Ведь в противном случае ей пришлось бы распроститься с деньгами, а на такое старуха никогда не пойдет.
Мерзкое же она создание.
Хорошо было и то, что в деле замешана Патрисия Огден. Лиза не сомневалась, именно адвокатесса через миссис Шелл посоветовала Данби этот занюханный мотель. Старуха никогда не бывала в Л.А., откуда же ей знать укромные места.
Душка Патрисия воображала, что умнее всех. Она поняла, с Данби на свободе Джейсон Картер скорее раскошелится на миллионы. А когда боксер попадет за решетку, вытрясти денежки из банкира окажется гораздо сложнее. Но тут адвокатесса просчиталась. Теперь, когда понадобится, ей придется выполнить все, что прикажет ей Лиза. И это тоже было хорошо.
А пока следовало закончить с этим мускулистым кретином, что стоял, полуоткрыв рот, и глупо пялился на нее. