— Конечно, ставить его на такую работу было верхом глупости. Конечно, сплавляя налево морковку и лук, миллионов не загребешь, но он, похоже, снабжал овощами целую кучу деревенских магазинов. С помощью шоферов, разумеется. Шофер скинет по дороге тут пару мешков, там пару мешков, а Крис Норвуд запишет, что привезли двадцать, когда их всего шестнадцать. А прибыль — пополам. Это везде так, на каждой кухне, где я работал, творилось то же самое. Мясо, опять же. Туши, которые поступают. Что надо, то и сопрут. Но Крис был не просто обычный мелкий воришка. Напрочь не сображал, когда следует остановиться.— И что же он сделал? — спросил я. Винс Аккертон допил то, что оставалось в кружке, и опустил ее на стол с многозначительным стуком. Я послушно подошел к стойке, попросил налить еще, и после того, как Винс придирчиво исследовал пену в кружке и отхлебнул так, что пива убавилось на пару дюймов, я узнал о воровских похождениях Криса Норвуда.— Девчата в офисе говорили, что он тырит у них деньги. Они еще не сразу доперли. Поначалу думали, что ворует одна из них, которую они все недолюбливали. Крис к ним забегал то и дело, отдать бумаги и повыпендривать-ся. Он о себе воображал невесть что. Наглый ублюдок!Я смотрел на мясистое лицо, исполненное житейской мудрости. Винс Аккертон мог бы быть сержантом или корабельным боцманом. Та же самая уверенность в себе, умение судить о людях и приставлять их к делу. Такие люди, как он, просто незаменимы там, где надо распоряжаться и организовывать.— А сколько лет было Крису Норвуду? — спросил я.— Около тридцати. Вот как вам. На самом деле трудно сказать. — Он выпил. — А в какие неприятности он вас втянул?— В мой дом вломились двое громил, которые искали одну вещь, принадлежавшую ему. «Туман...» — подумал я.— А что за вещь? — спросил Аккертон.— Компьютерные программы.Я мог бы с таким же успехом сказать это по-монгольски. Он скрыл свою растерянность, уткнувшись в кружку с пивом, и я с досадой отхлебнул из своей.— Не, — сказал Аккертон, опомнившись, — в офисе компьютер, конечно, есть. Они на нем считают, сколько у них на складе тонн говядины по-бургундски, и все такое. Или там сколько тысяч уток им надо. Или омаров. Или лаже семечек кориандра. — В нем впервые проглянул юмор. — Причем, заметьте себе, результаты всегда выходят неверные, из-за того, что часть сплавляют налево. Раз пропал целый грузовик индеек. Сказали, компьютер ошибся...Так что Крис Норвуд со своими мешками — это еще цветочки!— Это были программы, имеющие отношение к скачкам, — объяснил я.Черные брови приподнялись.— А-а, ну тогда понятно! В этом чертовом городе почти все завязано на лошадей. Я слыхал, как поговаривали, будто от живодерни есть подземный ход в наш мясной цех. Врут, конечно.— А Крис Норвуд играл на скачках?— Да у нас вся фирма играет! Жить в этом городе и не играть — это ж невозможно! Это прямо носится в воздухе, как зараза какая.Похоже, здесь я ничего не узнаю. Я просто не мог придумать, о чем еще спросить. Потом пораскинул мозгами и спросил:— А где был убит Крис Норвуд?— Где? Да у себя в комнате. Он комнату снимал в муниципальном доме, у вдовы-пенсионерки, которая работает уборщицей. А ей не полагалось сдавать комнаты. Муниципалитет этого не разрешает. И она не заявила в благотворительной организации, которая раздает бесплатные обеды, что у нее имеются дополнительные доходы. Так что ей все это здорово некстати. — Он покачал головой. — Это все было на соседней улице.— А что было-то?Он был вовсе не против рассказать об этом. Скорее, наоборот.— Она нашла Криса убитым у него в комнате, когда вошла утром к нему прибраться. Понимаете, она-то думала, что он на работу ушел: она по утрам всегда уходила раньше него. Заходит, а он лежит. В луже крови, как мне рассказывали. Конечно, могли и наврать, но говорили, что у него были прострелены обе ноги. И он истек кровью и от этого умер.«Господи всемогущий!..»— Идти-то он не мог, сами понимаете, — сказал Аккертон. — Даже до телефона не смог добраться. Задняя комната. Никто его и не видел.Во рту у меня пересохло.— А... а вещи? — спросил я.— Да не знаю. Насколько я слышал, ничего не пропало. Только некоторые вещи были разбиты. А проигрыватель прострелен насквозь, как и сам Крис."Ну и что мне теперь делать? — думал я. — Пойти к следователю, который занимается убийством Криса Норвуда, и сообщить ему, что ко мне приходили двое мужчин, которые угрожали прострелить мне телевизор, а потом ноги?Да, пожалуй, на этот раз действительно стоит пойти в полицию".— А когда... — голос у меня охрип. Я прокашлялся и начал снова: Когда это случилось?— На той неделе. В пятницу он не пришел на работу, и это оказалось очень некстати, потому что в тот день у нас шла репа, а это он был должен обрезать ботву и корешки и загружать репу в мойку.