Он поднял руку…
— Сзади! — завопила Тильда. Воин успел вовремя увернуться, и меч просто скользнул по его щеке, но сам он тут же исчез из поля зрения Тильды, окруженный противниками. Однако и для самой Тильды дело теперь осложнилось. Она сделала то, чего боялась больше всего, — привлекла к себе внимание. Кто-то схватил ее сзади, выкручивая руки.
— Ты арестована, сука, за то, что помешала работе городской стражи! — услышала она грубый голос. Руки заломили так, что Тильда закричала от боли. Внезапно она заметила мелькнувшую тень и услышала характерный звук, сопровождающий сильный удар. Руки, державшие ее, разжались так внезапно, что она пошатнулась, но тут же ее подхватила другая пара рук. Тильда обернулась и увидела перед собой самое уродливое из всех известных ей лиц.
— Джарвас! — воскликнула она радостно, а тот, кто напал на нее, шатаясь, прислонился к стене обхватив лицо руками.
— Я думаю, это отучит его нападать на женщин, — сказал Джарвас, усаживая ее на стул в безопасном углу. Потом он схватил тяжелое полено, лежавшее возле очага, и устремился в схватку.
Незнакомец держался с трудом. Его левое ухо было почти отсечено ударом меча, и плащ заливала кровь. Он стоял на том же месте, но Тильда видела, что он слабеет. Казалось, еще немного, и…
Тут на стражников налетел Джарвас, размахивая своей дубиной, словно тяжелым мечом. Ближайшие наемники, не ожидавшие такого нападения, как кегли, повалились на пол. Другие же повернулись к нему, намереваясь быстро покончить с этим сумасшедшим, который осмелился напасть на вооруженных мечами людей с какой-то деревяшкой в руках. Это была их ошибка. Увидев, что ему пришли на помощь, воин обрел второе дыхание, и словно тигр набросился на врагов.
Джарвас между тем колотил врагов по головам и по рукам, ухитряясь в то же время увертываться от клинков. Похоже, эти двое начинали одерживать верх над стражниками. Но тут Тильда заметила, что эта толстая жаба — купец, который и заварил всю кашу, крадется к двери, явно собираясь позвать на помощь. Пыл битвы вдруг захватил и Тильду. Она схватила стул и, оказавшись за спиной Пендрала, что было сил ударила его по голове. Ветхий стул треснул, но толстяк упал как подкошенный. Тильда в восторге завопила и, схватив другой стул, набросилась на остальных стражников, молотя своим оружием направо и налево.
Однако это было легко до тех пор, пока они не сообразили, что их противник — не воин и не верзила, а всего-навсего женщина. И когда наемники повернулись, наступая на Тильду, у нее все похолодело внутри: она поняла, что взяла на себя чересчур много.
— Ты что, спятила? — Чья-то сильная рука отбросила ее в сторону, и вовремя, ибо меч опустился как раз на то место, где она только что стояла. — Убирайся, дура, и не лезь в это дело! — Джарвас отшвырнул ее с такой силой, что она упала, а сам вернулся к своему занятию. Потирая ушибленное место. Тильда поднялась, благодарная за то, что ее снова спасли, но странно раздраженная грубостью Джарваса. Она же все правильно делала до этого момента, подумала Тильда, и стала искать глазами еще один стул, но схватка уже завершилась.
— Славная была драка! — Воин улыбнулся Джарвасу и сам рухнул на пол, рядом с телами своих врагов.
— А, чтоб тебе… — Джарвас повернулся к Тильде. Он нахмурился, но через мгновение лицо его прояснилось. — Тильда, кажется? Я должен забрать его к себе. Об этой схватке обязательно станет известно, и нам сейчас опасно оставаться здесь или на улице. — Он подумал немного. — Боюсь, тебя это тоже касается. Ты увязла в этом деле так же, как и мы.
Тильде снова стало страшно.
— Но не могу же я идти с вами! У меня есть сын. Как он будет без меня? И должна же я как-то зарабатывать на жизнь…
Джарвас сурово посмотрел на нее и покачал головой.
— Только не в Нексисе. Теперь нельзя.
Глава 13. ПЛАЧ ИНКОНДОРА
Шиа с трудом пробиралась по дороге, усеянной битым камнем, и лапы у нее были изранены до крови. На фоне могучих утесов огромная пантера казалась маленькой и хрупкой. Шерсть ее свалялась, бока запали, морда покрылась струпьями. В зубах она сжимала Жезл Земли.
— Великие Боги! Шиа! — вскричал Анвар, не в силах видеть страдания огромной кошки.
Она подняла на него свои желтые глаза, которые теперь казались тусклыми и угасшими.
— Что тебе надо? — спросила она, не останавливаясь.
— Великие Боги! Шиа, где ты? С тобой все в порядке? Что случилось?
Шиа зарычала бы, если бы ей не мешал Жезл.
— Разве похоже, что со мной все в порядке? — фыркнула она. — А на твой второй, не менее глупый, вопрос отвечу: эта штука, которую я тащу, постепенно убивает меня. Но того, о чем она думает, ей, по-моему, не добиться. А она таки думает — хотя и не в обычном смысле. Скорее это похоже на стихию: если не можешь овладеть этой штукой, она старается разрушить тебя. Ну, вы, маги, это лучше знаете.
