https://wodolei.ru/
Но понимал он также и то, что их как чужестранцев, попавших в Ксандим, немедленно казнят. Но они же не должны умирать — иначе погибнут светлые, и, стало быть, видение говорит, что надо их спасти!
Однако легко сказать — спасти! Для этого нужно уговорить Хозяина Табунов, а Чайм знал, что не пользуется таким же уважением, как его бабка. Юноша поморщился. Все помнили ее уже дряхлой, но она отлично показала себя в боях с казалимцами. Сам-то он никогда не сможет совершить подобного — его обычное зрение слишком слабо, и он будет убит, прежде чем заметит врага. «Эх, Чайм,
— горько подумал юноша, — ты смешон, оттого и живешь один в пещере, словно зверь лесной. Никто тебе не поверит, все будут только смеяться, как уже бывало не раз».
И все же следовало попытаться, и не теряя времени. Поглядев на небо, Чайм понял, что близится рассвет. Отбросив сомнения, молодой Эфировидец стал осторожно спускаться, ведомый по этому опасному пути лишь своим слабым зрением, Второе Зрение оставило его. Когда до земли оставалось всего несколько футов, он сорвался и угодил прямо на кучу мелких камушков, заработав несколько синяков. Не дав себе времени отдышаться, Чайм вскочил и торопливо зашагал по узкому ущелью, спотыкаясь, падая, поднимаясь, и снова спотыкаясь о камни или корни, пробираясь через сугробы. Он знал: не идти ему нельзя. Надо помочь светлым силам, надо успеть спасти чужеземцев. И юноша побежал — да так, как никогда еще не бегал прежде.
Наконец Эфировидец миновал рощицу в дальнем конце долины, а затем и сторожевые камни, служившие ей воротами. Выйдя на просторный луг, он вздохнул с облегчением. Теперь не нужно беспокоиться, как бы не сломать ногу на неровной земле. На плоскогорье юноша мог двигаться гораздо быстрее.
Для стороннего наблюдателя метаморфоза, произошедшая с ним, заняла лишь мгновение, но для самого Чайма время словно выросло вместе с его телом. Кости и мышцы обрели эластичность, удлинялись, наливались силой, и в какой-то момент, неуловимый, как переход от бодрствования ко сну, на месте юноши оказался гнедой конь с косматой гривой.
Чайм переступил с ноги на ногу, наслаждаясь своим новым обликом, силой конского тела, богатством запахов, которые он теперь воспринимал, и тем, что слышит теперь даже тихий шелест ветра в траве и треск веток в лесу, оставшемся позади. Поле зрения стало шире, чем человеческое, но качество его осталось таким же. Правда, богатство и тонкость других чувств с лихвой возмещали эту потерю. Замешательство, вот что плохо! Он недовольно фыркнул. Твои мысли превращаются в лошадиные, и чем дольше остаешься в этом облике, тем больше риск вообще потерять способность думать по-человечески. Ну да хватит терять время! Там, на другом конце лугов, ему снова предстоит вернуться в человеческий облик, чтобы спуститься по крутой горной тропе, а пока можно сберечь время, а заодно и насладиться радостью бега. Эфировидец стрелой понесся вперед, состязаясь с ветром.
На севере, в краю, недосягаемом из обычного мира, стоял на горе чертог Лесного Владыки, с башнями, похожими на деревья, окруженный огромными садами. Обманчивое спокойствие царило здесь, настороженная тишина. На одном из горных склонов, в углублении, поросшем папоротником, лежало чистейшее озеро, питаемое серебристыми потоками, стекающими со снежных вершин.
***
Фея Озера сидела у самой воды, расчесывая свои длинные каштановые, чуть тронутые сединой волосы. Огромный олень осторожно наблюдал за ней из чащи на противоположном берегу и воображал, что сам остается незамеченным, пока она с улыбкой не взглянула на него.
— Ты предпочитаешь этот облик, о Владыка? — Голос феи был низким и мелодичным.
Разочарованный, Хеллорин вышел из укрытия, вновь приняв свой дивный человеческий облик. Теперь лишь призрачные очертания ветвистой оленьей короны над его челом напоминали, что он не просто маг или смертный (кстати, Владыка Фаэри был сильнее и тех и других). Хеллорин пошел к Эйлин через озеро, и от его ног, обутых в сапоги из мягкой кожи, по воде не пробежала даже слабая рябь.
