— По возможности немедленно. Сегодня вечером, если это возможно.— Гм. — Он несколько секунд поразмыслил. — Ладно. Ладно. Но можете и не ездить к нам, если хотите.— Э-э... как это?— У вас магнитофон есть?— Да.— Джейн может прокрутить их вам по телефону. Это звучит как скрип и скрежет. Но если у вас магнитофон более или менее приличный, программы запишутся и будут нормально работать.— О господи...— В наше время множество компьютерных программ передается по телефону, — сказал Тед. — Или по спутниковой связи. В этом нет ничего удивительного.Мне это казалось удивительным, но ведь я не был Тедом Питтсом. Я поблагодарил его за звонок, куда искреннее, чем он мог подумать.— Джейн спасибо скажите, — ответил он. И я сказал ей спасибо от всего сердца пять минут спустя.— У вас голос был такой взволнованный! — объяснила она. — Я сказала Теду, что отправила вас к Рут, потому что вы хотели проверить программы, и он застонал, а я спросила почему, и когда он объяснил, что он наделал...Я буквально пришла в ярость. Только подумать, что вы зря истратили ваши деньги, когда всем, что мы имеем, мы обязаны Джонатану...Ее доброта заставила меня почувствовать себя виноватым. Я сказал:— Тед говорил, что вы можете проиграть мне настоящие кассеты по телефону... если вы, конечно, не против...— Что вы, что вы! Нет, конечно! Я много раз видела, как Тед это делает. Они с Рут часто обмениваются друг с другом программами таким образом.Кассеты у меня под рукой. Я заставила Теда сказать, где они лежат. Сейчас схожу, принесу магнитофон. Вы пока не вешайте трубку. Я вам их проиграю.Я позвонил ей из кабинета, потому что к тому телефону уже был подсоединен магнитофон, и, когда она вернулась, я записал драгоценные программы на предоставленных мне Люком чистых кассетах. Может, они и не соответствовали высшим компьютерным стандартам, но я решил, что это все же лучше, чем пытаться записать новые программы поверх старых.Касси зашла в кабинет и некоторое время слушала скрежет и вой, записываемый на пленку.— Мерзость какая! — сказала она. Но для меня это была сладчайшая музыка. Билет в будущее, в мирную, спокойную жизнь. Во внезапном приступе оптимизма, столь противоположном мрачному настроению, в котором я возвращался домой из Лестера, я убеждал себя, что на этот раз, теперь, когда у нас есть настоящие программы, всем нашим тревогам придет конец. Выход в том, чтобы дать Анджело возможность разбогатеть, и вот наконец я смогу это сделать.— Я отдам эти кассеты Анджело, — сказал я, — а потом мы на время отсюда переедем, всего на несколько недель, пока он не выиграет достаточно, чтобы его жажда мести угасла. И тогда мы, слава богу, наконец-то избавимся от него.— А куда мы поедем?— Куда-нибудь недалеко. Завтра решим.Когда три кассеты кончились и вой в трубке утих, я выключил запись и снова обратился к Джейн.— Я вам очень благодарен, — сказал я. — Просто выразить не могу, насколько...— Дорогой мой Вильям, я так извиняюсь...— Не надо, — сказал я. — Вы спасли мне жизнь.«Причем, вполне возможно, в прямом смысле слова», — подумал я.— Все будет хорошо! — сказал я. Ох, не следует говорить таких вещей! Ни в коем случае! Глава 20 Рано утром мы с Касси поехали посмотреть, как на Поле тренируют лошадей. Ей было немного холодно, несмотря на сапоги, теплые брюки и куртку-пуховку, но она говорила, что ей нравится быть на свежем воздухе, на просторе. Ее дыхание, как и мое, как и дыхание лошадей, поднималось клубами пара.Облачка пара растворялись в воздухе и тут же появлялись снова. Чудо живого тела преображало холод в тепло.