Присутствие женщины в таких случаях не мешает, но я думал, что мисс Гимбл…
– Я передала ее мисс Гимбл, сейчас она оказывает помощь миссис Ашингтон.
– Он никогда не отзывал тебя во время ланча по таким делам, – упорствовала миссис Мэллоу. – Очень странно. Мне кажется, что, с его стороны, это не очень учтиво, Пруденс.
Пруденс была абсолютно согласна с матерью, но не хотела выглядеть перед Дэмлером куском старой дорожки, о которую можно вытирать ноги.
– Кого же, еще ему было звать? – сказала она сердито.
– Кого-нибудь из родственников.
– Ну, а он предпочел меня, – ответила Пруденс и почувствовала, что попала в глупейшее положение, видя, как Дэмлер пристально разглядывает ее со смешанным выражением неодобрения и насмешки.
– Очень странно, очень странно, – заключил Кларенс и стал развивать мысль на свои манер. – Но Пруденс практически член семьи, поэтому он и обратился к ней. Миссис Ашингтон очень расположена к Пру.
Обсуждение события продолжалось еще какое-то время, затем Дэмлер решил положить конец напрасной болтовне.
– Не покажете ли тот отрывок из Руссо, о котором шла речь вчера, мисс Мэллоу? Он у вас в кабинете, наверное. У меня очень мало времени.
Миссис Мэллоу заподозрила, что это только повод, чтобы уединиться. Но так как визиты лорда Дэмлера стали привычным событием в доме, она промолчала. Как мать она находилась в затруднительном положении, не зная, как себя вести со взрослой дочерью, которая стала почти знаменитостью.
Пруденс тотчас вскочила и направилась в кабинет рассуждать о Руссо, которого у нее не было.
– Как хорошо, что дядя не знает о вашей десятитысячной коллекции книг. Равно как и о том, что у меня нет Руссо.
– Разве у вас его нет, мисс Мэллоу? Я дал бы вам свой экземпляр. Но он, конечно, на французском.
– Еще бы. Вы, полиглоты, не опуститесь до того, чтобы, читать иностранцев в серых английских переводах. Ваша французская книга мне ни к чему. Скажите лучше, почему вы решили убежать из гостиной?
– Чтобы побыть с вами перед отъездом.
Пруденс не сочла нужным доказывать очевидное – что в гостиной ее можно было рассмотреть не хуже, чем в кабинете.
– Почему Кларенс утверждает, что к вам относятся как к члену семьи в доме Ашингтонов? Доктор собирается удочерить вас? – спросил Дэмлер язвительно.
– Вы отлично знаете, что этого он не собирается делать.
– Значит, собирается жениться? Я угадал?
– Да, дядя именно это имел в виду. Но если он думает, что я могу хоть на минуту… – Она осеклась. О, Боже, еще секунда, и позор сегодняшней встречи вылился бы наружу.
– Моя дорогая девочка, что с вами происходит? Какая муха вас укусила? Меня снедает любопытство, что же именно произошло во время неотложного свидания? Очень неразумно было бы вызвать вас только для того, чтобы отвезти старушку домой, но, с другой стороны, в экстренной ситуации недолго потерять голову.
– Ситуация не была экстренной, и он не терял головы ни одного волоска не лишился.
– Что же тогда?
– Вы были совершенно правы! Не хотела рассказывать, но не могу носить в себе ни минуты дольше.
– Но вы ничего еще не сказали. Можете поплакать, вот вам мое плечо, если вас это успокоит. Если он обидел вас, с удовольствием вызову его не дуэль.
– Да, обидел, но не в такой мере, чтобы вызывать его на дуэль. Он был уверен, что оказывает мне большую честь, делая меня своей «amanuensis», как он выразился. Надеюсь, что вам известно значение этого слова.
– Разумеется, – заверил Дэмлер и, видя, что обида не относится к разряду серьезных и фактически он предсказывал такой поворот событий, разразился недобрым смехом. – Так я правильно понял, что вы с доктором в некотором роде поссорились. Что-то не вижу бумаг для переписки.
– Можете не сомневаться, что я не собираюсь ими заниматься. С удовольствием бы разбросала их по всей Бонд-стрит, поделом бы ему было. Его тяжеловесную лекцию даже ветер не развеял бы на все четыре стороны, она скорее вросла бы в булыжную мостовую под тяжестью фактов и цифр.
Лицо Дэмлера осветилось победоносной улыбкой.
– Так лекция тоже не удалась?
– Это был просто кошмар. Так хотелось выпить чашечку кофе, я просто засыпала. Или стакан неразбавленного снотворного, чтобы заснуть и не слышать.
– Значит, болезнь матери только предлог?
– У нее немного кружилась голова, но доктор договорился с парикмахером и, естественно, не мог отменить встречу.
Дэмлер сел в кресло и подпер кулаками подбородок.
– У него разве осталось что-то на голове? Или вы придумали на ходу?
– К сожалению, узнала об этом только в карете по пути к его дому. Мать проговорилась – У него не хватило нахальства сказать мне об этом.
