Как схожи человеческие мысли. Значит, и поступки не менее похожи – отсюда и надо плясать.
– Где тебя искать, Вано? Надеюсь, ты уже не собираешься накладывать на себя руки? Мир, может, и жесток, но не настолько, чтобы умирать, радуя тем самым таких вот толмачевских. Уж я его, точно, переживу и постараюсь побольше пронюхать про это сомнительное заведение. Так какой у тебя номер? – Я приготовился записать телефон, вытащив ручку и блокнот из спортивной сумки.
– У меня нет телефона. – Вано почему-то смутился. – В общем, и квартиру я снимаю… временно. Давай, Ник, для связи будем приходить в «КОСА».
– Если нас туда впустят. Но в любом случае – звони мне. – Я крепко пожал Вано руку и побежал к своей остановке. Мне нужно было поскорее добраться домой: я еще надеялся застать Оксану и многое ей рассказать. И о многом спросить.
Когда я перешагнул порог своего родного дома, он мне показался раем по сравнению с модерновой, эстетской квартирой Толмачевского. Моя квартира не сияла, не отличалась высокохудожественным стилем. В ней не хотелось думать о вещах, в ней просто хотелось думать.
Я бесшумно приблизился к спальне и распахнул дверь. Оксана сидела на кровати, поджав ноги, и читала. На ней были простенькая мужская рубашка в крупную клетку и традиционные джинсы. Светлые глаза, обрамленные скромной круглой оправой, впились в страницы, и она даже не слышала, как я подошел. Когда же я прикоснулся к ее плечу, она вздрогнула.
– Ник? Фу, как ты меня напугал. Что-нибудь случилось?
– Почему ты так решила?
Она встала. В джинсах и рубашке она казалась моложе своих лет. Этакая девчонка из соседнего двора, еще не познавшая роковой страсти. И я не преминул отметить, какая милая у меня жена.
– Ник! Что с твоими руками! О Боже!
Я посмотрел на свои руки. Конечно, в данный момент руками скрипача их назвать было нельзя. Им пришлось выдержать сильный удар Афродиты. Они распухли, покраснели, уже покрылись темными синяками. К тому же они сильно болели. Но это было гораздо лучше, чем раскалывающаяся голова. С головой же в данный момент у меня все было в порядке.
– Поздравь меня лучше с новым рождением, – улыбнулся я в ответ. – Иначе ты могла бы совсем скоро стать молоденькой и хорошенькой вдовушкой.
– Не шути так, Ник. – Оксана не улыбалась. И ее глаза встревоженно бегали по моему лицу.
– Все печали уже позади, успокойся, милая.
Я усадил Оксану на кровать и поведал ей обо всех злоключениях, случившихся со мной сегодняшним утром, начиная с разговора с Порфирием и заканчивая встречей с управляющим «КОСА». Оксана внимательно слушала меня, широко раскрыв большие светлые глаза. И, когда я закончил свой монолог, она тяжело вздохнула.
– Если бы ты знал, Ник, как мне все это не нравится. Ну, зачем ты ввязался в это дело? Скажи, зачем? Ведь это опасно. Ты хочешь знать мое мнение? Оно однозначно. Ты должен остановиться. Ты не должен больше рисковать. Поверь, Порфирий далеко не дурак, он и без тебя разберется. И, если девушка не виновна, ее оправдают и без твоей помощи.
Я нахмурился. Меня ее мнение не устраивало.
– Честно говоря, Оксана, я пришел к тебе за помощью. За советом, если хочешь. Ты многое просекаешь. От тебя не ускользают даже малейшие детали. А ты… Но в любом случае я постараюсь узнать правду. Даже без твоей помощи.
И я встал, собираясь уходить. Оксана удержала меня за руку.
– Не торопись, Ник. Не будь ребенком. Я всего лишь боюсь за тебя. И это вполне нормально. Но, если ты решил окончательно… Хорошо, я постараюсь тебе помочь. Но, думаю, тебя это не обрадует.
– Ты о чем, Оксана?
Она помолчала, словно собираясь с мыслями, словно раздумывала, с чего начать разговор. Потом встала, приблизилась к окну, за которым уже не светило сентябрьское солнце. Небо покрылось густыми тучами. Ветер раскачивал из стороны в сторону ветки продрогших деревьев. Вот-вот должен был хлынуть дождь. И от этой резкой перемены погоды моя тревога усилилась.
– Что ты хочешь сказать, Оксана?
Она, повернувшись ко мне спиной и вглядываясь в почерневшее небо, ответила:
– Ник, когда ты ушел, я долго думала. Что-то во всей этой истории мне не давало покоя. Какое-то смутное предчувствие, словно я что-то знаю, с чем-то уже сталкивалась. И наконец вспомнила! Ник, прошу тебя быть терпеливым. И выслушать меня до конца, как бы тебе ни было больно.
– Я слушаю. – Во рту у меня пересохло, и мне страшно захотелось выпить. Но я поборол это желание. – Я тебя внимательно слушаю, Оксана.
