Тело ее отозвалось на присутствие Картаука так, как оно должно было ответить только на присутствие мужа.Она изменила Йену. Пусть всего лишь мысленно, но она изменила ему.
Языки пламени охватили погребальный костер и носилки, на которых лежало тело махараджи, обернутое шелком. Аромат горящего сандалового дерева распространялся все дальше и дальше, в то время как огонь превращал бренные останки в воздух, огонь, воду и землю.Горестные причитания плакальщиков усилились, заглушая потрескивание костра и вопли связанных наложниц, выбранных для того, чтобы сопровождать махараджу в его последний путь.Взглянув сквозь дрожащее марево пламени, Абдар отметил, как побледнел Пачтал. Это хорошо. Все сочтут, что он тяжело переживает смерть владыки.Он не осмелился улыбнуться, но медленно кивнул Пачталу и снова повернулся к носилкам. Все сложилось как нельзя лучше. Нужно только проявить еще немного терпения.Обычаи Казанпура требовали трехмесячного соблюдения траура, прежде чем он по праву займет трон.Еще три месяца, и он сможет вплотную заняться Циннидаром.Но разве истинный последователь богини Кали не вправе нарушить старые обычаи и создать свои собственные законы?!
— Ты сегодня такая тихая, — сказал Йен, поднося к губам чашку чая. — Устала, бедняжка?— Немного. — Маргарет заставила себя улыбнуться, поудобнее устраиваясь в своем кресле. — Пройдет, не обращай внимания.— Чем занят сейчас Картаук? Делает новую статую?— Нет. Ему вдруг пришла в голову мысль изготовить печатку для его величества Руэла Циннидарского. — Она поправила плед у него на ногах, подтянув его повыше. — Я говорила Картауку, что нельзя так тешить его самолюбие, поощрять его гордость. Но он не стал слушать меня.Йен усмехнулся.— Я с ним согласен. Это позабавит Руэла, порадует его. Он ведь тоже нуждается в заботе. Ты посмотри, он работает, как раб на галерах, не покладая рук.— Ему это доставляет удовольствие. — Маргарет отвернулась от мужа и принялась глядеть в огонь. — Но ты прав насчет того, что я немного переутомилась. Больше я не буду ходить в мастерскую Картаука. Это отнимает слишком много времени.— Нет, — спокойно возразил Йен. — Нельзя отказываться от того, что доставляет радость и удовлетворение.— Удовлетворение? Если Картауку не нужно ничего подать или принести, он вообще не обращает на меня внимания. Какое удовлетворение я могу получить от сидения там?— Но твои шаги становятся легче, и улыбка светится на лице, когда ты возвращаешься из мастерской. И это радует меня.— Правда? — Если то, что сказал Йен, верно, то ее решение отказаться от первоначального плана мудрее даже, чем она думала. Насколько же она ослепла, если не заметила, что с ней происходит в эти последние дни.— Тебе обязательно нужно отвлекаться, — закрыв глаза, сказал Йен. — Чего только я не отдал бы за то, чтобы увидеть тебя счастливой и довольной.— Одно только твое присутствие доставляет мне радость.— Неправда, — улыбнулся Йен. — Но это добрая ложь. Я приношу тебе только одно беспокойство и неприятности.— Нет! — Она поднесла его ладонь к своей щеке. Сейчас, при солнечном свете, кожа его была еще тоньше и еще прозрачней, чем раньше. — Я и в самом деле беспокоюсь о тебе. Из-за того, что ты не хочешь мне помочь и побороться за свою жизнь. Аюбовь не может приносить неприятности.Его рука нежно пробежала по ее волосам.— Хорошо. Я понимаю. И не стану заставлять тебя лгать больше, чем тебе уже пришлось. Завтра пойди к Картауку и попробуй сделать печатку для меня. Представляешь, как мне будет приятно запечатывать письма в Глен-кларен со своими указаниями собственной печаткой?