— У магов всегда был острый глаз, — похвалил он ее. — Многих смертных охотников обманывал я с помощью этого облика.
Волшебница рассмеялась:
— Еще бы, — и могу поклясться, что с помощью своего теперешнего — и многих смертных девушек тоже! Хеллорин рассмеялся и церемонно поклонился.
— А что еще мне оставалось? — ответил он. — Должны же Фаэри в конце концов поддерживать свою репутацию. Усевшись рядом с ней, он сказал уже гораздо серьезнее:
— Не ожидал найти тебя здесь, фея. Не утомило ли тебя неустанное созерцание? Эйлин нахмурилась:
— Нет, не утомило, Владыка. Для меня это единственный способ узнать, что происходит во внешнем мире. Но я страдаю, ибо вынуждена лишь созерцать, вместо того чтобы, как я того страстно желаю, быть там, где так нужна моя помощь.
Хеллорин, услышав в голосе ее сдерживаемые слезы, устремил на волшебницу взгляд своих похожих на звезды глаз.
— Но, кажется, это не единственная причина твоих страданий? Что-то еще гнетет тебя, Эйлин, не так ли? Фея Озера кивнула:
— В твоем магическом окне я вижу долину, вижу Нексис и все северные земли, но нигде я не вижу Ориэллы! Изо дня в день я напрягаю волю, устремляю мысли к дочери, но нигде не могу ее найти. — Она всхлипнула. — Я сижу здесь, в Запредельном Мире, как в клетке, и даже не могу узнать: жива ли она? Но ведь если ее нигде нет — значит, она умерла?
Волшебница зарыдала, и сердце Владыки Лесов преисполнилось сострадания. После того, как не стало Адрины из рода магов, матери д'Арвана, печаль была постоянной спутницей Хеллорина, и он понимал, что творится в сердце Эйлин. Владыка Фаэри положил руку ей на плечо.
— Мужайся, — сказал он. — Быть может, твои страхи напрасны. Если ты не видишь в окне образа своей дочери, это скорее всего значит лишь то, что она отправилась за океан, в южные земли.
Эйлин вздрогнула.
— Что?! — вскрикнула она, негодующе глядя на него. — Ты хочешь сказать, что это твое дурацкое окно не показывает того, что делается за морем?
Хеллорин с трудом удержался от улыбки: его позабавил этот внезапный переход от огорчения к гневу и то, как быстро она позабыла про любезный тон. Немного же нужно народу магов! Но как она в эту минуту напоминает Адрину!
— А ты хочешь попробовать заглянуть туда? — тихо спросил он.
Волшебница Земли покраснела.
— Конечно, — ответила она, и тут же поправилась:
— Я хочу сказать, конечно, нет! Откуда мне знать, что такое эти южные земли? Я думала, твое окно — просто обычное магическое зеркало, я сосредоточенно думаю об Ориэлле и, будь она хоть на краю земли, тут же вижу ее. — К изумлению Хеллорина, фея вдруг порывисто обняла его, смеясь и плача одновременно. — О Боги, у меня вновь появилась надежда. Я уже почти поверила, что…
Уже много лет Хеллорина не обнимала ни одна женщина, ни из какого народа. Потеряв Адрину, он и сам не стремился к этому. Эйлин поглядела на него, и их глаза встретились; потом волшебница отвела взгляд.
— Ответь мне, — произнесла она, и уху Владыки Фаэри голос ее показался неестественно напряженным, — отчего в твоем окне нельзя увидеть то, что происходит за океаном?
— Соленая морская вода — помеха для Древней магии Фаэри, — помолчав, ответил Хеллорин. — И ваши предки, фея, использовали ее себе во благо, а нам
— во зло.
— — Как так? — вновь нахмурилась она, и Хеллорин с досадой подумал, что тревоги давно минувших дней могут омрачить их дружбу. Он вздохнул:
— Забудь мои слова. Стоит ли сейчас ворошить древние дрязги и несправедливости?
— Я хочу знать! — резко ответила Эйлин и добавила уже мягче:
— Если наши предки причинили вашему народу несправедливость, то кому, как не их потомкам, исправлять содеянное? А ведь я — единственный маг, с которым ты можешь поговорить…
Поняв, что гнев волшебницы направлен не на него, Хеллорин собрался с духом и заговорил. Он рассказал ей то, о чем Фаэри никогда не рассказывали магам: о том, каким был мир в незапамятные времена, пока не были еще созданы Волшебные Талисманы и чародеи не добились господства над другими народами, что владели Древней магией. С широко раскрытыми глазами слушала фея Озера его рассказы о могучих каменных гигантах — Молдай, живших в равноправном союзе с Маленьким Народцем — гномами, которые ютились по склонам гор и служили великанам глазами и ушами в этом мире.
— И когда чародеи пожелали лишить Молдай силы, они не придумали ничего лучшего, как изгнать гномов в северные земли, лишив их таким образом возможности общаться с Молдай, жившими на Юге. — В голосе Хеллорина зазвучала горькая усмешка. — И решили они, что будет справедливо использовать море для этой их цели. И нашелся некий Молдан, безумный великан, который похитил Жезл Земли и использовал его волшебную силу, чтобы расколоть материк, отделив Север от Юга, хотя прежде они были связаны воедино. В тот черный день море затопило сушу, соединявшую страны света, и многие погибли — и смертные, и маги.
Эйлин нахмурилась:
— Я этого не знала. Столь древние предания не вошли в нашу историю.
Хеллорин горько рассмеялся:
— Истинно говорят, что знания — это жизнь, и отвергающий их — обречен. Разве не знаешь ты, о фея, что безумный Молдан, единственный из своих северных собратьев, остался в живых? И разве тебе неведомо, что он и поныне живет, скованный чарами, в плену горы, на которой Волшебный Народ воздвиг свою цитадель?
— Как? В Нексисе?! — ошеломленно воскликнула Эйлин. — О Боги, если Миафан узнает…
— Да, мы должны молить их, чтобы этого не случилось. — Верховный Маг однажды уже поставил мир на грань гибели, преступно вызвав из небытия Нихилим, а Молдан, безумный от природы и веками копивший злобу, безусловно, пожелает утолить жажду мести к заточившим его.
Этот Молдан, все время, оказывается, находившийся где-то под Академией, настолько пугал Эйлин, что она почла за лучшее переменить тему.
— Ты сказал, что мои предки использовали море против Молдан, — напомнила волшебница, — но при чем же здесь Фаэри — Лесной Народ?
Хеллорин пожал плечами:
— Все очень просто. Когда Молдан создал море на месте прежней суши, обнаружилось, что соленая вода служит препятствием для Древней магии. Но после этой катастрофы чародеи убедились, что силы древних существ и духов стихий чересчур импульсивны и разрушительны, чтобы оставить нас в вашем мире.
Они объединились и создали Волшебные Талисманы, чтобы изгнать нас. Но этого им показалось мало, и в придачу они лишили нас наших скакунов. — Лицо Владыки Лесов озарилось грустной улыбкой. — О, что за звери это были! Сильные, полные огня, быстрые, крепкие, неукротимые в битве! Воистину они могли» обогнать ветер. — Хеллорин вздохнул, погрузившись мыслями в седую древность. — Я помню, как зимой, при полной луне, мы проносились по земле как метеоры, а рядом — наши огромные псы, такие, как мой Барод… Смертные прятали скот и дрожали в своих постелях во время нашей дикой охоты. Потерять коней для нас значило потерять свободу. То ли маги это понимали, то ли они хотели сами приручить наших коней.., как будто это можно сделать! Во всяком случае, они забрали их у нас и отправили за море — туда, где наша волшебная сила действовать не могла. Мы едва успели наложить последнее, отчаянное заклятие — и потеряли их навсегда.
— А какое это было заклятие? — еле слышно спросила Эйлин.
— Чтобы наши драгоценные скакуны не достались магам — да и смертным тоже,
— мы наделили их способностью превращаться в людей. Они могли — да, насколько мне известно, и поныне могут — менять облик по своей воле. Пока мы в изгнании, у нас нет возможности вернуть их, да и потом могут возникнуть всякие трудности — ведь Фаэри не в состоянии пересечь море, да и кто знает — может, сами они слишком сильно изменились за долгие годы… — В голосе Владыки Лесов звякнул металл. — Поистине, Эйлин, если по милости Волшебного Народа мы навсегда лишились коней, то вам не хватит веков, чтобы расплатиться за это!