А что до того, где я, то я там, где мне следует быть. Ориэлла просила принести тебе эту несчастную штуку, чтобы ты мог бежать из Аэриллии и помочь ей…
Внезапно серебристый туман наполнил долину, и Анвар перестал видеть Шиа…
— Но ты-то что здесь делаешь? — донесся из тумана ее голос. — Сейчас же прекрати эту ерунду и возвращайся обратно в свое тело! Не хватает еще дотащить это колдовское изобретение до Аэриллии и найти тебя мертвым! Не смей подводить Ориэллу. Ты ей нужен…
И вот уже не стало ни Шиа, ни долины. Остался лишь густой серебристый туман. Внезапно он прояснился, и Анвар увидел Ориэллу. Она, сгорбившись, сидела у огня в верхней комнате Башни Инкондора, и поза ее выдавала глубокое уныние. Анвар устремился к ней, желая утешить ее.
— Ориэлла! — крикнул он, но, лишенная волшебной силы, она не могла услышать его. Через минуту она подняла голову, словно вглядываясь куда-то, и Анвар увидел у нее на лице синяк, оставшийся после Миафановых побоев. Юноша задрожал от ярости. Да, да, необходимо бежать и спасти ее.., но как? Что сказала ему Шиа? Возвращайся в свое тело… Дотащить это колдовское изобретение до Аэриллии и найти тебя мертвым…
Только сейчас до Анвара дошел смысл ее слов. «Неужели со мной случилось именно это? Но мне нельзя сейчас умирать!» Он заметался в поисках выхода из проклятого тумана, пытаясь вспомнить, где же его тело, и с ужасом почувствовал свое бессилие. «О Боги, я не могу выбраться… Помогите мне, кто-нибудь.., помогите!..»
— Пойдем-ка со мной, да побыстрее, парень! — услышал он знакомый голос, звучавший сейчас тихо и мрачно, и страх уступил место надежде. Воспоминания о давней дружбе согрели его сердце, и вместе с надеждой пришла нежданная радость.
— Форрал! Это ты… Но ведь ты же…
— Да, я мертв. И ты уже на волосок от этого — вот почему я могу говорить с тобой.
Анвар уже почти различал сквозь туман неясные очертания сильной фигуры воина и даже, как ему показалось, разглядел улыбку на полускрытом туманом лице.
— Пошли, парень, надо поскорее возвращаться, пока не обнаружили, чем я тут занимаюсь. Мне, знаешь ли, не полагается делать подобных вещей! — Анвар услышал знакомый смешок и, даже не видя лица Форрала, подумал, что сейчас у того загорелся в глазах прежний огонек. Сильная рука стиснула его запястье. «Как это может быть, если мы оба умерли», — мелькнула у Анвара дикая мысль, и тут же все закружилось у него перед глазами, и вдруг он очутился уже в пещере и увидел собственное изможденное лицо, покрытое лихорадочным румянцем на щеках. Его тело было укрыто шкурами, а рядом, положив руку ему на грудь, туда, где было сердце, стоял на коленях кто-то из крылатых.
— Возвращайся поскорее, у тебя мало времени! — донесся до него голос Форрала. Анвар не видел воина, но тяжелая рука его обняла мага за плечи. — Ради всех Богов, парень, — умоляюще сказал Форрал, — береги Ориэллу!
***
Голова у Анвара раскалывалась, его тошнило, во рту пересохло. Тело болело, словно после побоев. Он попытался подняться и обнаружил, что на него с тревогой смотрит какой-то крылатый человек, молодой, с куцыми шелковистыми светлыми волосами и белыми крыльями. У входа в пещеру стоял крылатый воин, одетый в черное.
— Что… — сухость во рту мешала Анвару говорить. Дышать тоже было тяжело. Он закашлялся, и грудь пронзила острая боль. Анвар почувствовал, как чья-то рука поднимает ему голову и к губам его поднесли кружку. Он жадно припал к ней, и мучительная жажда постепенно отпустила. Он снова хотел заговорить, но ему не дали этого сделать.
— Тише, тише. Побереги силы. Ты был в бреду, в лихорадке, после трудного путешествия и перенесенных лишений. Ты заразился легочной болезнью и был на волосок от того, чтобы отправиться на небо…
Анвар вздрогнул. Как это ни называй, но речь шла именно о смерти. Какое-то смутное воспоминание шевельнулось у него в голове, но крылатый врачеватель заговорил вновь.
— Я должен покинуть тебя, но я разжег огонь, и оставляю тебе бульон и запас дров. Во что бы то ни стало ты должен поддерживать здесь тепло. В этой фляжке ты найдешь лекарство от кашля. Я вернусь, как только смогу. — С этими словами он улетел, и Анвар удивленно поглядел ему вслед.