— Нет, я не хочу…— А мне не хочется, чтобы ты все время сидела здесь, — перебил ее Йен. — Неужели ты не видишь этого, Маргарет? Меня это тяготит.Она видела. И это пугало ее. С каждым днем Йен отдалялся от нее все больше и больше.— Если ты разлюбил меня… — Она замолчала. Нет. Не стоит отягощать его еще и этой тяжестью… И без того он несет немалый груз. Кроме того, просто слова не помогут. Его должно охватить неодолимое желание выжить. А его у Йена нет.Ребенок!Но, может быть, она придумала этот повод, чтобы оправдать супружескую неверность, с отчаянием подумала Маргарет. Сначала у нее не было никаких сомнений в чистоте своих помыслов. Но теперь такой уверенности уже не существовало. Быть может, все это время тайная страсть к Картауку нашептывала ей эту мысль.— Мне не хочется идти туда, — проговорила она.— Сделай это для меня. — Он улыбнулся, поддразнивая ее. — Как лэйрд Гленкларена я заслужил право иметь собственную печатку.И он нуждается в ребенке для Гленкларена. В ребенке, который разбудит в нем едва теплившуюся жизнь. Даже если Картаук доставит ей плотское наслаждение, будет ли она прощена за спасение Йена?— Маргарет?— Ну хорошо, — она уткнулась лицом в мягкий кашемировый плед, лежавший на его коленях. — Я попробую сделать печатку. Надеюсь, у меня получится. Я смотрела, что делал Картаук, и смогу повторить весь процесс.
Стоя у дверей мастерской, Маргарет поколебалась. А потом рывком распахнула дверь и вошла.— Доброе утро, Картаук. Я немного припоздала, но я…Он шел навстречу ей. И выражение его лица…Маргарет не хотела знать, что скрывается за этим выражением, и опустила глаза к мозаичному полу.Картаук остановился перед ней. Она видела его сильные ноги, обутые в кожаные сандалии, ощущала знакомый запах воска, дерева, гипса.Нервно облизнув пересохшие губы, Маргарет проговорила:— Я много думала обо всем и…— Молчи, Маргарет. — Голос Картаука был низким, почти гортанным. Его пальцы скользнули по ее волосам, и он заставил ее поднять голову и посмотреть ему в глаза. — Тебе не следовало бы возвращаться.— Я так и собиралась, но… — Она не могла отвести глаз от его лица. Он смотрел на нее тем же пожирающим взглядом, каким прежде в ее присутствии смотрел только на свои статуи. — Йен попросил сделать для него… печатку.— Я не хочу слышать его имени. — Губы Картаука прижались к ее губам: крепко, жарко, грубо-чувственно. Одной рукой он притянул ее к себе, а другой вынимал шпильки из волос, бормоча слова на языке, которого она не знала. Его губы передвигались по ее лицу, по шее. И у нее было ощущение, будто каждое прикосновение оставляет на ее теле горячий неизгладимый след. Его руки касались ее плеч, потом скользнули к набухшей груди… Шелковистая борода терлась о кожу. Это была не ласка. Он пожирал, поглощал ее всю. А когда он обнял ее за ягодицы и прижал к себе, Маргарет приняла это как нечто само собой разумеющееся. Должно быть, что-то порочное вселилось в ее душу, если ее не возмущает то, что он проделывает с ней.Волосы рассыпались по плечам. И его пальцы, как гребень, проходили сквозь них. Он на миг оторвался от нее.— Ты хочешь меня. — Слова его прозвучали почти с яростью. — Меня!— Да! — Маргарет и сама осознала это. — Да, Картаук.Он стиснул ее, не давая возможности вздохнуть. Столь же желанный, сколь и опасный. Это должно было случиться. Маргарет считала, что готова принять свою судьбу, но тело ее затрепетало, словно она готова была шагнуть в бездну.— Что мне делать? — прошептала Маргарет. — Помоги мне. Ты хочешь, чтобы я делала то же самое, что и с Йеном?Его мускулы стали твердыми, как железо. Руки замерли в гуще ее волос.— Боже, зачем ты это сказала? — Картаук оттолкнул ее от себя.Маргарет невольно потянулась к нему.— Нет, — процедил он сквозь зубы, не давая ей приблизиться. — Нет, Маргарет.— Почему? — Она не могла поверить, что он отвергает ее. — Я думала…— И я тоже… — Он глубоко вздохнул и медленно разжал руки, стискивавшие ее плечи. Теперь они висели как плети. — Я думал об этом всю ночь. Я думал об этом с тех самых пор, как у тебя мелькнула эта безумная мысль. — Он повернулся и направился к рабочему столу. — Садись.Она села, внимательно глядя на него, чувствуя себя более неуверенной, чем когда-либо в жизни.— Почему? Я нравлюсь тебе. Я знаю, что мне далеко до Элен Мактавиш, но ты неравнодушен и ко мне.— Неравнодушен? Господь знает, как это далеко от истины. — Он сел за рабочий стол. Голос его сразу стал хриплым. — Хотя можно сказать, что ты тронула мое сердце.Маргарет сделала движение в его сторону.— Тогда нет причины…— Оставайся на месте, — резко сказал он. — Не приближайся ко мне.Маргарет замерла и робко улыбнулась.— Если ты не считаешь меня неприятной, то почему бы тебе не поразить меня «священным огнем»?— Потому что ты не похожа на других женщин.— Но у меня есть ноги, руки, глаза и грудь, как у всех.— А еще нежное сердце, совесть священника и теплота, которая скрывается за оболочкой холодности и сдержанности. Я не хочу причинять тебе боль.— Но ты ведь желаешь меня?— Я не просто желаю тебя. Я люблю тебя.Не в силах вымолвить ни слова, она смотрела на него.— Ты удивлена? — Картаук горько улыбнулся. — Я понял это в тот самый момент, как только ты впервые вышла из замка и принялась командовать мной.— Как же так… — Маргарет с трудом услышала саму себя. — Я не троянская Елена, которая ослепляет мужчин.— Но меня ты ослепила сразу, с первого взгляда. Ты светилась, как золото при свете солнечных лучей. И точно так же светишься и сейчас. Временами, когда ты устаешь или приходишь в уныние, этот свет тускнеет. А потом он вспыхивает снова…— Не обманывай себя Это всего лишь красивые сравнения, красивые слова, придуманные тобой, — покачала она головой.— Ты не хочешь слышать слов признания. Думаешь, я сам не знал этого? — Его большая сильная рука медленно сжалась в кулак. — Мне разрешено желать тебя, но не любить. Но мы слишком близко подошли друг к другу. — Он встретился с ней глазами. — Будь честна перед самой собой и признай это.Его слова разрушали стену, которую она попыталась возвести вокруг себя, и больно ранили ее.— Я… не отрицаю, что пожелала тебя.— Да, у тебя хватает смелости признать это. Но вожделение — это всего лишь грех. А грехи прощаются. Изменой Йену могла стать только любовь. А на это ты не отважишься. Так ведь?— О чем ты говоришь? Я люблю Йена. — Боль в груди становилась нестерпимой. Она закрыла глаза, чтобы не видеть Картаука. — Я на самом деле люблю Йена, — повторила она, как заклинание, которое помогало ей удержаться на краю бездны.— Знаю. — Он помолчал. — Но ты любишь и меня тоже.Глаза ее распахнулись.— Нет!— Черт возьми! Подари мне хотя бы признание. Не будь такой безжалостной.— Женщина не может любить двух мужчин.— Потому что все поэты и трубадуры пели о том, что в жизни может быть только одна большая любовь? Любовь бывает самой разной. Та, которой мы любим друг друга, самая высокая и глубокая. — Его карие глаза сверкали. — Она полна не только страсти, но и взаимопонимания. Мы как две половинки единого целого. Неужели ты не видишь?