чело-
век бессознательно мыслит себе во вред, и никакой другой логи-
ки, кроме как служащей интересам господствующей идеологии.
Кристева в то период не признавала).
С другой стороны, противостоящее этой сверхдетерминиро-
ванности стихийное начало, представлявшееся французской иссле-
довательницей в "Революции поэтического языка" (1974) (203)
в виде мистической платоновской "хоры", бессознательного и,
следовательно, надличного ритмически пульсирующего семиотиче-
ского процесса, якобы лежащего в основе любого рода жизнедея-
90
ГЛАВА II
тельности; фактически это начало также представляло собой не
что иное, как детерминированность, только носящую откровенно
иррациональный характер, поскольку утверждалось, что она бес-
сознательно обуславливает поэтическое словотворчество и всякое
иное творчество. Если первая детерминированность, называемая
Кристевой вслед за Лаканом символической функцией, иррацио-
нально обусловливает социальное поведение людей, то вторая --
семиотическая функция -- также иррационально обуславливает
его творчество.
Как и у Лакана, символическая функция связывалась Кри-
стевой с социальными, психологическими, логическими и прочими
ограничениями, носившими подчеркнуто языковой характер, при-
чем настолько, что не всегда можно с уверенностью сказать, где
кроется их первопричина. Семиотическая же функция понималась
исследовательницей как действие бессознательного, стремящегося
прорваться сквозь эти ограничения.
По сути дела, в "Революции поэтического языка" Кристева
дала несомненно более биологизированный вариант трактовки
лакановского учения о структуре человеческой психики по срав-
нению с тем, какой оно получило в более поздних работах пост-
структуралистов второй половины 70-х и всех 80-х годов, когда в
условиях изменившегося климата идей социологические и дебио-
логизирующие интерпретации стали приобретать больший вес и
значение 5.

Попытка выйти из тупика детерминизма: оправдание свободы у Батлера
Если данное понимание че-
ловека и было характерно для
переходного периода между
структурализмом и постструкту-
рализмом или, вернее, для време-
ни формирования постструктура-
лизма в отдельную доктрину, то
собственно поиски путей выхода
из этого тупика и стали специфической чертой зрелого постструк-
турализма. В этом плане было бы крайне интересно проследить,
в каком именно идеологическом пространстве искали теоретики
постструктурализма место для собственной воли, для сознатель-
ного выбора человека. Вернемся к аргументации Кристофера
Батлера, попытавшегося дать теоретическое оправдание свободы
индивида: "Как только была выделена природа социальных дис-
курсов, которые предположительно структурируют нас в мире и
______________
5Подробнее о Кристевой см.: Постструктурализм. Деконструктивизм. По-
стмодернизм. С. 120-153.
91
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
тексте как мужчин и женщин, нам остается лишь одно из двух:
или брать на себя ответственность за их использование (тот факт,
что язык семафора, которым я пользуюсь, полностью продикто-
ван мне, не снимает с меня вины, если я допущу катастрофу са-
молета, в результате чего снова возникает проблема морального
субъекта), или изменить наш дискурс, взглянув на него критиче-
ски, что, разумеется, как раз и представляет собой то, что требу-
ет от нас марксизм, поскольку это позволяет ему утверждать, что
он также обладает принципами, основанными на предпосылках
более высокого порядка и касающихся более широкого контекста
человеческой деятельности. Его подход предполагает, что если
даже мы и находимся в плену господствующей идеологии (или
какой-либо другой), то способны освободиться от нее. Однако
если субъект в результате этого всего лишь перемещается в дру-
гой, в равной мере социально детерминированный дискурс, то
тогда перед нами открывается лишь возможность бесконечного
регресса. Тем не менее и в данном случае сохраняет свой смысл
утверждение, что мы способны принимать рациональные решения
в пограничных сферах, существующих между этими дискурсами,
при условии, что мы их осознаем. Сам факт этого осознания мо-
жет просто зависеть от исторической счастливой случайности,
хранящей нас от веры в греческих богов, демонов, черной магии
или еще чего тому подобного. Например, в данный момент нам
достаточно повезло, чтобы понять, что дискурсы типа открытой
идеологии или те, которые детерминируют субъект, или эманси-
пирующий дискурс марксизма, утверждающий, что все мы, и
прежде всего рабочие (ибо рабочий может думать, что он сво-
бодно предлагает свой труд на капиталистическом рынке), при-
учены мыслить превратно, -- все эти дискурсы относительны в
сопоставлении друг с другом, при том что один из них может
быть господствующим; но ipso facto это дает нам в руки ключ к
принятию арбитражного выбора между ними. Это как раз то, что
мы и пытаемся делать, сопоставляя индивидуалистический и со-
циальный типы интерпретации" (77, с. 128-129).