***
Из всех чувств, дарованных человеку, в мире Черной Птицы осталась, кажется, одна только боль, и боль эта давила ее так, что трудно было пошевелиться. Открыв глаза, она увидела ножку ночного столика, а возле этой ножки — кровь, много крови. А в крови валялись черные перья и обломки косточек. Черную Птицу вырвало, и она отвернулась. От этого движения боль вспыхнула еще острее, и девушка пожалела, что не может снова потерять сознание и забыть об ударах, крушивших ее крылья… Забытье было бы спасением. Черная Птица поймала себя на мысли, что желает объятий смертной тьмы так же страстно, как раньше — объятий Харина… Она засмеялась бы горьким смехом, если бы не боль. Черный Коготь опять обманул ее. Зная его утонченную жестокость, она должна была догадаться, что ее смерть нужна ему в последнюю очередь. В последнюю — то есть после долгих мучений.
Но какие мучения могут быть горше той судьбы, которая некогда привела Инкондора к такому печальному концу? Она больше никогда не сможет летать. Необъятная ширь небес отныне навсегда недоступна ей. О, до чего же хитер этот мерзкий Жрец! Взяв ее в жены, он может захватить власть, но она останется королевой и будет представлять собой для него постоянную угрозу, а он едва ли смог бы держать ее в заточении. У Черной Птицы, как и у прежней королевы, было много сторонников в Цитадели. Но, искалечив ее, он решил эту задачу. Черная Птица была последней из рода королевы Пламенеющее Крыло, но, неспособная летать, она никогда не получит доступа к правлению: это нарушение закона их народа. Пока у Жреца не родится наследник, он сможет остаться регентом при полностью зависимой от него наследнице престола, а для народа же главное — формальное продолжение королевского рода. Когда это произойдет, она уже не будет нужна Верховному Жрецу.., если только он не захочет оставить ее в живых ради собственного развлечения.
Черная Птица затрепетала. В живых? То есть калекой, предметом насмешек или, хуже того, жалости? И тут ее осенило, и на этот раз она рассмеялась искренне, почти торжествующе. О, да ведь она еще может расстроить ему все планы. И как прекрасно, что этот способ совпадает с последним оставшимся у нее желанием.
Для малейшего движения теперь, казалось, требовалась целая вечность. «Мама, как больно! Помоги мне!» Комната поплыла перед глазами. Черная Птица закусила губу и постаралась дышать как можно глубже, пока в глазах у нее вновь не прояснилось. И тут она явственно услышала вой ветра в шпилях храма. «Плач Инкондора», — так называл этот звук ее народ. Этот кошмарный храм был построен в память его падения и в назидание потомкам.
«Плач Инкондора»… Лишь теперь Черная Птица поняла, какая глубина душевной боли выражалась в этом ужасном звуке. Она смотрела, как ее рука, словно чужая, дюйм за дюймом, несмотря на боль, приближается к ножке ночного столика. Наконец пальцы ее сомкнулись вокруг гладкого дерева. Хорошо. Ножки у этого столика всегда были неустойчивыми, их, видно, приходилось закреплять, и это раздражало еще ее маму. Черная Птица собрала свою волю и стиснула зубы. «Только не отступай! Не смей отступать, принцесса Небесного Народа!» — приказала она себе и, собрав все силы, потянула за ножку. Она пронзительно закричала от боли. В глазах у нее потемнело, но она крепилась изо всех сил, повторяя все проклятия, которым научилась от Ориэллы. Когда боль немного утихла, Черная Птица снова открыла глаза. Хрустальный бокал разбился при падении, но крепкая ножка с острым сколом уцелела, как она и надеялась.
Сначала Черная Птица хотела заколоться, но, во-первых, тело ее плохо повиновалось ей, а во-вторых — и это самое главное, — сердце у детей Крылатого Народа было хорошо защищено толстой и прочной грудной костью, к которой крепились мощные мускулы их сильных крыльев.
«О, Отец Небес, за что меня лишили крыльев?»
Лишь теперь Черная Птица дала волю слезам. Она оплакивала утраченную навеки радость и свободу полета, азарт погони, бескрайний простор неба и чудесные краски, меняющиеся в разные часы дня… И пьянящее, давно забытое великолепие заката вдруг ослепило Черную Птицу. Она схватила отбитую ножку бокала и острым концом стала вскрывать вены на другой руке…
***
…Сидя в своей келье в подвалах под Храмом Иинзы, Сигнус читал — во всяком случае пытался это делать. Ветер по-прежнему был сильным, и жуткий вой был слышен даже здесь, в келье молодого жреца-врачевателя. Проклятый «Плач Инкондора»! Еще немного, и он, пожалуй, сойдет с ума от этих ужасных звуков. Может, это и еретические мысли, но хорошо бы, создатели Храма подумали о бедных жрецах, живущих внизу.
Но не только звуки «Плача» беспокоили молодого врача. Хватало у него и собственных тревог. Главная врачевательница Эльстер тоже лечила покойную королеву и наверняка узнала по кое-каким признакам действие яда, который он давал королеве по приказу Черного Когтя. Грозные взгляды Эльстер и сила, с которой ее железные пальцы сжимали порой его руку, давали юноше основание считать, что она поняла все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51