Она сложила все это у стены и стала развязывать рубаху у Саймона на груди, он вдруг наклонился вперед, положив голову ей на грудь, и крепко прижал ее к себе.– Элинор, мне плохо здесь. Меня тошнит от всех этих фруктов: груш, слив, фиников – мягких и приторно-сладких, которые в неограниченном количестве Саладин присылает королю. Меня тошнит от этих роскошных стен и потолков, мягких ковров и шелковых покрывал. Здесь слишком много всего. Даже заложников. Ты когда-нибудь видела три тысячи заложников? Их вообще уже больше нет.Он замолчал, переводя дух, и Элинор провела рукой по его волосам. Она была немного озадачена. Дело в том, что Саймон и раньше говорил ей о том, что не выносит буйной роскоши и изобилия восточных земель, но он никогда не впадал от этого в истерику. Но ведь если заложников освободили, почему его плащ весь в крови?– Любимый, – начала она.Его руки еще крепче сжали ее, и он зарылся лицом в ее теплое тело, как будто хотел спрятаться.– Я закалился и грубел в боях, Элинор. Я брал крепости, насиловал, грабил и убивал. Я сам вешал заложников в назидание тем, кто нарушал договор, но три тысячи, три тысячи закованных в цепи, превращенных в рабов, как стадо свиней!? Это было правильно и справедливо, мы не могли оставить их в живых, многие были опасны. А вскоре стало ясно, что Саладин не намерен выполнять свои обязательства. Он использовал заложников, чтобы выиграть время и отвлечь нас от штурма других городов. Но три тысячи? Люди – наши люди – были по локоть в крови.Элинор наклонилась и поцеловала Саймона в висок. Если король заставил Саймона участвовать в этой резне, она не простит ему. Ему бы следовало знать, что Саймон не годится на роль мясника. Чем же утешить его? Ничего лучше не пришло ей в голову, чем дать ему возможность выговориться.– Сердце мое, свет очей моих! Отчего ты весь в крови?– Они напали на нас, когда мы были заняты заложниками.– Кто?– Сарацины собрались в горах и смеялись над нами, когда мы, как дураки, выполняли условия договора и верили их обещаниям несколько раз, а они на деле и не собирались выполнять их.Он немного отстранился от Элинор, глаза его сверкнули гневом.– Как я уже сказал, они тянули время и, пока мы находились в условленном месте встречи, они подтягивали свежие силы, а нам посылали дары и кормили разными предлогами. Но, увидев, что наше терпение иссякло, и мы не намерены больше сохранять заложников, они решили отбить их в бою, тем самым еще раз нарушив договоренность о перемирии. Я не виню их за это. Как бы они ни поступили: правильно или нет, трудно сидеть и смотреть, как на твоих глазах разделываются с твоими согражданами!– Вы вступили с ними в бой?– Король и рыцари – да. Остальное сделали простые воины. Они пели и смеялись. И я подумал, что возможно, мы, благородные рыцари, живем слишком утонченно и слушаем слишком много баллад о рыцарских подвигах.– Он криво усмехнулся.– Не одного меня вырвало прямо на поле боя.– Саймон потерся лицом об Элинор.– Но Бог благосклонен ко мне. Здесь, рядом с тобой, я чувствую, что излечусь.– Но только если позволишь мне снять с тебя рубаху и обмыть тебя, – едко ответила Элинор. Она успокоилась, когда Саймон послушно опустил руки и улыбнулся вполне нормально.Однако он не излечится, пока они не уедут из этой перезрелой страны. Поначалу, когда Элинор заводила с ним разговор, занимаясь лечением его ран, Саймон вновь и вновь возвращался в своих речах к «морю крови». Элинор с удовлетворением обнаружила, что не это само по себе заботит Саймона, а количество, чрезмерное количество мертвых и крови. Ведь хорошо, когда у тебя мягкое сердце, но мягкосердечный воин может забыть, зачем нужны заложники и какую опасность они могут представлять, если их оставить в живых, а это уже непростительно для воина.Даже на ее вопросы о том, как ему удалось уговорить короля написать письмо Беренгарии, он отвечал, снова возвращаясь к «морю крови».– Я? Я ничего не делал, – сказал Саймон.– Я думаю, любой, кто произнес бы имя этой бедной женщины на прошлой неделе, встретил бы свою смерть. Это было после того, как мы закончили. Мы вернулись в лагерь, и у меня было такое впечатление, что у короля, будто гора с плеч свалилась. Он сразу начал планировать поход на юг, в Джаффу, а оттуда – на восток, в Иерусалим. Затем он внезапно повернулся ко мне и спросил, не могу ли я отвезти письмо. Я был немного удивлен, потому что есть много курьеров. Но, когда он попросил меня отвезти письмо королеве, я понял, как он добр, так как он хотел дать мне возможность побыть с тобой. Мы уедем завтра или послезавтра.«Возможно, это правда, но только отчасти, – цинично подумала Элинор.