Сам Батлер называет свою позицию "ради-
кально-либеральной"; очевидно, более терминологически правиль-
ным было бы ее определить как разновидность либерально трак-
туемого неомарксизма. Можно сказать, что он последовательно
стремится избежать того, что называется "холистической системой
убеждений" (там же, с. 153), и выступает сторонником методо-
логического плюрализма, пытаясь дать некий синтез
"лингвистического, структурного, деконструктивистского и мар-
92
ГЛАВА II
ксистского подходов" к тексту. На этом основании он и критику-
ет позицию Ф. Джеймсона в "Политическом бессознательном"
как неприемлемо холистическую.
Разумеется, и сам Джеймсон далеко не столь последователь-
ный марксист и даже материалист, каким он кажется Батлеру,
обвиняющему его в попытках придать марксизму характер
"цельной объяснительной методологии", и заявление самого
Джейсона, что "марксизм включает в себя другие интерпретатив-
ные модусы или системы" (191, с. 47), как показывает анализ, в
основном остается на уровне скорее декларации, нежели конкрет-
ной методологии исследования. К тому же, при заявке Батлера на
плюрализм как основной объяснительный метод, то, что он назы-
вает "марксистским подходом", занимает в его анализе весьма
существенное место, да и вообще в том внимании к проблеме
социального, которое проявляют оба критика, очень много обще-
го, позволяющего сделать вывод о значительном внутреннем па-
раллелизме их теоретического мышления. Разница между ними
-- в большей степени радикальности, с которой Джеймсон скло-
нен объявлять объединительную роль марксизма, способного, в
его понимании, вместить в свою методологию все современные
методы анализа текста, и в более умеренной позиции Батлера,
апеллирующего к традиционному плюрализму либераль-
но-демократического толка мышления. Тем не менее Батлер, как
и многие его британские коллеги, несомненно тяготеет к социо-
логизированной интерпретации явлений духовной деятельности
человека, окрашенной у него в специфические тона "моральной
озабоченности" и "нравственной ответственности" субъекта дей-
ствия.

Поиск свободы: индивид между "льдинами структур"
у Хеллера и Уэллбери
Однако суть проблемы не в
этом, а в том, какое место отво-
дится свободной воле индивида в
рамках постструктуралистских
представлений даже при попытке
дать им неомарксистскую интер-
претацию. Если мы сравним
мнение Батлера с точкой зрения
американских философов и культурологов Томаса Хеллера и Дэ-
вида Уэллбери, явно чуждых марксизму, то и у них обнаружим
поразительное сходство как общих мировоззренческих установок,
аргументации, так и конечных выводов. Исследователи отмечают:
"Интеллектуальная история нынешнего столетия может быть про-
читана в терминах фундаментального противоречия: с одной сто-
93
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
роны, демонтаж классической фигуры, и одновременная попытка
заново ее постичь -- с другой" (180, с 10). Хеллер и Уэллбери
подчеркивают, что уже для структуралистских аналитиков, пред-
ставителей самых разных сфер научной деятельности, развитие
автономной индивидуальности стало предметом коренного пере-
смотра, пройдя большой путь от своего первичного восприятия
как "телоса" -- как главной цели всех устремлений современно-
сти -- до признания того факта, что она превратилась в "главное
идеологическое орудие незаконнорожденной масскультуры" (там
же, с. 10). Со временем полученное структуралистами, как они
полагали, систематизированное знание "объективных детерминант
сознания" начало восприниматься как надежная теоретическая
защита против этической анархии радикального субъективизма.
Однако, отмечают исследователи, по мере того, как количе-
ство выявленных структур все увеличивалось, стали все более
отчетливо обнаруживаться как их явно относительный характер,
так и -- что привело к себе особое внимание современных анали-
тиков уже постструктуралистского толка -- их несомненная роль
в формировании "режима знания и власти". Под этим подразу-
мевается, что структуры, открытые в свое время структуралиста-
ми, могут не столько иметь объективное значение, сколько быть
насильственно навязанными изучаемому объекту как следствие
неизбежной субъективности взгляда исследователя. Другой сторо-
ной этого вопроса является тот факт, что, будучи однажды сфор-
мулированы, структуры становятся оковами для дальнейшего раз-
вития познания, поскольку считалось, что они неизбежно предо-
пределяют форму любого будущего знания в данной области.
