претендовать на реаль-
но-достоверное, верифицируемое изображение и воспроизведение
любого феномена действительности, в данном случае -- действи-
тельности любого индивидуального сознания.
Даже если допустить то крамольное, с точки зрения совре-
менных теоретиков языкового сознания, предположение, что лич-
ность конструируется по законам реалистического нарратива, то и
тогда, если верить авторитету тех же уважаемых теоретиков, она
будет создана но законам заведомо ошибочным, основанным на
ложных посылках и неверных заключениях, и ни в какой мере не
будет способна привести к истине. Но, очевидно, это и требова-
лось доказать, ибо постмодернизм всегда нацелен на доказатель-
ство непознаваемости мира.

ЛЕВЫЙ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ И АНГЛИЙСКИЙ ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ: ТЕОРИИ "СОЦИАЛЬНОГО
ТЕКСТА"
И "КУЛЬТУРНОЙ КРИТИКИ"
Теория постструктурализма в значительной степени обязана
своим существованием леворадикальной, или, вернее, левоаван-
гардистской версии постструктуралистской доктрины. В этом от-
ношении она как бы перешагнула неокритический опыт Йельской
школы второй половины 70-х -- начала 80-х годов и непосред-
ственно обратилась к тем попыткам осмысления современного
искусства, которые были предприняты французскими исследова-
телями, условно говоря, телькелевского круга и последующими
поколениями критиков, продолживших их традицию.
Еще раз подчеркнем тот факт, что, когда речь заходит о ле-
вом деконструктивизме, мы имеем дело прежде всего и с несо-
мненной критикой весьма существенных положений постструкту-
ралистской доктрины, и с безусловным освоением ее отдельных
сторон. Поэтому для своего анализа мы берем лишь те случаи, о
которых можно с достаточной вероятностью судить как о даль-
нейшем развитии тенденций внутри самого постструктурализма, а
не о примерах внешнего и эклектичного заимствования случайных
признаков.
Любая попытка анализа англоязычного постструктурализма
ставит перед своим исследователем сразу целый ряд проблем, и
одна из первых -- это сама возможность выделения его как це-
лостного феномена из столь интернационального по своей природе
явления, каким является современный постструктурализм. Тут
сразу возникают сложности двоякого рода. Во-первых, сложно-
102
ГЛАВА II
сти, условно говоря, первого порядка -- постструктурализм обя-
зан своим происхождением теориям, зародившимся по преимуще-
ству во Франции 60-х гг. и в любой другой стране в значитель-
ной степени, по крайней мере по объему излагаемого материала,
выступает как популяризация, объяснение, истолкование и при-
способление инонациональных концепций к проблематике своего
национального материала, своей национальной культурной тради-
ции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39