Иными словами, "Я" того, кто пишет "Я", -- это не то
же самое "Я", что прочитывается тобою. Эта фундаментальная
диссиметрия языка, лингвистически объясняемая Есперсеном и
затем Якобсоном в терминах "шифтера" или частичного совпаде-
ния сообщения и кода, кажется в конце концов вызвала озабо-
ченность и у литературы, показав ей, что интерсубъективность,
или, скорей, интерлокуция, не может быть достигнута одним же-
ланием, а только глубоким, терпеливым и часто всего лишь кос-
венным погружением в лабиринты смыслам (58, с. 163).

Расщепление субъекта по инстанциям
О различии этих двух "Я"
неоднократно писали Ю. Крис-
тева, Цв. Тодоров и многие
другие постструктуралисты, од-
нако именно МакКейб попытался напрямую связать их с лака-
новскими инстанциями (230, с. 34-35). В результате каждой
отдельной сфере стал приписываться свой субъект: Реальному --
говорящий субъект, Воображаемому -- субъект высказывания.
Символическому -- субъект акта высказывания. Таким образом,
языковый субъект для того, чтобы быть реализованным, неиз-
бежно должен быть расщепленным, фрагментированным на свои
различные ипостаси. Как пишет МакКейб, в "царстве Вообра-
жаемого" язык понимается "в терминах практически однознач-
ного отношения между словом и смыслом" (230, с. 65), в то
время как в "царстве Символического" язык истолковывается в
терминах синтагматических и парадигматических цепей, посредст-
вом которых означающее делает возможным сам смысл, т. е. на-
деляет слова и фразы соответствующими значениями. В результа-
те, подчеркивает исследователь, "мы как говорящие субъекты
постоянно колеблемся между Символическим и Воображаемым,
постоянно воображая, что наделяем употребляемые нами слова
неким полнозначным смыслом, и постоянно удивляемся, обнару-
живая, что они определяются отношениями, находящимися вне
нашего контроля" (там же). Аналогичного мнения придерживает-
79
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
ся и Стивен Хит, утверждая, что "Воображаемое ... является той
последовательностью образов, которая воссоздается субъектом,
чтобы заполнить лакуну; Символическое же состоит из провалов,
разрывов и их последствий, что "порождает" субъекта в этой
расщепленности" (178, с. 55). Таким образом, постулируется, что
индивид может стать говорящим субъектом только при условии
вхождения в дискурс, но это он способен лишь в расщепленном
состоянии между двумя позициями (строго говоря, между пози-
цией фиксированности и процессом, следствием которого является
эта фиксированность).
Разумеется, личность, сконструированная подобным образом,
не может претендовать на истинность, на тождественность поро-
дившему ее сознанию, она неизбежно двоится, рассыпаясь на
фрагменты, разрываясь между антагонистическими сферами Ре-
ального, Воображаемого и Символического. Истхоуп откровенно
в этом признается: "Даже когда я говорю о себе... я могу делать
это, только фигурируя в качестве характера, воспроизведенного в
связности моего собственного дискурса и посредством этой связ-
ности. Однако это ложно узнанная идентичность, поскольку я
могу только идентифицировать себя там, откуда я говорю, еще в
процессе дискурса, как субъект акта высказывания" (130,
с. 137).
Подытоживая разработку концепции субъекта теоретиками
английского постструктурализма, Истхоуп делает три вывода
Во-первых, субъект "не существует вне и до дискурса, но кон-
ституируется как результат внутри дискурса посредством специ-
фической операции наложения швов или сшивания Воображае-
мого и Символического" (там же, с. 42). Во-вторых, поскольку
не может быть означаемого без означающего, то из этого делает-
ся заключение, что субъект не может обладать "воображаемой
когерентностью", т. е. логической цельностью и связностью, не-
расщепленностью своей личности без той операции, которую осу-
ществляет означающее в сфере Символического, чтобы воссоздать
искомую связь. И, наконец, в-третьих, уже касательно теории
литературы: такой "текстуальный институт, как классический реа-
лизм", по своей природе направлен на дезавуирование означаю-
щего, создавая таким образом для читателя "позицию воображае-
мой когерентности при помощи различных стратегий, посредством
которых происходит дискредитация означающего" (там же).