Мы уже почти выехали из домика: упаковали одежду и все необходимое и сложили чемоданы в мою машину. Я еще захватил с собой «дипломат», в котором были драгоценные кассеты и мои деловые бумаги, и переключил телефон на автоответчик. Нам оставалось только ненадолго завернуть домой, чтобы забрать дневную почту и договориться, чтобы впредь все, что приходит на мое имя, оставляли в пивной.Мы еще не решили, где мы будем ночевать сегодня и еще много ночей спустя. Но у нас обоих было множество друзей, к которым можно было заехать, а если обычное гостеприимство лошадников на этот раз нас подведет, то на худой конец мы можем позволить себе на некоторое время поселиться в отеле.Я чувствовал себя куда свободнее и веселее, чем за все предыдущие недели.Сим на тренинге был неподдельно дружелюбен, а Морт пригласил нас позавтракать. Мы с благодарностью укрылись от холода в его доме и принялись вместе с ним греться тостами и кофе, пока он вскрывал свои письма ножичком для бумаг и комментировал то, что он одновременно с этим читал в «Спортивной жизни». Морт никогда не делал одного дела, если можно было делать три зараз.— Я попросил передавать мои телефонные сообщения тебе, — сказал я.— Ты не возражаешь?— В самом деле? Нет, конечно, не возражаю. А почему?— В нашем доме временно жить нельзя, — объяснил я.— Ремонт? — сочувственно спросил Морт, и проще всего было ответить «да».— Звонков будет немного, — пообещал я. — Только по делам Люка.— Конечно! — сказал Морт. Он в два глотка уничтожил вареное яйцо «в мешочек». — Еще кофе?— Как там новые жеребята? — спросил я.— Приезжайте, поглядите. Приходите после обеда в паддок, мы будем гонять их на корде.— А что такое корда? — спросила Касси. Морт взглянул на нее со снисходительной улыбкой и объяснил:— Это такая длинная веревка. Ее привязывают к недоуздку и гоняют лошадей по большому кругу. Верхом на них ведь еще не ездят. Их еще никогда не седлали. Молодые слишком.— Я бы хотела посмотреть, — сказала Касси, глядя на свой гипс и явно прикидывая, успеем ли мы.— А где вы жить будете? — спросил Морт. — Где вас искать?— Еще не знаем, — сказал я.— В самом деле? А может, здесь поживете? У меня тут есть лишняя кровать. — Он отхватил сразу полтоста и проглотил не жуя. — Вот сами и будете отвечать на свои звонки. Разумно?— Разумно, — ответил я. — На пару дней... Спасибо большое.— Значит, решено! — он жизнерадостно улыбнулся Касси. — Дочка будет очень рада. Жены-то у меня нет, знаете ли. Ушла она. И Миранда — это дочка моя — скучает. Ей шестнадцать, и ей не хватает женского общества.Оставайтесь на недельку! Вам на сколько надо-то?— Мы не знаем, — сказала Касси.Он коротко кивнул.— Верно. Что загадывать-то? Там видно будет.Он небрежно взял ножик для бумаги и принялся чистить ногти, сразу напомнив мне Джонатана, который все время, сколько я его помнил, чистил ногти острием винтовочной пули.— Я думал на выходные поехать в Ирландию, — сказал я. — Попробую помириться с Донаваном.Морт одарил меня ослепительной улыбкой.— Я слышал, что вы дерьмо и ублюдок и что вас следует, самое меньшее, шесть раз проволочь, привязав за ноги, вокруг ипподрома.Телефон, стоявший на столе у него под рукой, зазвонил. Морт схватил трубку после первого же звонка.— Алло! — крикнул он в трубку.— О! — сказал он. — Привет, Люк! — Он принялся делать мне знаки бровями. — Да. Он здесь. Завтракает.Морт передал мне трубку, сказав:— Люк говорит, он только что звонил вам.— Вильям, — спросил Люк спокойным, понимающим тоном, — как там новые жеребята?