Пруденс нервно ходила по кабинету.
– Во всем виноват я. Это ведь я навязал его вам. Но мне казалось, что он может принести вам пользу.
– Откуда вам было знать, что он собой представляет? С мужчинами он ведет себя корректно.
– Сядьте, – сказал Дэмлер, когда Пруденс в очередной раз прошла мимо его кресла. Он поймал ее за руку. – Мы и так уделили доктору слишком много времени. Мне уже нужно уходить.
Пруденс села на стул рядом с его креслом тяжело дыша. Она еще переживала обиду и не могла думать ни о чем другом.
– Мои книги – ничто, видите ли. Разбирать его каракули – разве не приятное развлечение в моей унылой жизни?
– Что вы сейчас пишете? – спросил он, чтобы переменить тему. – Вижу, что новый роман захватил вас целиком. Тема, конечно, очень широкая, в словах не выразишь, но сюжет, герои – что и кто они?
Пруденс попыталась успокоиться.
– Молодая девушка, которая думает, что влюблена в вертопраха только потому, что природа наделила его красивыми зубами и копной густых волос, и еще потому, что все вокруг от него без ума. Но – со временем, конечно, – она начинает понимать, что все время любила менее красивого, но более достойного юношу. Хочу сделать вид, если критики поинтересуются, что темой на этот раз я избрала вечную, но не стареющую проблему реального и показного достоинства человека. Вам не кажется, что она хорошо звучит? В нее я постараюсь вложить весь свой опыт.
– Очень неопределенная тема. А ваша героиня – она-то не дала провести себя красивым зубам и копне волос. Предпочла все же кривые зубы и редкий пушок на голове?
– В вашем представлении это звучит как непростительная глупость. Герой совсем не такой уродливый. Зубы его я подробно не описываю – пусть читатель судит сам, каждый в силу своего воображения. Волосы у него черные и не редкие, обычные. Надеюсь, что к десятой главе читателю он понравится, а героине придется напрячь воображение, чтобы видеть во втором красоту первого. Если прибавить на эту чашу весов добродетели второго героя, то она перетянет. Одной внешности недостаточно.
Дэмлер внимательно слушал, согласно кивая головой.
– Скажите, Пру, когда вы пишете, вам не кажется, что вы начинаете переносить на героев черты знакомых вам людей? Эти ровные зубы и красивые волосы вы с кого-то списали?
– Нет, нет. Черты характера может быть, но не внешность.
– Понятно. У меня все иначе. Странно как работает наше воображение, не находите?
– Знаете, что я думаю? – спросила вдруг Пруденс.
– Что?
– Что он выдумал болезнь матери, чтобы не привозить рукопись ко мне домой.
– Не удивлюсь, если так, – согласился Дамлер, довольный, что может свободно говорите нелестные вещи об Ашингтоне, хотя и ценой интересующей его темы.
Поскольку Пруденс была не в настроении Дэмлер, вспомнив наконец о лежащем в его кармане шутливом документе, решил, что сейчас не время для шуток. Все шло не так, как он рассчитывал. Но маркиз был счастлив, что Ашингтон низко пал в глазах Пруденс.
– Пока вы будете открывать своей героине глаза на прелести гнилых зубов и редких волос, я попытаюсь уговорить Шиллу вернуться к принцу или Могулу. Интересно, что она скажет о вашей леди.
– Спросим у нее, когда «Патиенс» выйдет в свет. Это заглавие романа и ее имя. Вы сказали, что Шилла интересуется моими книгами?
– «Патиенс»? Уж не предстоит ли нам прочитать, что ей очень подходит ее имя? «Терпеливая» – так надо его понимать.
– Возможно, почему бы нет? Я всю жизнь выслушивала такие заключения. Но это не значит, что в ней я изображаю себя.
– Ни в коем случае. Себя вы изобразите в мужском облике – таков ведь ваш метод? Я послежу за героинями. Если прочитаю о молодом джентльмене, которого преследует женщина-критик, сразу догадаюсь, кто это.
– Об этом вам не придется читать! Я намереваюсь выбросить этого человека из головы. О таких людях чем раньше забываешь, тем лучше.
– А я намереваюсь всерьез заняться пьесой и закончить работу за неделю, если смогу.
Дэмлер снова подумал о бумаге в кармане и решал, стоит ли ее предъявить.
– Мне нужны деньги для подопечных матерей-одиночек. Вчера вечером я вообще не выходил из дома. Написал вчерне второй акт.
Пруденс заметила, что он дважды упомянул невинный характер своих ночных бдений, и решила подколоть его.
– Я тоже не предавалась запретным радостям прошлой ночью, но не требую за это благодарности.
– Какая бессердечность! Когда встретили меня на улице с девицей, подняли такую бурю! А теперь, когда я исправился, не хотите и доброго слова сказать?
– Никакой бури и не думала поднимать. Не делайте из меня блюстителя вашей нравственности.
– Но я надеялся, что будете довольны. Никто больше, ни одна душа в мире не проявляет интереса к моему образу жизни. Им это абсолютно безразлично.