Этих слов, в которых звучала старинная вражда, оказалось достаточно, чтобы разрушить хрупкое единение, возникшее между волшебницей и Хеллорином. Эйлин поникла, и вечер вдруг показался ей невыразимо мрачным. Владыка Лесов тут же пожалел о сказанном, но было уже поздно.
— Кстати, о расплате, Владыка, — нарушила гнетущее молчание Эйлин. — Я давно уже хочу кое о чем тебя спросить.
Хеллорин с любопытством кивнул:
— Спрашивай, о фея.
— Помнишь, много лет назад я попросила тебя найти мою дочь и моего воина, пропавших во время метели?
— Да, фея, прекрасно помню — то была наша первая встреча.
— Ты сказал тогда, что Фаэри ничего не делают даром… Ты сказал…
— «Помни, что это не последняя наша встреча, — процитировал Хеллорин. — Мы увидимся вновь, и тогда я потребую вернуть долг».
Эйлин вздрогнула:
— Но почему ты сказал именно это? И откуда ты знал, что мы увидимся вновь? Ведь пожелай я нарушить слово, мне достаточно было бы просто никогда не вызывать тебя!
— Однако ты и не вызывала, — мягко напомнил Лесной Владыка. — На сей раз меня призвал мой сын д'Арван.
— Как бы то ни было, теперь я снова у тебя в долгу — ты спас мне жизнь. Но не жестоко ли с твоей стороны держать меня в неизвестности? Как бы хорошо со мной ни обращались, все-таки я пленница и не могу быть в покое, не зная, чего ты потребуешь от меня!
Хеллорин вздохнул:
— Я понимаю твое беспокойство. Эйлин. Рано или поздно долг возвращать необходимо, наши законы не обойдешь. Я не мог пощадить даже собственного сына и его возлюбленную, за свою помощь обязав их неусыпно хранить Пламенеющий Меч. Но пока, увы, я и сам не могу сказать, что потребуется от тебя. Это не жестокость, а просто словно часть моей судьбы, которую я еще не могу предвидеть. Когда мы встретились впервые, я ненавидел Волшебный Народ и даже не знал, что у меня есть сын. Ты попросила помощи, и сначала я намеревался использовать тебя, чтобы отомстить твоему народу… Но, — Хеллорин развел руками, — я не смог. Боюсь, что, когда придет время, долг потребую не я, а некая высшая необходимость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Однако легко сказать — спасти! Для этого нужно уговорить Хозяина Табунов, а Чайм знал, что не пользуется таким же уважением, как его бабка. Юноша поморщился. Все помнили ее уже дряхлой, но она отлично показала себя в боях с казалимцами. Сам-то он никогда не сможет совершить подобного — его обычное зрение слишком слабо, и он будет убит, прежде чем заметит врага. «Эх, Чайм,
— горько подумал юноша, — ты смешон, оттого и живешь один в пещере, словно зверь лесной. Никто тебе не поверит, все будут только смеяться, как уже бывало не раз».
И все же следовало попытаться, и не теряя времени. Поглядев на небо, Чайм понял, что близится рассвет. Отбросив сомнения, молодой Эфировидец стал осторожно спускаться, ведомый по этому опасному пути лишь своим слабым зрением, Второе Зрение оставило его. Когда до земли оставалось всего несколько футов, он сорвался и угодил прямо на кучу мелких камушков, заработав несколько синяков. Не дав себе времени отдышаться, Чайм вскочил и торопливо зашагал по узкому ущелью, спотыкаясь, падая, поднимаясь, и снова спотыкаясь о камни или корни, пробираясь через сугробы. Он знал: не идти ему нельзя. Надо помочь светлым силам, надо успеть спасти чужеземцев. И юноша побежал — да так, как никогда еще не бегал прежде.
Наконец Эфировидец миновал рощицу в дальнем конце долины, а затем и сторожевые камни, служившие ей воротами. Выйдя на просторный луг, он вздохнул с облегчением. Теперь не нужно беспокоиться, как бы не сломать ногу на неровной земле. На плоскогорье юноша мог двигаться гораздо быстрее.
Для стороннего наблюдателя метаморфоза, произошедшая с ним, заняла лишь мгновение, но для самого Чайма время словно выросло вместе с его телом. Кости и мышцы обрели эластичность, удлинялись, наливались силой, и в какой-то момент, неуловимый, как переход от бодрствования ко сну, на месте юноши оказался гнедой конь с косматой гривой.