У меня кружилась голова. Крис Норвуд был убит в пятницу. А в субботу я вышвырнул «Вальтер» своих непрошеных гостей в куст шиповника. Значит, в субботу они все еще искали кассеты, а это означает... о господи! — это означает, что от Криса Норвуда они их не получили. Они застрелили его и оставили его истекать кровью, а кассет все равно не получили. Если бы они у него были, он бы им их отдал — чтобы они не убивали его, чтобы спасти свою жизнь. Не стал бы он жертвовать жизнью ради каких-то программ, не стоят они того. Я вспомнил, как беззаботно смотрел в дуло пистолета, и задним числом ужаснулся.Винс Аккертон дал понять, что настало время расплачиваться за полученные сведения. Я мысленно прикинул, сколько я могу дать и сколько он ожидает получить, и решил дать как можно меньше. Однако не успел я заикнуться о деньгах, как две девушки подошли к стойке, а потом собрались сесть за соседний столик. Но одна из них заметила Аккертона и резко изменила направление.— Привет, Винс, — сказала она. — Слушай, окажи услугу. Поставь нам ром с колой, а я тебе завтра верну.— Ладно-ладно, слышали мы эту песню, — снисходительно сказал Винс.— Вот, мой приятель угощает.Я разорился на два рома с кока-колой, пинту пива и половинку (для себя) и вернулся за столик. Аккертон объяснил, что девушки тоже работают в «Кухне богов».Кэрол и Дженет. Молоденькие, не блещущие особым умом, беспрерывно болтающие и чирикающие, с минуты на минуту ожидавшие прихода своих мальчиков.Кэрол высказалась о Крисе Норвуде с нескрываемым негодованием:— Мы вычислили, что это он шарил по сумочкам, но доказать-то мы ничего не могли, понимаете? Мы как раз собирались расставить ему ловушку, но тут его убили. Мне, наверно, следует его пожалеть, но мне его вот ни капельки не жалко! Он мог спереть все что угодно. То есть буквально все! Он мог исподтишка взять твой последний сандвич, слопать его у тебя на глазах и еще посмеяться над тобой.— Он даже не считал воровство чем-то плохим, — вставила Дженет.— Вот она, — сказал Аккертон, подавшись вперед для убедительности, — Дженет, она работает на компьютере. Насчет программ вы ее спросите.Выслушав мой вопрос, Дженет вскинула бровки и задумчиво ответила:— Я не знала, что у него есть какие-то программы. Хотя он все время вертелся рядом. Ему было положено собирать дневные отчеты со всех отделений и приносить их мне. А в последние несколько недель он все ошивался рядом со мной, расспрашивал, как работает компьютер, и все такое. Я показала ему, как делаются расчеты: сколько там нужно соли, сколько всего, как это распределяется по цехам и как отправляются заказы в Борнмут или в Бирмингем, и все такое. Вы знаете, без компьютера вся фирма пошла бы прахом.— А какой он фирмы? — спросил я.Моему вопросу все удивились, но Дженет ответила:— "Грэнтли".Я улыбнулся ей как можно безобиднее и спросил, не случалось ли ей позволять Крису Норвуду запускать на ее компьютере свои программы, если он хорошенько попросит. Она виновато поколебалась и, смущенно покраснев и глядя в свой стакан с ромом и колой, призналась, что такое действительно бывало — ну, знаете, еще до того, как они обнаружили, что это Крис ворует деньги.— А могли бы догадаться сто лет назад, — говорила Кэрол. — Но те вещи, про которые мы знали, что он их ворует, — сандвичи там, и все такое, и всякие мелочи: скрепки, конверты, скотч, — мы это видели так давно, что уже не обращали внимания.— А кто-нибудь пробовал заявить об этом? — спросил я.Нет, официально не пробовали. А что толку? За мелкое воровство людей не увольняют — если фирма попробует это сделать, будет забастовка.— Не считая того раза — помнишь, Дженет? — сказала Кэрол. — Когда к нам приехала бедная старая леди и пожаловалась, что Крис ее обворовал.Вот уж она-то не молчала! Она три раза приезжала и навела такого шороху!— Ой, да! — кивнула Дженет. — Но оказалось, что он спер всего-навсего какие-то старые бумаги, вы понимаете, а не то чтобы там деньги или что-то ценное, а Крис отговорился, что бабушка просто из ума выжила, ему поверили, а старушку вежливо послали.— А как звали эту старую леди? — спросил я. Девушки переглянулись и дружно покачали головами. — Это же было с месяц назад, если не больше!Аккертон сказал, что он про это ничего не знает. У них в овощном цехе про эту старую леди никто ничего не слышал.Тут появились друзья девушек, и началась большая пересадка. Я сказал, что мне пора. Аккертон взглядом показал мне, чтобы я подождал его на улице.— О'Рорке! — неожиданно сказала Кэрол.— Что?— Эту старую леди звали миссис О'Рорке. Я теперь вспомнила. Она ирландка. У нее недавно муж умер, и она нанимала Криса, чтобы он носил ей дрова для камина и делал всякую другую работу, с которой она сама управиться не могла.