80
ГЛАВА II

Языковое сознание в постструктуралистской интерпретации
Последнее заслуживает осо-
бого внимания. Языковое созна-
ние в современной постструкту-
ралистской интерпретации пони-
мается как принципиально неста-
бильное, динамически подвижное
образование, способное существенно видоизменяться в зависимо-
сти от того языкового материала, с которым оно сталкивается и
который в той или иной мере, но обязательно при этом принимает
участие в его конституировании. Иными словами, каждый текст
(при общей текстуализации мира текстом может быть и новая
жизненная ситуация, прочитывая которую, индивид может счесть
для себя необходимым сменить форму ролевого поведения, чтобы
вписаться в другие условия -- нормы существования) предлагает
воспринимающему сознанию определенную речевую позицию, тем
или иным образом конституирующую его воображаемую связ-
ность и целостность.
Именно из этого исходил Истхоуп, предлагая свое объясне-
ние отличия модернистского романа от реалистического: "Роман
по мере того, как он выстраивает нечто связно воспроизведенное
-- характер, рассказ или "то, что происходит", -- обеспечивает
позицию для говорящего субъекта (теперь уже читателя) как
субъекта высказывания; по мере того, как он участвует в процес-
се конструирования -- через язык, стилистические эффекты с
целью создать ощущение характера, через повествование, -- он
порождает читателя как субъекта акта высказывания. Решающим
является тот факт, что в классическом реалистическом романе, где
высказывание выдвигается на первый план за счет акта высказы-
вания, читателю предлагается позиция субъекта высказывания, в
то время как позиция субъекта акта высказывания отвергается.
Модернистский же текст, нацеленный на демонстрацию процесса
своего собственного акта высказывания, разрушает стабильность
читателя как субъекта высказывания-результата" (130, с. 137).
Нельзя утверждать, что Лакан предложил целостную про-
грамму теоретической аннигиляции понятия субъекта -- в этом
отношении, как мы видели, он был лишь одним из первых, кто
пошел по этому пути, -- более молодые поколения постструкту-
ралистов были гораздо решительнее в этом вопросе. Специфика
позиции Лакана заключается в том, что он выступил еще на фоне
экзистенциалистской парадигмы мышления с ее постулатами
нравственного выбора и индивидуальной ответственности челове-
ка, парадигмы, которая в своей основе оставалась в рамках
81
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
(следуя французской культурной традиции) картезианского пред-
ставления о субъекте и его "Я" (например, "психоаналитический
экзистенциализм" Сартра). Эта традиция рассматривала индиви-
да как рационально и сознательно действующее лицо, как автора
своих поступков, способного понять причину своего действия.
Таким образом, она была твердо укоренена в философии авто-
номности существования индивида и рациональности выбора.

Дебиологизация фрейдизма
Для Лакана же собственно
не существует грани между "Я"
и обществом, поскольку, с его
точки зрения, люди становятся
социальными существами лишь с усвоением языка, так как имен-
но язык якобы и конституирует нас как субъектов. В отличие от
Фрейда, хотя и исходя из него, Лакан пытался дебиологизиро-
вать человеческое сознание, утверждая, что биология всегда ин-
терпретируется субъектом, будучи преломленной через язык, по-
этому для французского ученого не существует тела до и прежде
языка. В этом отношении он четко демонстрирует свою исходную
панъязыковую установку, характерную для структурализма и
постструктурализма. Как пишет по этому поводу Саруп, "можно
было бы сказать, что, сместив все определения с биоло-
го-анатомического уровня на символический, он (Лакан. --
И. И.) показал, как культура накладывает свой смысл на анато-
мию" (261, с. 8).
Несомненно, что Лакан в известной степени дебиологизиро-
вал учение Фрейда, переведя его в символический план, который
он рассматривал как проявление культуры; однако, на мой
взгляд, не следует и преувеличивать значение и кардинальность
этой тенденции, здесь он развивался в русле широкого неофрей-
дистского течения, был одним из самых ярких его представителей,
и пусть в ослабленной форме, но все равно за пределы общей
пансексуальной направленности современной западной мысли он
не вышел, а как раз наоборот, в значительной степени способст-
вовал своим авторитетом укреплению и распространению этой
столь влиятельной тенденции.