Чайм переступил с ноги на ногу, наслаждаясь своим новым обликом, силой конского тела, богатством запахов, которые он теперь воспринимал, и тем, что слышит теперь даже тихий шелест ветра в траве и треск веток в лесу, оставшемся позади. Поле зрения стало шире, чем человеческое, но качество его осталось таким же. Правда, богатство и тонкость других чувств с лихвой возмещали эту потерю. Замешательство, вот что плохо! Он недовольно фыркнул. Твои мысли превращаются в лошадиные, и чем дольше остаешься в этом облике, тем больше риск вообще потерять способность думать по-человечески. Ну да хватит терять время! Там, на другом конце лугов, ему снова предстоит вернуться в человеческий облик, чтобы спуститься по крутой горной тропе, а пока можно сберечь время, а заодно и насладиться радостью бега. Эфировидец стрелой понесся вперед, состязаясь с ветром.
На севере, в краю, недосягаемом из обычного мира, стоял на горе чертог Лесного Владыки, с башнями, похожими на деревья, окруженный огромными садами. Обманчивое спокойствие царило здесь, настороженная тишина. На одном из горных склонов, в углублении, поросшем папоротником, лежало чистейшее озеро, питаемое серебристыми потоками, стекающими со снежных вершин.
***
Фея Озера сидела у самой воды, расчесывая свои длинные каштановые, чуть тронутые сединой волосы. Огромный олень осторожно наблюдал за ней из чащи на противоположном берегу и воображал, что сам остается незамеченным, пока она с улыбкой не взглянула на него.
— Ты предпочитаешь этот облик, о Владыка? — Голос феи был низким и мелодичным.
Разочарованный, Хеллорин вышел из укрытия, вновь приняв свой дивный человеческий облик. Теперь лишь призрачные очертания ветвистой оленьей короны над его челом напоминали, что он не просто маг или смертный (кстати, Владыка Фаэри был сильнее и тех и других). Хеллорин пошел к Эйлин через озеро, и от его ног, обутых в сапоги из мягкой кожи, по воде не пробежала даже слабая рябь.
— У магов всегда был острый глаз, — похвалил он ее. — Многих смертных охотников обманывал я с помощью этого облика.
Волшебница рассмеялась:
— Еще бы, — и могу поклясться, что с помощью своего теперешнего — и многих смертных девушек тоже! Хеллорин рассмеялся и церемонно поклонился.
— А что еще мне оставалось? — ответил он. — Должны же Фаэри в конце концов поддерживать свою репутацию. Усевшись рядом с ней, он сказал уже гораздо серьезнее:
— Не ожидал найти тебя здесь, фея. Не утомило ли тебя неустанное созерцание? Эйлин нахмурилась:
— Нет, не утомило, Владыка. Для меня это единственный способ узнать, что происходит во внешнем мире. Но я страдаю, ибо вынуждена лишь созерцать, вместо того чтобы, как я того страстно желаю, быть там, где так нужна моя помощь.
Хеллорин, услышав в голосе ее сдерживаемые слезы, устремил на волшебницу взгляд своих похожих на звезды глаз.
— Но, кажется, это не единственная причина твоих страданий? Что-то еще гнетет тебя, Эйлин, не так ли? Фея Озера кивнула:
— В твоем магическом окне я вижу долину, вижу Нексис и все северные земли, но нигде я не вижу Ориэллы! Изо дня в день я напрягаю волю, устремляю мысли к дочери, но нигде не могу ее найти. — Она всхлипнула. — Я сижу здесь, в Запредельном Мире, как в клетке, и даже не могу узнать: жива ли она? Но ведь если ее нигде нет — значит, она умерла?
Волшебница зарыдала, и сердце Владыки Лесов преисполнилось сострадания. После того, как не стало Адрины из рода магов, матери д'Арвана, печаль была постоянной спутницей Хеллорина, и он понимал, что творится в сердце Эйлин. Владыка Фаэри положил руку ей на плечо.
— Мужайся, — сказал он. — Быть может, твои страхи напрасны. Если ты не видишь в окне образа своей дочери, это скорее всего значит лишь то, что она отправилась за океан, в южные земли.
Эйлин вздрогнула.
— Что?! — вскрикнула она, негодующе глядя на него. — Ты хочешь сказать, что это твое дурацкое окно не показывает того, что делается за морем?