— А вы не помните, где она живет?— А какая разница? Много шуму из ничего...— А все-таки?Она слегка нахмурилась, добросовестно стараясь припомнить, хотя все ее внимание было обращено на ее приятеля, который начинал заигрывать с Дженет.— В Стелчворте! — воскликнула она наконец. — Она еще жаловалась, что за такси дерут втридорога. — Она покосилась на меня. — Честно говоря, мы были очень рады, когда в конце концов избавились от нее. Она нас ужасно достала, но не могли же мы просто выставить ее — у нее все-таки муж умер, и вообще...— Спасибо большое, — сказал я.— Пожалуйста!Девушка отошла и решительно уселась между своим приятелем и Дженет, а мы с Аккертоном вышли на улицу, уладить свои дела.Он философски взглянул на то, что я ему дал, кивнул и попросил меня написать на бумажке свое имя и адрес, на случай, если он вспомнит еще что-нибудь. Я вырвал страницу из своего ежедневника, написал и отдал ему и уже решил, что наше знакомство на этом окончено, но, когда я пожал ему руку, попрощался и пошел прочь, он окликнул меня:— Эй, парень! Погоди.Я обернулся.— Ты хоть получил за свои деньги что-то стоящее?«Куда больше, чем ожидал», — подумал я. А вслух сказал:— Пожалуй, да. Хотя наверно сказать еще не могу.Он кивнул, поджав губы. Потом несвойственным ему неуклюжим жестом вытащил из кармана половину денег.— Вот, — сказал он. — Забери. Видел я твой бумажник, когда мы в пивной сидели. У тебя и денег-то почти не осталось. Хватит с меня и этого.Он сунул свой дар мне в руку, и я принял его с благодарностью.— Учителя! — сказал он, отворяя дверь пивной. — Несчастные нищие ублюдки. Мне-то самому школа эта и даром была не нужна.Он отмел мои попытки благодарности и вернулся к пиву. Глава 6 С помощью карты я все же отыскал Стелчворт и дом О'Рорке, несмотря на то, что мне все время неверно указывали направление. Свернул на дорожку, ведущую к дому. Заглушил мотор. Выбрался из машины и огляделся.Большое, неуклюжее, неухоженное строение. В основном из дерева, со множеством башенок и шпилей, необрезанный плющ ползет на черепичную крышу, облезлые рамы подъемных окон когда-то были выкрашены в белое. В мягком вечернем свете сад выглядел переплетением трав и кустов, растущих как бог на душу положит, а входная дверь была почти перегорожена огромным кустом душистой белой сирени.Я нажал на кнопку. Должно быть, где-то внутри зазвонил звонок, но я его не услышал. Я позвонил снова, потом попробовал постучать дверным молотком. Прождав несколько минут впустую, я отступил на несколько шагов и окинул взглядом окна.Из-за куста сирени я не увидел, как отворилась дверь. Внезапно меня окликнул резкий голос.— Вы от святого Антония? — спросил он.— Н-нет...Я снова шагнул вперед, чтобы видеть своего собеседника, и увидел в затененном сиренью дверном проеме маленькую, седую как лунь старушку с желтым лицом и диковатыми глазами.— Но ведь вы по поводу праздника? — спросила она.— Какого праздника? — растерянно спросил я.— Церковного, разумеется.Она посмотрела на меня, как на полного идиота (каковым я, несомненно, и был, с ее точки зрения).— Если вы срежете пионы сегодня, — сказала она, — к субботе они завянут.По ее голосу сразу чувствовалось, что она ирландка, но произношение у нее было безупречным, и ее тон ясно давал понять, что я могу немедленно удалиться. Одной рукой она держалась за косяк, другой — за ручку двери и явно собиралась захлопнуть ее навсегда.— Пожалуйста, — поспешно сказал я, — покажите мне пионы... чтобы я знал, какие можно будет срезать... в субботу...Старушка уже начала закрывать дверь, но остановилась. Она поразмыслила, потом выступила из-под кустов сирени. Я увидел хрупкую, словно детскую фигурку, одетую в рыжеватый свитер, узкие темно-синие брючки и домашние шлепанцы в зеленую и розовую клетку.— За домом, — сказала старушка. Она смерила меня взглядом, но, видимо, не усмотрела во мне ничего подозрительного. — Сюда.Она провела меня вокруг дома, по дорожке, вымощенной плоскими каменными плитами, затянутыми по краям травой с кочек, которые когда-то, должно быть, были клумбами. Мимо поленницы по плечо высотой, резко выделяющейся своей аккуратностью среди царящего кругом запустения. Мимо запертого бокового выхода. Мимо оранжереи, заполненной мертвыми стеблями герани. Мимо тачки с золой, о назначении которой можно было только догадываться. За неожиданный угол, через узенький проход в густо разросшейся живой изгороди, — и мы наконец очутились в буйном цветении сада.— Вот пионы, — сказала она, указывая на цветы, хотя в этом не было никакой нужды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36