Маргарет покачала головой, не желая признавать правды.— Только чувство долга стоит между нами. Оно как стена мешает нам воссоединиться.— Я не хочу слышать этого.— Потому что не хочешь поверить в это. Я предупреждал, что теперь не буду щадить тебя. — Он снова сжал кулаки. — Три долгих года я прятал этот огонь, чтобы пламя его не обожгло тебя. Я мог бы овладеть тобой минуту назад. Но дал тебе возможность самой осознать, что происходит. И я обещаю, что заставлю тебя поверить в то, что твои чувства — больше, чем вожделение.— Почему же ты не взял меня?— Потому что не хотел видеть твоих глаз в ту минуту, когда ты осознаешь, что изменила человеку, которого любишь. Ты сильная женщина. Но даже тебе нелегко было бы выдержать такой удар. Я хочу, чтобы ты пошла на это сознательно.— Я не люблю тебя. И никогда не полюблю, — в отчаянии повторила Маргарет.— Полюбишь. Но сейчас мы не будем говорить об этом. — Он повел своими могучими плечами, будто сбрасывал невидимый груз. — Ты сказала, что Йен хотел бы получить собственную печатку? Вот и приступай к ней. Нам придется…— О чем ты говоришь? — спросила она онемевшими губами. — Печатку?Картаук решительно кивнул:— Мы будем продолжать работать вместе. Ты удивительно понятливый подмастерье. Немного болтливый, но это не самый серьезный недостаток.— Но я не могу делать вид, что…— Вспомни, зачем Йен отправил тебя сюда. Он хотел, чтобы ты немного отвлеклась, так ведь? И я обещаю, что хорошее настроение не покинет тебя. Что касается другого… — Он встретился с ней глазами. — Я подожду, когда ты сама сделаешь первый шаг.— Я никогда не сделаю его.— Ты хочешь ребенка для Йена? — печально улыбнулся он. — Бедная Маргарет! Какое безвыходное положение.— Теперь все изменилось. Я не могла бы… — Она прикоснулась дрожащими пальцами к виску. — Я не в состоянии трезво мыслить.— А тебе и не надо мыслить. Я бы предпочел, чтобы ты поверила своим чувствам. И такой день наступит.Маргарет покачала головой.— Этого никогда не случится.— Тогда будем считать, что ничего не изменилось.Но и это было невозможно. На самом деле изменилось все. Каждый нерв, каждый мускул ее тела, казалось, откликался на самые незаметные его движения, жесты, слова.— Ты был прав, — горько сказала Маргарет через некоторое время. — Мне не следовало приходить сюда.— Видишь, в этом ты уже согласилась со мной, — улыбнулся он. — Но уже поздно, Маргарет. Великий период самопожертвования закончился. Теперь я буду брать все, что мне дарит судьба. Если ты не станешь приходить в мастерскую, я буду приходить к вам и часами сидеть в комнате Йена.— Даже не думай!— Почему? Я люблю Йена. Он жалеет о том, что я в последнее время перестал к нему приходить. Выбирай. Или ты будешь приходить сюда одна, или я буду приходить к Йену. И, глядя на меня, ты каждую минуту будешь чувствовать, о чем я думаю и что я хотел бы сделать.Она не смогла бы вынести такой пытки. Картаук знал об этом, как знал все, что имело отношение к ней.— Еще вчера я думала, что ты добрый. Но это неправда. Ты очень жестокий.— Я ни добрый, ни жестокий. Я просто измученный жаждой человек, который мечтает только о том, чтобы припасть к живительному источнику. — Он повернулся к ней спиной. — Сегодня ты немного вышла из себя. А для того, чтобы вырезать печать, рука должна быть особенно твердой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57