– Когда Ричард желал чего-то, вряд ли тут было дело в доброте. По крайней мере, на этот раз у Саймона будет то, что он хотел, а у Ричарда – тот, кого он хотел в своей постели. Но она этого не сказала – какое ей дело до короля? Спасибо за то, что он послал к ней Саймона. А Ричарду никто не будет мешать в эту ночь».Вряд ли Саймон думал о том же. Когда Элинор попросила его остаться, он запротестовал. Но когда она сказала, что армия вряд ли продвинется далеко за одну ночь, если вообще будет двигаться, Саймон не возражал. Он просто повернулся и позволил уложить себя в постель и, как оказалось позже, хорошо, что он остался. Армия бездействовала до 22 августа.Поход, который последовал за этим, был более чем Странным. Армия Ричарда двигалась вдоль побережья, а параллельно с ней плыли корабли с провизией, армия же Саладина следовала за армией Ричарда по суше на расстоянии нескольких миль. Жара убивала. Многие чувствовали такую же слабость, как Саймон. Многие умирали.И, несмотря на корабли с провизией, не хватало мяса. Но письма Саймона к Элинор были ободряющими. Он писал, что рано или поздно Саладин должен вступить с ними в схватку.За день до того, как они должны были прибыть в Арзуф, разведчики Ричарда сообщили, что армия Саладина заблокировала их дальнейшее продвижение. Насколько армия Саладина превосходила армию Ричарда, он не знал, но знал, что если позволит своим людям врезаться в войско сарацин, их могут разбить на группы и вырезать. Повозки со снаряжением под охраной небольшого отряда пеших воинов отправились дальше, по побережью. Впереди – вооруженные конные рыцари встали стеной. Перед ними – ряд лучников под прикрытием щитов. Ричард приказал им отражать удары, не нападая, а защищаясь. Пусть эти неверные разобьются о стену его воинов.Это был мудрый план, но, как подумал Саймон, трудновыполнимый. Одна волна атакующих была отбита, но это не принесло облегчения. Сарацины сползали с холмов тучами, как муравьи, тысячами, сотнями тысяч, и их количество не уменьшалось. Пару раз они прорывали стену пеших воинов, и туда устремлялись конники, чтобы закрыть брешь, но им было запрещено преследовать иноверцев. Несколько воинов с криками страха пытались убежать, но Саймон сам убил их на глазах воинов, которые стояли фронтом. Это были всего лишь подростки, и Саймону было жаль их, но всем должно было быть ясно, что единственным способом выжить было – сражаться.К нападавшим присоединилась конница турков. Было горько и больно смотреть, как они потешались над воинами, стоявшими фронтом по приказу короля. Потери были с обеих сторон. Особенно трудно пришлось Госпитальерам на флангах. Они послали к королю гонца с просьбой разрешить им атаковать врага, но получили отказ. И вновь они были атакованы, и вновь защищались, и вновь просили короля освободить их от приказа только отражать атаки.Гордыня – грех, и этот грех убил бы крестоносцев в тот день, если бы Ричард не был великим тактиком. Маршал Госпитальеров и еще один воин, не выдержав, попытались прорвать ряды. Увидев это, рыцари приободрились и рванули вперед, за ними. На какое-то мгновение Саймон подумал, что король придет в ярость. Тогда всем не миновать его кары. Но Ричард издал крик, в котором было что-то звериное, и не стал медлить.Жребий был брошен. Так или иначе, король сделал свой выбор. Он проехал вперед, Саймон – справа, граф Лестерский – слева от него, и группа рыцарей с обеих сторон. Чудом Ричарду удалось навести какой-то порядок в этом хаосе. Звук его голоса собрал всех рыцарей вместе, так что их уже нельзя было перебить по одному. Выстроился ряд, с Ричардом в центре. Первого нападавшего король разрубил надвое. Саймон не успел удивиться, как своим мечом проделал то же. Сарацины не носили кольчуги. Они могли легко атаковать и скрыться, но им было трудно противостоять вооруженным рыцарям в рукопашной схватке.Саймону казалось, что каждый его удар попадал в цель, – так тесны были ряды. У него давило в висках, и если бы не шлем, его голова уже давно бы лопнула. Перед его глазами поплыл туман. Жара убивала его: она казалась более смертоносным оружием, чем любой меч или копье в руках сарацин.Вдруг все померкло в его глазах. Он взмахнул мечом, чем напугал рыцаря рядом, и извинился. Он почти ничего не видел. Нащупав за седлом мешок, он достал оттуда кусок соленого мяса. Он не знал, как он будет его есть, так как во рту у него пересохло, но когда он начал жевать, появилась слюна. А затем, хоть и кружилась голова, и зрение не восстановилось, он засмеялся. Поле битвы было покрыто пылью – вот почему он ничего не видел.Не успел Ричард перестроить своих людей, как сарацины хлынули снова. Казалось неправдоподобным, что их так много, ведь тысячи уже были убиты. Но фронт конников не дрогнул, а пешие воины проявляли чудеса доблести, тем не менее, и их ввело в замешательство количество сарацин.– Саймон!