— Отлично. Жалоб пока не было.— Я думал приехать, поглядеть на них. Оценить, что вы там мне накупили. Послушайте, приятель, окажите мне услугу: закажите номер в «Бедфорд-армс» на двое суток, четырнадцатое и пятнадцатое октября, ладно?— Ладно, — ответил я.— Передайте привет Касси, — сказал он. — Приводите ее на обед в «Бедфорд» четырнадцатого, о'кей? Я буду рад с ней познакомиться. Кстати, приятель, от вас я собираюсь в Дублин. Вы едете на ярмарку в Боллсбридж?— Да, собирался. Умер Ральф Финнеган, будут распродавать его лошадей...Люк, похоже, одобрил мои намерения.— И кого вы выберете? Кто у него там лучший?— Оксидайз. Двухлеток, хорошо выезженный, быстрый, в перспективе следующее дерби. И наверняка очень дорогой.Люк что-то проворчал.— Донавану отправите?— Конечно.Ворчание превратилось в смешок.— Ну, увидимся четырнадцатого.И Люк повесил трубку.— Что, приедет? — спросил Морт, и я кивнул и сказал ему когда.— Да, он обычно приезжает в октябре, — сказал Морт. Он спросил, не хотим ли мы посмотреть, как тренируют оставшихся лошадей, но я торопился закончить дела в доме, поэтому мы с Касси вернулись в деревню и для начала заехали в пивную. Хозяин, которого мы сегодня еще не видели, сметал с порога опавшие листья. Он был в своей рубашке с короткими рукавами.— Вам не холодно? — спросила Касси. Банан, весь вспотевший, в отличие от нас, кутавшихся в пуховки, объяснил, что только что ворочал бочонки с пивом в подвале. Мы сказали, что на время уезжаем, и объяснили почему.— Заходите, — сказал он, покончив с листвой. — Кофе хотите?Мы выпили с ним кофе в баре, только он в свое еще добавил мороженого и бренди, а мы отказались.— Ну конечно, — дружелюбно согласился он, — я буду забирать вашу почту. Бумаги, молоко, все, что хотите. Еще что-нибудь?— Хватит ли у вас благородства на великий подвиг? — спросила Касси.Он покосился на нее поверх своей пенистой кружки.— Выкладывайте!— Моя желтая машина записана на сегодня на техобслуживание и проверку, и я подумала...— Не отгоню ли я ее в гараж?— А обратно вас привезет Вильям, — заискивающе сказала она.— Для вас, Касси, все что угодно, — сказал Банан. — Прямо сейчас.— С меня сегодня гипс снимут! — радостно сообщила она. Я посмотрел в ее ясные серые глаза и подумал, что я так ее люблю, что даже смешно. «Не бросай меня! — подумал я. — Останься со мной навсегда. Мне без тебя теперь будет так одиноко. Просто невыносимо...»Мы все вместе подъехали к нашему домику и оставили машину на дороге, потому что Касси хотела, чтобы Банан вывел из гаража ее маленькое чудище.Они с Бананом пошли к гаражу, чтобы открыть его, а я, одним глазом глядя на них, направился к Дому, чтобы отпереть входную дверь и подобрать письма, которые падали прямо на коврик.Домик выглядел таким тихим и мирным, что все наши предосторожности показались ненужными, как заборы на луне.«Нет, — сказал я себе. — Анджело непредсказуем. Словно вулкан. Вулкану тоже можно желать всего самого лучшего, но ожидать от него разумного поведения по меньшей мере глупо». «Берегись тигров!»Из гаража послышался какой-то грохот, но в нем не было ничего угрожающего, так что я не обратил внимания.На коврике лежало шесть конвертов. Я наклонился, подобрал их, проглядел. Три счета Люку, квитанция о налоге на дом, рекламка издательства и письмо Касси от ее матери из Сиднея. Обычные будничные письма, ничего такого, ради чего стоило бы умереть.Я оглядел напоследок славную гостиную, клетчатые оборки на занавесках, соломенных куколок, раскачивающихся на сквозняке... «Ничего, — подумал я, — скоро вернемся».