Хеллорин с трудом удержался от улыбки: его позабавил этот внезапный переход от огорчения к гневу и то, как быстро она позабыла про любезный тон. Немного же нужно народу магов! Но как она в эту минуту напоминает Адрину!
— А ты хочешь попробовать заглянуть туда? — тихо спросил он.
Волшебница Земли покраснела.
— Конечно, — ответила она, и тут же поправилась:
— Я хочу сказать, конечно, нет! Откуда мне знать, что такое эти южные земли? Я думала, твое окно — просто обычное магическое зеркало, я сосредоточенно думаю об Ориэлле и, будь она хоть на краю земли, тут же вижу ее. — К изумлению Хеллорина, фея вдруг порывисто обняла его, смеясь и плача одновременно. — О Боги, у меня вновь появилась надежда. Я уже почти поверила, что…
Уже много лет Хеллорина не обнимала ни одна женщина, ни из какого народа. Потеряв Адрину, он и сам не стремился к этому. Эйлин поглядела на него, и их глаза встретились; потом волшебница отвела взгляд.
— Ответь мне, — произнесла она, и уху Владыки Фаэри голос ее показался неестественно напряженным, — отчего в твоем окне нельзя увидеть то, что происходит за океаном?
— Соленая морская вода — помеха для Древней магии Фаэри, — помолчав, ответил Хеллорин. — И ваши предки, фея, использовали ее себе во благо, а нам
— во зло.
— — Как так? — вновь нахмурилась она, и Хеллорин с досадой подумал, что тревоги давно минувших дней могут омрачить их дружбу. Он вздохнул:
— Забудь мои слова. Стоит ли сейчас ворошить древние дрязги и несправедливости?
— Я хочу знать! — резко ответила Эйлин и добавила уже мягче:
— Если наши предки причинили вашему народу несправедливость, то кому, как не их потомкам, исправлять содеянное? А ведь я — единственный маг, с которым ты можешь поговорить…
Поняв, что гнев волшебницы направлен не на него, Хеллорин собрался с духом и заговорил. Он рассказал ей то, о чем Фаэри никогда не рассказывали магам: о том, каким был мир в незапамятные времена, пока не были еще созданы Волшебные Талисманы и чародеи не добились господства над другими народами, что владели Древней магией. С широко раскрытыми глазами слушала фея Озера его рассказы о могучих каменных гигантах — Молдай, живших в равноправном союзе с Маленьким Народцем — гномами, которые ютились по склонам гор и служили великанам глазами и ушами в этом мире.
— И когда чародеи пожелали лишить Молдай силы, они не придумали ничего лучшего, как изгнать гномов в северные земли, лишив их таким образом возможности общаться с Молдай, жившими на Юге. — В голосе Хеллорина зазвучала горькая усмешка. — И решили они, что будет справедливо использовать море для этой их цели. И нашелся некий Молдан, безумный великан, который похитил Жезл Земли и использовал его волшебную силу, чтобы расколоть материк, отделив Север от Юга, хотя прежде они были связаны воедино. В тот черный день море затопило сушу, соединявшую страны света, и многие погибли — и смертные, и маги.
Эйлин нахмурилась:
— Я этого не знала. Столь древние предания не вошли в нашу историю.
Хеллорин горько рассмеялся:
— Истинно говорят, что знания — это жизнь, и отвергающий их — обречен. Разве не знаешь ты, о фея, что безумный Молдан, единственный из своих северных собратьев, остался в живых? И разве тебе неведомо, что он и поныне живет, скованный чарами, в плену горы, на которой Волшебный Народ воздвиг свою цитадель?
— Как? В Нексисе?! — ошеломленно воскликнула Эйлин. — О Боги, если Миафан узнает…
— Да, мы должны молить их, чтобы этого не случилось. — Верховный Маг однажды уже поставил мир на грань гибели, преступно вызвав из небытия Нихилим, а Молдан, безумный от природы и веками копивший злобу, безусловно, пожелает утолить жажду мести к заточившим его.
Этот Молдан, все время, оказывается, находившийся где-то под Академией, настолько пугал Эйлин, что она почла за лучшее переменить тему.
— Ты сказал, что мои предки использовали море против Молдан, — напомнила волшебница, — но при чем же здесь Фаэри — Лесной Народ?
