Господин Фердинанд работает статистиком в «Коммерческой страховой компании», главная контора — в Ридинге, Беркшир. Почти третью часть работы он делает дома, у него есть компьютер, подключенный к сети страховой компании. Такой распорядок работы устраивает и его, и компанию, он может выполнять точные подсчеты без длительных перерывов. Кроме того, компания направила господина Фердинанда на специальные курсы, его работой они довольны.
Я побывал в главной конторе компании и объяснил директору, что господин Пемброк-старший хочет удостовериться, что его дети не имели отношения к нападениям на него. Директор хотел бы мне помочь, но ничего нового сообщить не мог.
В пятницу господина Фердинанда на работе не было, как и в следующий вторник. В пятницу он работал дома, во вторник был на курсах.
Я проверил курсы для статистиков в коммерческом институте «Бингем», в лондонском Сити. Господин Фердинанд зарегистрировался в понедельник, но потом никакие записи посещений не велись. Господин Фердинанд не мог назвать никого, кто достаточно хорошо знал бы его на курсах и подтвердил, что он был там во вторник. Я спросил, делал ли он на лекции какие-нибудь записи. Господин Фердинанд сказал, что ничего не записывал: во вторник была вводная лекция о статистических вероятностях и способах их подсчета, в которых он и так хорошо разбирается. Во вторник действительно была такая лекция.
Господин Фердинанд водит бежевый «Ауди». При осмотре машина была чистой. Господин Фердинанд сказал, что часто моет ее сам щеткой, поливая водой из шланга. Он показал мне шланг и щетку. Господин Фердинанд говорит, что любит, чтобы вокруг было чисто.
Хотя в пятницу он работал дома, его не было, когда госпожа Дебора вернулась из Лондона. Господин Фердинанд сказал, что, закончив работу, решил съездить в Хэнли, покормить уток на Темзе. Это его успокаивает. Ему нравится бывать на свежем воздухе, и он часто это делает, всегда, сколько себя помнит, сказал господин Фердинанд. Он не знал, что госпожа Дебора в этот день приедет с работы так рано, в полчетвертого, но это никак не повлияло бы на его планы, сказал он. Они оба независимые люди и не отчитываются друг перед другом о каждой минуте».
Я перестал читать и поднял голову. Фердинанд действительно всегда любил кормить уток. Он часами бродил вдоль набережной в Хэнли, крошил хлеб и слушал гвалт, который поднимали из-за поживы дикие утки. Мы все волновались за Малкольма, когда они с Алисией начали ссориться. Я тогда думал, что Алисия вопит куда хуже этих уток, но у меня хватало ума не высказываться по этому поводу.
Я вернулся к чтению:
«Господин Фердинанд работает усердно и достиг немалых успехов, и это для него не предел. Его директор тоже так считает. Он умеет рассчитывать свои силы и возможности. Телосложением он похож на своего отца, такой же плотный и сильный мужчина — я помню господина Малкольма двадцать восемь лет назад. Он тогда пообещал перебросить меня через свою машину, когда обнаружил, что я слежу за ним. Я не сомневался, что он вполне мог это сделать. Господин Фердинанд точно такой же.
Господин Фердинанд может быть веселым и общительным, но его настроение быстро меняется, он становится угрюмым и мрачным. Он внимателен к своей жене, не ревнив. Покровительственно относится к своей сестре Сирене. Заботлив по отношению к матери, госпоже Алисии. Отношение к отцу и господину Яну двойственное, я так понял, что он любил обоих в прошлом, но теперь не доверяет им. Полагаю, господин Фердинанд способен ненавидеть.
Конец расспроса».
Я переложил листки с Фердинандом и Дебс под низ стопки. У меня не осталось душевных сил читать дальше, про Жервеза и Урсулу. Я сложил всю стопку в конверт, заказал бифштекс и решил, что буду навещать родственников в том порядке, как они идут в картотеке Нормана Веста. Начну с младших, это не так сложно. Куда делась вся бравада, с которой я заявил Малкольму в Кембридже, что останусь с ним только из-за того, что это опасно?
Ясно, куда.
Похоронена под развалинами Квантума.
Утром я поехал в Даунс, получил массу удовольствия от спокойной работы с лошадьми и напряжения мышц, привычных к таким нагрузкам. Мои руки и ноги налились силой, и я подумал, что, наверное, то же самое ощущает пианист, который сел за рояль после нескольких дней без музыки. Он не задумывается, как должен двигаться каждый его палец, когда играет знакомую мелодию, руки сами знают, что делать, и музыка рождается как бы сама собой.
Я поблагодарил гостеприимных хозяев за завтрак и поехал к Квантуму, вспоминая вчерашний телефонный звонок Малкольму. Я позвонил почти в полночь, в Лексингтоне в это время было шесть вечера.
Малкольм добрался благополучно, а Дэйв и Салли Кендер в самом деле оказались приятнейшими людьми. Рэмзи Осборн уже прилетел, и Кендеры тут же устроили роскошный обед. Малкольм посмотрел нескольких отличных лошадей, и у него появились кое-какие потрясающие идеи, на что потратить деньги, — тут он хихикнул. Как там дела в Англии?