Дверь кухни была открыта, свет из окна блестел на белой стене — и в этом свете шевельнулась тень.«Банан и Касси, — машинально подумал я. — Вошли через дверь в кухне...» Нет. Через эту дверь они войти не могли. Она заперта.Я не успел ни испугаться, ни как-то среагировать — даже волосы дыбом встать не успели. В дверях появился глушитель пистолета, черный силуэт на фоне белой стены, а вслед за ним — Анджело, весь в черном, распираемый торжествующей ненавистью, похожий на дьявола.Что-то говорить было бессмысленно. Я мгновенно понял, что он пришел меня убить, что я смотрю в лицо собственной смерти. Анджело был исполнен такой решимости, настолько отдался жестокости, был так опьянен тягой к разрушению, что никто на свете не мог бы остановить его словами.Я действовал скорее инстинктивно, нежели осмысленно. Схватив бейсбольную биту, которая так и лежала на подоконнике, вцепившись в рукоятку с ловкостью отчаяния, я замахнулся на Анджело единым плавным движением всего тела, от ноги через тело к руке с битой, обрушившись на руку с пистолетом всем своим весом.Анджело выстрелил мне в грудь в упор, с расстояния шести футов. Я ощутил рвущий удар, и больше ничего. Это даже не помешало мне довершить удар. Через какую-то долю секунды бита ударила Анджело поруке, сломав ему запястье так же легко, как сам Анджело сломал руку Касси.Удар был так силен, что я потерял равновесие и отшатнулся от двери.Анджело выронил пистолет и прижал правую руку к телу, взвыв от боли. Он согнулся в три погибели, неуклюже бросился прочь, во входную дверь, и побежал по дорожке, ведущей на улицу.Я смотрел на него в окно в каком-то странном спокойствии, зная, что сейчас еще ничего не произошло, но вот-вот должно случиться, потому что в моей груди сидит пуля.Я думал, что Анджело все-таки добрался до треклятого Дерри. Все-таки отомстил. Он знает, что его выстрел попал в цель. Анджело будет уверен, что поступил правильно, даже если ему придется провести остаток жизни в тюрьме.Должно быть, сейчас, несмотря на сломанную руку, несмотря на грозящее ему заключение, он испытывает неукротимую, безумную радость победы.Битва окончена, и война тоже. Анджело будет удовлетворен тем, что победил — зримо, материально, ощутимо. В дом вбежали Банан и Касси и с облегчением увидели, что я стою, немного прислонясь к буфету, по всей видимости, целый и невредимый.— Это был Анджело? — спросила Касси.— Ага.Банан посмотрел на валяющуюся на полу бейсбольную биту и сказал:— Ты его ударил.— Да.— Это хорошо! — с удовлетворением сказала Касси. — Пусть теперь сам в гипсе ходит!Банан увидел пистолет Анджело и нагнулся подобрать его.— Не трогай, — сказал я.Он, не распрямляясь, посмотрел на меня вопросительно.— Отпечатки пальцев, — пояснил я. — Теперь он точно сядет пожизненно.— Но...— Он в меня стрелял, — сказал я. Они уставились на меня, сперва с недоверием, потом с тревогой.— Куда? — спросила Касси.Я коротко указал левой рукой на грудь. Правая рука отяжелела и бессильно висела. Я равнодушно подумал, что, наверное, порвана часть мускулов, которые ею двигают.— "Скорую" вызвать? — спросил Банан.— Да.«Они просто не понимают, как это серьезно», — подумал я. Они ни видели никаких повреждений, а я заботился в основном о том, как сказать им об этом, чтобы не напугать Касси до смерти.На самом деле в тот момент я не ощущал ничего особенного, но умом понимал, что вот-вот станет очень плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36