– Какой лжец! Ваша мама проплакала два часа, когда вы впервые напились.
– Но ее уже десять лет как нет в живых. Я начал пить рано. А отец умер пятнадцать лет тому назад. Бедный сирота. Неужели вы не погладите меня по головке и не дадите своего благословения? Или нужно растянуться на полу без чувств, чтобы вызвать хоть малое сочувствие?
– В этом нет необходимости. Ладно уж. Хороший мальчик. – Пруденс погладила его волосы и почувствовала искреннее сострадание несмотря на то, что он бессовестно выклянчил ее сочувствие. – Если справитесь с Шиллой куплю засахаренных слив, а может быть и мороженое.
– Как вам удается выносить мои фокусы? – спросил Дэмлер. – У вас ангельское терпение. Хетти умрет со смеху, если узнает, что я назвался сиротой. Она сотни раз уговаривала меня переехать к ней.
«Но была счастлива, что он этого не сделал», – подумала Пруденс.
– В Ней не чувствуется тепла материнства, не так ли?
– Боже упаси. Но в вас оно есть. Как вы думаете, не согласился бы Кларенс усыновить меня? Я буду вам хорошим братом.
Пруденс почувствовала, как ее горло сжалось в спазме отчаяния. Сначала друг, потом неугомонная старая дева, а теперь сестра!
– Полагаю, что в этом плане вас больше всего привлекает мой кабинет, – засмеялась она, скрывая разочарование.
– Нет. Мне придется выстроить другой, более просторный. Ведь я оставлю наследство в десять тысяч томов.
– И оттоманку. На Гроувенор-сквер языческим реликвиям не место.
– Почему же? Они сюда отлично впишутся.
Однако мне лучше уйти, пока Кларенс не приложил глаз к замочной скважине, чтобы проверить, не удалось ля мне надеть на ваш пальчик обручальное кольцо.
Он встал и направился к двери. – Помните, что мы договорились всю неделю работать в поте лица. До встречи. – он помахал рукой и, печально улыбнувшись, вышел.
Пруденс осталась одна, размышляя над словами Дэмлера, его судьбой. Она не знала, что он настолько одинок. Только Хетти, единственная родственница, хороший компаньон в веселье, но она совершенно неспособна защитить в трудную минуту. Даже напротив, может подбить на любую авантюру. Возможно, поэтому он не хочет ехать домой в Лонгборн-эбби, пустой дом, где нет никого, кроме прислуги. Неприятно. Уж не потому ли его тянет в их дом? Здесь он чувствует тепло, почти семейный уют. Странно, что он проявляет расположение к Кларенсу. То, что он видит в ней сестру, удивляло ее меньше. Общее занятие литературой породило их дружбу, которая перерастает в родственную привязанность. Это объясняет вспышку негодования по поводу статьи Ашингтона о ее творчестве. Теперь она позволила себе согласиться, что критика оскорбительна для нее. Этим объясняется желание Дэмлера выдать ее за Севилью. О, да, все встало на свои места. Кроме одного – как быть с ее несестринским чувством к самовлюбленному братцу?
ГЛАВА 14
Дэмлер уехал в Файнфилдз, чтобы провести время с Шиллой и леди Малверн (и лордом Малверном), а Пруденс осталась дома с матерью и дядей Кларенсом. Писем друг другу они не писали. Когда неделю спустя к ней заехала Фанни Берии и пригласила посетить леди Мелвин, Пруденс с радостью согласилась в надежде услышать от тети Дэмлера, как обстоят его дела и, главное, когда он планирует вернуться Его местонахождение старательно скрывалось от прессы. Надевая новую шляпку из тонкой соломки от мадемуазель Фанко, Пруденс даже подумала, что может застать маркиза у тетушки. Он говорил, что проведет у Малвернов только одну неделю, по приезде же скорее всего навестит Хетти, ибо там была его семья. За прошедшую неделю Пруденс все больше проникалась сочувствием к Дэмлеру. Она полагала, что если бы у него были родители, он не вел бы такую беспорядочную жизнь.
Надеждам мисс Мэллоу не суждено было сбыться. У Хетти маркиза не оказалось, а то, что она услышала о нем, сильно охладило ее пыл. Хетти сообщила, что работа над пьесой продвигается плохо, слишком много отвлекающих моментов. Пруденс была убеждена, что достаточно одного главного отвлекающего момента, чтобы Дэмлер забросил работу. Он написал, что продлит пребывание у друзей еще на одну-две недели.
– Что заставило лорда Дэмлера уехать в Файнфилдз? Вы уверены, что он намеревался там работать? – спросила мисс Берни с затаенной усмешкой.
– Полно, Фанни, не задавайте двусмысленных вопросов, – ответила леди Мелвин. Она с улыбкой посмотрела на Пруденс, стараясь прочитать ее мысли. Дэмлер часто говорил о девушке, но Хетти не могла понять, была ли мисс Мэллоу на самом деле тем невинным и неопытным созданием, за которое себя выдавала, или удачно скрывала под маской невинности корысть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31