Голос его звучал радостно и беззаботно, немного приглушенный расстоянием, и я сказал, что здесь все по-прежнему, только крышу дома затянули брезентом. Состояние дома озаботило Малкольма всего на десяток секунд, потом он сказал, что собирается вместе с Рэмзи уезжать из Лексингтона в среду или в четверг, они еще не решили.
— Когда вы уедете, не забудь, пожалуйста, оставить Кендерам номер телефона, по которому тебя можно будет найти.
— Обязательно. Делай скорее свой паспорт и приезжай сюда, — жизнерадостно сказал Малкольм.
— Постараюсь.
— Я уже привык, что ты все время рядом. Постоянно оглядываюсь, ищу тебя. Странно. Наверное, старею.
— Да, похоже на то.
Он рассмеялся.
— Здесь совсем другой мир, мне это очень нравится. Отец попрощался и положил трубку, а я подумал, сколько же лошадей он успеет купить, пока я до него доберусь.
Вернувшись в гостиницу в Кукхэме, я переоделся и, как и обещал, позвонил старшему инспектору Эйлу. У него не было ничего нового для меня, мне тоже нечего было сказать, так что разговор получился коротким.
— Где ваш отец? — спросил он как бы между прочим.
— В безопасности.
Он хмыкнул.
— Звоните мне.
— Конечно, — ответил я.
Без особого воодушевления я вернулся к машине и отправился в Брекнелл. Оставил машину на одной из стоянок и пешком пошел на Хай-стрит.
Когда-то давно Хай-стрит была главной проезжей дорогой небольшого городка, теперь она стала тихой пешеходной улицей с фабриками и конторами, на нее выходило множество маленьких извилистых улочек между разросшимися, как грибы после дождя, новыми домами. Студия танцев и аэробики располагалась в большом здании между новым, сияющим отделкой информационным агентством и магазином фототоваров, витрины которого были заполнены яркими желтыми ценниками размером с почтовую открытку, почти на всех стояло «скидка — двадцать процентов».
Войдя в «Студию Дианы», я попал в холл. Сбоку была лестница наверх. Молоденькая девушка, сидевшая за столиком под доской объявлений, услужливо заулыбалась, когда я открыл стеклянную дверь и ступил на серый ковер холла, но потеряла ко мне всякий интерес, едва я спросил о Сирене и сказал, что я ее брат.
— Пройдите туда. Она сейчас ведет занятие, — девушка показала на двойную дверь у себя за спиной, выкрашенную белой краской.
Я прошел туда и оказался в небольшой комнатке без окон, но ярко освещенной и уютной, с маленькими столиками и креслами. Несколько женщин за столиками пили кофе из пластиковых чашек. Стены вибрировали от ритмичной музыки, которая играла в какой-то другой комнате. Когда я снова спросил о Сирене, мне показали, как пройти в зал. Оттуда и доносилась музыка.
Это и была собственно студия — большой зал с окнами, выходившими в какой-то садик. Пол был выстлан полированными досками и сильно пружинил под ногами, заставляя чуть ли не подпрыгивать при каждом шаге. Стены выкрашены белой краской, кроме одной длинной стены слева, которая сплошь была покрыта зеркалами в полный рост. Живая напористая музыка заставляла непроизвольно двигаться в такт.
Сирена танцевала, стоя спиной к зеркалам. Перед ней выстроились в три ряда девушки, которые дружно подпрыгивали на месте, выбрасывая поочередно руки и ноги в разные стороны. У всех — сосредоточенные и довольные лица.
— А теперь еще быстрее! — скомандовала Сирена, и вся группа с каким-то почти фанатичным усердием в самом деле стала двигаться быстрее.
— Чудесно, леди, просто замечательно! — наконец сказала Сирена, перестала прыгать и выключила магнитофон, который стоял в углу возле двери, через которую я вошел. Она недружелюбно глянула на меня и снова повернулась к своим клиенткам:
— Если кто-то хочет продолжить занятие, через минуту Сэмми будет с вами. А пока можно немного отдохнуть.
Несколько человек остались. Большинство же посмотрели на часы, висевшие на стене, и, оживленно болтая, устремились к двери с табличкой «Раздевалка».
Сирена спросила:
— Что тебе нужно?
— Поговорить.
Она разрумянилась после занятия, но разговаривать со мной ей явно не хотелось. На Сирене был яркий розовый купальник с длинными рукавами, ярко-красные обтягивающие лосины, белые спортивные туфли и шерстяные гетры в белую и розовую полоску.
— Я могу уделить тебе только пять минут.
Она почти не запыхалась. В зал вошла девушка в ярко-голубом костюме, видимо Сэмми Хиггс, и снова включила музыку. Сирена недовольно предложила мне поговорить в другом месте. Мы прошли обратно через комнату отдыха и холл, поднялись по ступенькам наверх.