– Да… Я вспомнила. Имя! Ник, я вспомнила, что уже сталкивалась с таким именем – Василиса. Конечно, я могла и ошибиться. Но все же… Это довольно редкое имя сегодня. И женщин Василис не так уж много на свете. Василиса… – Оксана грустно улыбнулась. И, повернувшись ко мне вполоборота, продолжала: – Да, я вспомнила, что девушка с таким именем фигурировала в моем досье. Ее фамилия Воронова. Да, Ник? – Она резко повернулась ко мне и посмотрела в упор.
– Да, – только и мог выдавить я.
– Я так и думала. Впрочем, этого ты мог и не говорить. По твоим описаниям это была именно она. Я ее хорошо помню. Волосы такие крашеные, пепельные. Чем-то лисичку напоминает.
Мое сердце бешено забилось, и я никак не мог его успокоить. Мне осталось смириться и слушать,
– Я ее хорошо помню. Она выглядела такой несчастной. В общем, как бы тебе проще объяснить… Ее диагноз был однозначен – суицидальный синдром. Девушка уже несколько раз, начиная, по-моему, с шестнадцати лет, делала попытки к самоубийству. Она, если мне не изменяет память, рано осталась без родителей. Возможно, именно этот фактор повлиял на ее психику. Она была подвержена глубокой депрессии. Частым, почти безосновательным стрессам.
Но, что самое страшное в истории ее болезни, – это какое-то целенаправленное, почти сознательное желание смерти. Понимаешь, Ник, все жизненные неурядицы, неудачи она превращала в глобальную трагедию. И они становились для нее удобным и, как бы дико это ни звучало, удачным поводом для ухода из жизни. Я не назову ее случай редким. Но здесь…
Понимаешь, пациенты, которые ко мне обращаются, ищут помощи. Как бы они ни ждали смерти, подсознательно они хотят жить. И хотят, чтобы их вернули к жизни. В любом случае у каждого из этих больных – чаще всего они вовсе и не больные, а просто несчастные люди, оказавшиеся в тупике и ищущие выход в смерти, – у каждого из них есть не один шанс на полное выздоровление, на полное возвращение к нормальной жизни. А Василиса…
Ее случай был далеко не простым. В том-то и дело, что она сама искала повода для смерти. У нее была навязчивая идея о смерти. Она словно была рождена для нее, словно ее единственной целью в жизни была – смерть.
– Боже, как это страшно. – Я обхватил голову руками, сдавив пульсирующие виски.
– Ты сам этого захотел, Ник. Ты захотел узнать все. Мне продолжать?
Я поднял на Оксану тяжелый взгляд. Я не хотел этого слушать, но и не слушать не имел права. Я уже не был прежним Ником, шарахающимся от трудностей и от слова «смерть». За последнее время я много уже пережил, со многим столкнулся и многое понял. Но главное, что я смог понять, – это необходимость в любой ситуации знать всю правду, какой бы она ни была. Только тогда можно избежать страха, закалиться и смириться с трудностями жизни. А попросту значит, научиться жить.
– Продолжай, Оксана, я тебя внимательно слушаю,
– Как знаешь, Ник. Самое неприятное еще впереди. Эта девушка… Она была предельно откровенна со мной. Как на исповеди. А психиатры так же, как и священники, обязаны хранить тайну. Может, поэтому нам пациенты безоговорочно доверяют. Мы не имеем права обманывать их доверие, поэтому всю правду тебе не обязательно знать, но главное я обязана сказать, поскольку речь идет об убийстве и подозревают именно мою пациентку. К тому же ты не сыщик. Ты мой муж, которому я безгранично верю. Ты не станешь использовать информацию в своих целях, против меня.
– Не волнуйся, Оксана. Я не допущу, что бы ты осталась без работы. И если прибегну к этой информации, то крайне осторожно. И только с единственной целью – спасти девушку от несправедливого наказания.
– Да… – неопределенно протянула Оксана. – Несправедливого. Дай Бог, чтобы именно так и было.
– Ты в чем-то сомневаешься? – нахмурился я. – Ну же!
– Как я уже говорила, девушка мне безгранично доверяла. Она подробно рассказала, как ее бросил какой-то парень. Теперь я понимаю, что это был именно Стас. Они вроде бы были артистами какой-то известной танцевальной группы и танцевали в паре. Я пыталась с ней побольше говорить о профессии, настроить на иной лад. Я отлично знаю, что любимая работа часто помогает благополучно избежать крайних решений. Но она и слушать меня не хотела. В общем-то, в тот момент она ничего и не хотела, кроме одного – умереть. Что с ней бывало и раньше, по другим или схожим причинам. Ты понимаешь, Стас был не единственным парнем, с которым она жила и с которым рассталась…
У меня неприятно засосало в груди. Я понимал, что Оксана не имела права рассказывать полную правду, но я так же понимал, что она имела в виду и на что намекает. Вася ей наверняка поведала, что Стас не единственный в жизни, из-за которого она хотела покончить с собой. Стас – это всего лишь один из героев ее любовных романов и приключений. Оксана давала понять, что у девушки явные нарушения психики, а это становилось серьезным.