Чтобы избежать подобной сверхдетерминированности, сверх-
обусловленности индивидуального сознания, начали вырабаты-
ваться стратегии для нахождения того свободного пространства,
которое оставалось по краям конкурирующих структур. Естест-
венно, отмечают Хеллер и Уэллбери, что само ощущение индиви-
да, возникающее в этих щелях-просветах между "льдинами"
структур, оккупирующих практически все пространство
"жизненного мира" (т. е. того мира самосознания, которым, соб-
ственно, они и оперируют и за пределы которого в своих рассуж-
дениях не выходят), не способно приобрести то чувство связанно-
сти и последовательности, которым оно обладало в своем
"классическом виде", т. е. как оно самовоспринималось, начиная
с эпохи Возрождения и до XX в.
Все эти рассуждения о возможности существования свободы
лишь в узком пространстве по краям господствующих дискурсов,
94
ГЛАВА II
в тесных просветах между ними, как бы ни трактовать подобную
свободу, дают основания противникам и критикам постструктура-
лизма утверждать о дегуманистических предпосылках этого тече-
ния. Сама же постановка вопроса о возможности лишь марги-
нального существования более или менее свободного сознания
теснейшим образом связано с тем, как была разработана пробле-
матика личности Мишелем Фуко -- с его тезисом о социально
отверженных (безумцах и художниках), которые, являясь марги-
нальными личностями, аутсайдерами по отношению к современ-
ным властным структурам культурного сознания, способны оспо-
рить их авторитет и власть.
Ввиду остро ощущаемого современным гуманитарным мыш-
лением кризиса понятия личности возникли многочисленные по-
пытки найти новые инстанции, способные организовать в некое
целое субъективный опыт человека. Не удивительно, что едва ли
не основной из таких инстанций становится понятие нарратива,
повествования.

Нарратив как эпистемологическая форма
Так, среди теоретиков по-
стмодернизма в самых разных
областях человеческого знания
получила свое широкое распро-
странение концепция американ-
ского литературоведа Ф. Джейм-
сона о нарративе как об собой эпистемологической форме, орга-
низующей специфические способы нашего эмпирического воспри-
ятия 6. Вкратце суть этой концепции состоит в том, что все вос-
принимаемое может быть освоено человеческим сознанием только
посредством повествовательной фикции, вымысла; иными слова-
ми, мир доступен человеку лишь в виде историй, рассказов о нем.
Проблема взаимоотношения между рассказом-нарративом и
жизнью, рассматриваемая как выявление специфически нарратив-
ных способов осмысления мира и, более того, как особая форма
существования человека, как присущий только ему модус бытия,
в последнее время стал предметом повышенного научного интере-
са в самых различных дисциплинах. Особую роль сыграло в этом
литературоведение, которое на основе последних достижений
лингвистики стало воспринимать сферу литературы как специфи-
ческое средство для создания моделей "экспериментального ос-
воения мира", моделей, представляемых в качестве примера для
"руководства действиями". Среди наиболее известных работ дан-
________________
6 Более подробно об этом см. Постструктурализм. Деконструктивизм. По-
стмодернизм. С. 217-218.
95
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
ного плана можно назвать "На краю дискурсам
Б. Херрнстейн-Смит (181), "Формы жизни: Характер и вооб-
ражение в романе" М. Прайса (252), "Чтение ради сюжета:
Цель и смысл в нарративе" П. Брукса (74), книгу
Ф. Джеймсона "Политическое бессознательное: Нарратив как
социальной символический акт" (191).
Ту же проблематику, хотя несколько в ином аспекте, разра-
батывают философ и теоретик литературы П. Рикер ("Время и
рассказ", 255) и историк X. Уайт ("Метаистория: Историческое
воображение в XIX столетии", 288). Первый пытается доказать,
что наше представление об историческом времени зависит от тех
нарративных структур, которые мы налагаем на наш опыт, а вто-
рой утверждает, что историки, рассказывая о прошлом, до из-
вестной степени заняты нахождением сюжета, который смог бы
упорядочить описываемые ими события в осмысленно связной
последовательности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39