— Сейчас здесь нет занятий. Говори, зачем пришел, и уходи.
На втором этаже, судя по табличке у входа, был танцевальный зал. Сирена стояла, упершись руками в обтянутые блестящей розовой тканью бедра, и ждала.
— Малкольм просил меня выяснить, кто взорвал Квантум, — сказал я.
Ее глаза сверкнули.
— Я не взрывала.
— Помнишь, когда-то старый Фред выкорчевывал пень от ивы?
— Нет, — она ответила не задумываясь, даже не попыталась вспомнить.
— Томас тогда отнес тебя на плечах на край поля, а самого Фреда отбросило взрывом.
— Не знаю, о чем ты.
— Почему ты не хочешь со мной говорить?
— Тебе кажется. Где папочка?
— У своих друзей. Он расстроится, когда узнает, что ты не захотела мне помочь.
Сирена горько сказала:
— Не смеши меня. Ему наплевать на всех нас, кроме тебя. И я уверена, что это ты убил Мойру.
— Ему не наплевать на вас. И мне тоже.
— Он отвернулся от нас. Когда я была маленькой, я любила его. — Неожиданно у нее на глазах появились слезы. Она сердито смахнула их. — Он не знал, как от меня отделаться!
— Он хотел оставить тебя при себе, но Алисия не позволила. Она подала на него в суд и выиграла.
— Я ему не нужна! — резко сказала Сирена. — Он только говорит, что все из-за мамочки, чтобы помучить ее. Я все знаю.
— Это Алисия тебе сказала?
— Конечно, сказала. Папочка так спешил от нас отделаться, и от мамочки, чтобы поскорее жениться снова, чтобы… чтобы… вышвырнуть из дома все, что о нас напоминало, ободрать все миленькие комнаты… вычеркнуть нас из своей жизни.
Она сильно разволновалась из-за старых обид, все еще не забытых за эти двадцать лет. Я вспомнил, как я расстроился, когда Алисия выбросила кухню моей матери. Я чувствовал тогда, что меня как будто предали или обокрали. Мне было шесть лет, столько же, сколько Сирене, и я до сих пор помнил все очень хорошо.
— Попробуй простить его, — сказал я.
— Я пробовала! Я предлагала помочь ему после смерти Мойры, но он… я ему не нужна. И посмотри, чем он сейчас занимается. Тратит деньги без толку. Если он думает, что меня хоть капельку интересуют эти чертовы дебилки из школьного общества, он просто дурак. Ты можешь наговорить ему все что угодно, но я не собираюсь больше терпеть. Пусть он подавится своими проклятыми деньгами! Я прекрасно обойдусь без него.
Она посмотрела на меня мрачно и упрямо. У каждого из нас иногда прорезаются отцовские черты.
— Твои пять минут закончились. Увидимся на похоронах! — Сирена быстро обошла меня и направилась к лестнице.
— На чьих похоронах? — спросил я.
— На чьих угодно! — мрачно ответила она и запрыгала вниз по ступенькам, как будто прыгать для нее естественнее, чем ходить.
Когда я спустился в холл, Сирена уже скрывалась за белой дверью. Идти за ней было бессмысленно. Я вышел из студии, чувствуя, что не достиг совершенно ничего, и с тяжелым сердцем вернулся на автостоянку. Сел в машину и поехал в Уокингем разговаривать с Фердинандом.
Я почти надеялся, что его не будет дома, но он сам открыл дверь. Фердинанд неохотно впустил меня в дом, он был недоволен — я оторвал его от работы.
— Нам не о чем говорить, — сразу сказал он, но я понял, что он не отказывается напрочь, а готов смириться с неизбежным. Через пару минут он немного смягчился, как и тогда, у меня в квартире.
Они с Дебс купили этот одноэтажный коттедж с верандой неподалеку от дороги в Ридинг, когда поженились. Фердинанд провел меня в центральную комнату, где был его кабинет. Этот кабинет настолько же точно соответствовал привычкам Фердинанда, как отцовский кабинет в Квантуме — привычкам Малкольма.
Я бывал здесь раньше два-три раза. Остальные комнаты были обставлены скромно, но со вкусом, везде — чистота и порядок. И Дебс, и Фердинанд терпеть не могли грязи и ненужного хлама. В одной из трех спален вообще не было мебели, в другой стояла одинокая кровать и платяной шкаф — для Сирены, а в третьей, семейной спальне, была широкая кровать на низких ножках, встроенный шкаф во всю стену и несколько полок, которые Фердинанд собирал сам. В гостиной стояло два кресла, простой торшер, телевизор и множество мягких подушек на полу. В опрятной кухоньке был небольшой стол с четырьмя стульями. Обжитым казался только кабинет, но и там, в отличие от уютного рабочего беспорядка в кабинете Малкольма, все было по-спартански строго и аккуратно.
На экране компьютера появились какие-то графики. Фердинанд взглянул на них и снова с выражением легкой неприязни повернулся ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45