Над шумом битвы голос короля прозвучал, как боевой сигнал. Саймон ударом щита отбросил противника в сторону: сейчас ответить королю было важнее, чем убить врага.– Собери десять всадников, и следуйте за мной! – У короля хватило дыхания дать такую же команду графу Лестерскому и другим.Было легче сказать, чем сделать. Нелегко вытащить рыцарей из схватки, не посеяв паники. Было мало времени для объяснений, но, тем не менее, дело было сделано, и небольшой отряд последовал за Ричардом, в сторону от шума и криков боя.– За мной! – скомандовал Ричард.У Ричарда не было знамени, оно осталось у архиепископа Бевуа, который держал центр главного удара, но, обладая огромным ростом, Ричард был виден отовсюду. Никому бы и в голову не пришло заподозрить его в том, что он спасается бегством, увидев, что битва повернулась не в его пользу. Следуя за Ричардом, Саймон не раз в душе поблагодарил лорда Рэннальфа за крепких серых жеребцов, когда увидел, как падали другие лошади под седоками. Дыхание его стало ровным, боль в груди ослабла. Саймон сжал меч и вздохнул глубже, когда он увидел, куда направляет отряд Ричард, – они должны были атаковать сарацин с тыла, справа.Они атаковали так внезапно и неистово, а небо так потемнело, что сарацины подумали, что новая армия, которая стояла в резерве, напала на них. Правый фланг мусульман был прорван, парализовав тыл противника, внеся отчаяние и суматоху в его ряды.10 сентября из Джаффы Саймон послал Элинор письмо. Улыбка не сходила с ее лица, когда она читала его. Его почерк и печать были ярким доказательством того, что, как ни трудна была битва, он вышел из нее целым. Он писал, что противник потерял около семи тысяч воинов убитыми, и Элинор отметила, что не было строк о «морях крови». Они потеряли только несколько сотен, жаль, что они слишком устали, чтобы преследовать мусульман. Они бы просто стерли их с лица земли, но кольчуга и военные доспехи, которые спасли их воинам жизнь в битве, сделали их медлительными и неповоротливыми в погоне.«В личном плане тоже все было хорошо», уверял Саймон. Король поцеловал его, и похвалил, и предложил ему любую награду, какую он пожелает. «Я ответил ему, что награда, о которой я мечтаю, слишком дорога, чтобы я мог ее получить из трофеев одного боя. Король не рассердился, а рассмеялся. Он ничего не обещал, но пусть пройдет еще один бой. И, моя любовь, я уверен, что у меня будешь ты. Но я знаю, что здесь мы расходимся с тобой в желаниях. Тебе бы хотелось, чтобы мы остались на некоторое время здесь, в Джаффе, где король намерен укрепить фортификации».Но на самом деле у Ричарда были другие планы. Осторожно король начал переговоры. Саладин принял гонцов с большой любезностью. Как ни странно это было, но на своей земле он не владел ею. Да еще эта битва при Арзуфе, если будут такие же потери – того и гляди, султаны покинут его. Саладин послал своего брата Сафадина послушать, что скажет Ричард.В последние месяцы Ричард был образцом короля. Хотя он сделал предложения Саладину, которые тот обдумывал, он не забывал держать армию в боевой готовности и спрашивать мнение своих военачальников по поводу любого решения, которое он принимал. Во время своего краткого визита в Акр в октябре, чтобы отозвать часть армии, которая наслаждалась приятным климатом и роскошью, он, казалось, сделал над собой усилие и преодолел недовольство Беренгарией. Это завершилось тем, что леди присоединились к армии в Летруме на рождество.Погода была ужасной: сыро и очень холодно, но это не мешало Саймону и Элинор. Они сидели, тесно прижавшись, друг к другу, и мечтали о будущем. Другие не были так счастливы. Ричард из чистой учтивости появлялся в компании женщин, но то, что он в глазах Беренгарии видел воплощение своей вины, не улучшало его настроения. Мечты Беренгарии разбивались на кусочки. И Джоанна не могла ничем помочь, так как она была взбешена поведением Ричарда.Ричард решил выдать Джоанну замуж за брата Саладина. Кроме религиозных проблем, которые за определенную плату можно было бы решить с Папой, ей пришлось бы делить мужа с тремя другими женами и многочисленными наложницами! Да еще быть изолированной в этой женской тюрьме! Хотя лицом Джоанна была похожа на мать, по характеру она была вся в отца. Ричард понял, что имеет дело с достойным соперником, и попытался перевести разговор на племянницу, Элинор Бретанскую, но и это не улучшило настроения Джоанны и не уменьшило ее гнев.Начало нового года было не лучше конца старого. Ричард решил идти на Иерусалим, но, увидев местность и оборонные укрепления города, а, также прислушиваясь к аргументам Тамплиеров и Госпитальеров, он решил, что поражение подорвет дух армии и надежду на мир с Саладином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61