Хеллорин пожал плечами:
— Все очень просто. Когда Молдан создал море на месте прежней суши, обнаружилось, что соленая вода служит препятствием для Древней магии. Но после этой катастрофы чародеи убедились, что силы древних существ и духов стихий чересчур импульсивны и разрушительны, чтобы оставить нас в вашем мире.
Они объединились и создали Волшебные Талисманы, чтобы изгнать нас. Но этого им показалось мало, и в придачу они лишили нас наших скакунов. — Лицо Владыки Лесов озарилось грустной улыбкой. — О, что за звери это были! Сильные, полные огня, быстрые, крепкие, неукротимые в битве! Воистину они могли» обогнать ветер. — Хеллорин вздохнул, погрузившись мыслями в седую древность. — Я помню, как зимой, при полной луне, мы проносились по земле как метеоры, а рядом — наши огромные псы, такие, как мой Барод… Смертные прятали скот и дрожали в своих постелях во время нашей дикой охоты. Потерять коней для нас значило потерять свободу. То ли маги это понимали, то ли они хотели сами приручить наших коней.., как будто это можно сделать! Во всяком случае, они забрали их у нас и отправили за море — туда, где наша волшебная сила действовать не могла. Мы едва успели наложить последнее, отчаянное заклятие — и потеряли их навсегда.
— А какое это было заклятие? — еле слышно спросила Эйлин.
— Чтобы наши драгоценные скакуны не достались магам — да и смертным тоже,
— мы наделили их способностью превращаться в людей. Они могли — да, насколько мне известно, и поныне могут — менять облик по своей воле. Пока мы в изгнании, у нас нет возможности вернуть их, да и потом могут возникнуть всякие трудности — ведь Фаэри не в состоянии пересечь море, да и кто знает — может, сами они слишком сильно изменились за долгие годы… — В голосе Владыки Лесов звякнул металл. — Поистине, Эйлин, если по милости Волшебного Народа мы навсегда лишились коней, то вам не хватит веков, чтобы расплатиться за это!
Этих слов, в которых звучала старинная вражда, оказалось достаточно, чтобы разрушить хрупкое единение, возникшее между волшебницей и Хеллорином. Эйлин поникла, и вечер вдруг показался ей невыразимо мрачным. Владыка Лесов тут же пожалел о сказанном, но было уже поздно.
— Кстати, о расплате, Владыка, — нарушила гнетущее молчание Эйлин. — Я давно уже хочу кое о чем тебя спросить.
Хеллорин с любопытством кивнул:
— Спрашивай, о фея.
— Помнишь, много лет назад я попросила тебя найти мою дочь и моего воина, пропавших во время метели?
— Да, фея, прекрасно помню — то была наша первая встреча.
— Ты сказал тогда, что Фаэри ничего не делают даром… Ты сказал…
— «Помни, что это не последняя наша встреча, — процитировал Хеллорин. — Мы увидимся вновь, и тогда я потребую вернуть долг».
Эйлин вздрогнула:
— Но почему ты сказал именно это? И откуда ты знал, что мы увидимся вновь? Ведь пожелай я нарушить слово, мне достаточно было бы просто никогда не вызывать тебя!
— Однако ты и не вызывала, — мягко напомнил Лесной Владыка. — На сей раз меня призвал мой сын д'Арван.
— Как бы то ни было, теперь я снова у тебя в долгу — ты спас мне жизнь. Но не жестоко ли с твоей стороны держать меня в неизвестности? Как бы хорошо со мной ни обращались, все-таки я пленница и не могу быть в покое, не зная, чего ты потребуешь от меня!
Хеллорин вздохнул:
— Я понимаю твое беспокойство. Эйлин. Рано или поздно долг возвращать необходимо, наши законы не обойдешь. Я не мог пощадить даже собственного сына и его возлюбленную, за свою помощь обязав их неусыпно хранить Пламенеющий Меч. Но пока, увы, я и сам не могу сказать, что потребуется от тебя. Это не жестокость, а просто словно часть моей судьбы, которую я еще не могу предвидеть. Когда мы встретились впервые, я ненавидел Волшебный Народ и даже не знал, что у меня есть сын. Ты попросила помощи, и сначала я намеревался использовать тебя, чтобы отомстить твоему народу… Но, — Хеллорин развел руками, — я не смог. Боюсь, что, когда придет время, долг потребую не я, а некая высшая необходимость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51