– Но, Ник, на что я хочу обратить внимание и что конкретно имеет отношение к делу. В случае со Стасом она не раз заявляла, что мечтает увидеть его мертвым. Понимаешь? Себя и его тоже!
– Оксана! О Боже! Этого не может быть!
– К сожалению, может. Более того, ты это можешь узнать у нее, конечно, ссылаясь только не на меня. Как-нибудь спроси при случае. Но и это еще не все. Самое страшное в этой истории – цианистый калий.
– Что??? – выкрикнул я, вскочив с места.
Оксана жестом руки остановила меня, дав понять, чтобы я успокоился.
– Ты сам этого захотел, и теперь нет смысла останавливаться на полпути. Да. Ты не ослышался. Именно цианид, которым и был отравлен несчастный парень. Но я начну с предыстории. Дело в том, что одним из моих методов лечения является страх. Не понимай буквально. Я не запугиваю пациентов. Я как бы проигрываю с ними смерть. Понимаешь? Я узнаю, каким способом они хотят рассчитаться с жизнью.
Безусловно, любой из способов страшен, и я ненавязчиво, но довольно убедительно описываю симптомы этой смерти. Привожу случаи, отчасти реальные, отчасти вымышленные, случаи смерти моих пациентов, которые все же покончили с собой именно таким способом.
У меня даже есть видеопленки – конечно, там почти всегда в роли смертников подставные утки, всего лишь артисты, но для больных это не имеет значения. Эти видеофильмы являются как бы кульминационным моментом моей психотерапии. И они действительно боятся, когда реально, воочию видят ужас смерти, видят мертвое тело, агонию и, естественно, не видят рая, в который их должна унести смерть. Рая нет – есть смерть. И она страшна, Ник. Я до сих пор удивляюсь, как ты, здоровый, умный мужик, пожелал себе такого. Поддался на провокацию прохвостов из «КОСА». Хотя, я думаю, это была для тебя всего лишь игра. Актерская игра.
– Не обо мне пока речь, Оксана. Что ты хотела сказать о яде?
– Да… О яде. Когда я спросила Воронову, каким способом она решила умереть, девушка просто ответила: с помощью цианистого калия. Я показала ей пленку, где была заснята именно такая смерть. Но на нее этот розыгрыш не произвел никакого впечатления. Она сказала, что поздно ее пугать, что этот яд у нее уже есть и он нужен ей. Именно он дает ей еще силы жить, потому что она знает, что в любой момент можно прибегнуть к его помощи. Единственное, что никогда не поздно сделать. Поэтому она в силах оттягивать этот момент, зная, что у нее в доме есть все, чтобы в один миг рассчитаться с жизнью. Потом…
Потом она как-то неестественно рассмеялась. И добавила: «К тому же я могу уйти не одна – я могу и забрать кого-нибудь с собой…» Вот тогда… Тогда, Ник, я поняла, что мне одной трудно изменить ее психику, что я бессильна. Один из немногих случаев в моей практике, когда я совершенно бессильна. Я умею признаваться в своем поражении, Ник. И не боюсь его. У меня, как и у любого врача, просто обязаны быть ошибки. Иначе нас бы просто приравнивали к богам. Мы не боги, Ник. И я это всегда это помню.
– И что потом случилось с девушкой? – сухо спросил я. – Ты умыла руки, а ее отправила домой, за цианидом?
– Боже, как ты слабо разбираешься в медицине и к тому же плохо обо мне думаешь, Я не заслуживаю такого отношения. Думаю, ты как никто знаешь меня. Я борюсь за человека до конца. До конца! Но, проиграв в этой борьбе, я обязана отправить пациента на более серьезное лечение, где есть и нужные медикаменты, и хорошо оборудованная лаборатория, технологически совершенные аппараты, к тому же – должный покой и все условия для такового.
Поверь, Ник, лично моя профессия в основном заключается в душеспасительной беседе и в нетрадиционных методах лечения. Когда нет сил идти в церковь и не хватает веры, идут ко мне. И, если я бессильна… Я отправила эту девушку в Суицидальный реабилитационный центр. Это прекрасная организация для реабилитации подобных больных. Они помогли очень многим несчастным. У них в запасе тысячи блестящих врачей, много опыта, миллион связей с подобными же организациями за рубежом.
– Значит, в их ведомстве и «КОСА»? И скорее всего, они и направили туда Васю как безнадежно больную, чтобы помочь ей безболезненно уйти из жизни?
Оксана пожала плечами.
– Честно говоря, я не слышала о «КОСА». Но, возможно, это один из новейших экспериментов Центра.
– И, думаю, не из самых удачных. Впрочем, не мешало бы об этом побольше узнать.
То, что сообщила Оксана, было ужасно. Мои мысли путались, и я долго не мог привести их в порядок. Во-первых, в этой истории мне не нравилась сама Василиса. Я, конечно, любил ее. Но история, рассказанная Оксаной, слегка отдалила меня от Васи.
По-видимому, сработала типичная реакция, свойственная только мужчинам, на больных людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48