И дело не в том, что он резко отрицательно относился не
только к бихевиористским психологам, к которым он относил
также и И. Павлова и Б. Ф. Скиннера и американских эгопси-
хологов Э. Фромма и К. Хорни, а в том, что он критиковал,
особенно двух последних, за непонимание истинного смысла
Фрейда, за то, что они якобы разбавили и смягчили его идеи о
82
ГЛАВА II
бессознательном и детской сексуальности. Лакан всегда был и
оставался верным сторонником фрейдизма, использовал его кон-
цепции и терминологию, хотя, разумеется, и кардинально их пере-
осмысливая. Как это, впрочем, делают и все современные неоф-
рейдисты, стремящиеся уйти от жесткого детерминизма позитиви-
стского пафоса Фрейда, характерного для познавательной пара-
дигмы начала XX в. И главное отличие Лакана от Фрейда со-
стоит в том, что он его переосмыслил с позиций лингвистического
подхода ко всем явлениям культуры, с той позиции лингвистиче-
ского мышления, которая и составляет самую характерную черту
социальных (и прежде всего гуманитарных) наук второй полови-
ны XX в., придавшую специфический оттенок современному за-
падному сознанию.
И панъязыковость позиции Лакана, разумеется, резко отли-
чает его от Фрейда. Здесь Саруп несомненно прав, когда пишет:
"Его теория языка такова, что он не смог бы возвратиться к
Фрейду: тексты не могут иметь недвусмысленного, изначально
девственного смысла. С его точки зрения, аналисты должны не-
посредственно обращаться к бессознательному, и это означает,
что они должны быть практиками языка бессознательного _
языка поэзии, каламбура, внутренних рифм. В игре слов причин-
ные связи распадаются и изобилуют ассоциации" (261, с. 9).
Последние заявления Сарупа как раз и проливают свет на
тот факт, почему Лакан -- психолог, начинавший свою деятель-
ность как психиатр, оказал столь значительное влияние на совре-
менную теорию искусства. Это нас возвращает к тому тезису,
который был высказан в первой главе, об особой роли художест-
венного творчества, и в первую очередь литературы, практически
для всех областей современного научного знания, увидевшего в
художественном постижении мысли не только особую форму зна-
ния, но и специфический метод познания, который может быть
взят на вооружение самыми различными естественными науками,
такими как физика и химия, и даже такими логически строгими,
как математика. Недаром среди математиков столь часть! выска-
зывания о глубинном родстве высшей математики и поэзии. Осо-
бенно часто такие сравнения возникают, когда речь заходит об
интуитивизме, -- философском направлении в математике и логи-
ке. Любопытно, что и сам Лакан, особенно в последних своих
работах, вернее было бы сказать, в своей манере письма, пытался
соединить математическую логику и поэзию и выразить концеп-
ции бессознательного в терминах математических высказываний,
называя их "матемами". В целом же необходимо отметить, что
83
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
его теории в основном основываются на открытиях структурной
антропологии и лингвистики, недаром такое значение для него
всегда имел Леви-Стросс. В частности, вслед за Леви-Строссом,
он рассматривал эдипов комплекс как поворотный пункт в гума-
низации человечества, как переход от природного регистра жизни
к культурному регистру с его различными формами символиче-
ского культурно-торгового обмена и, следовательно, как переход
к языку законов и организации.
При всех своих неизбежно сексуальных обертонах и соответ-
ствующей терминологии, как подчеркивает А. Лемер, эдипов
комплекс для Лакана -- это прежде всего тот момент, когда
ребенок "гуманизирует себя", начиная осознавать свое "Я" и его
отличие от внешнего мира и других людей, прежде всего от мате-
ри и отца (215, с. 92).

Эдипов комплекс как "лингвистическая трансакция"
Другой специфической чер-
той понимания Лаканом эдипова
комплекса, в духе все той же
лингвистической дебиологизации
фрейдизма, является то обстоя-
тельство, что он отказывается от
его буквальной интерпретации. Если у Фрейда эдипов отец вы-
ступает в роли реального, биологического отца, то у Лакана он
замещается своим символом -- "именем отца", т. е. опять же
ученый стремится вывести его за пределы фрейдовского психосек-
суализма. Таким образом, он переводит проблему в область язы-
ка, подчеркивая при этом, что символ имени отца приобретает
значение закона, поскольку при усвоении имени, т. е. фамилии
отца у ребенка тем самым кончается период неуверенности в лич-
ности своего отца.
Важно отметить, что Лакан концептуализирует эдипов ком-
плекс как лингвистическую трансакцию, утверждая, что табу,
накладываемое на инцест, может быть закреплено и соответст-
венно выражено только лишь через лингвистические категории
"отец" и "мать". Отсюда и то значение, которое у него приобре-
тает "патернальное означающее", обозначаемое им как
"имя-отца" и наделяемое им сверхважным значением не только
для становления человека как субъекта, но и как главного орга-
низующего принципа символиче-
ского порядка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39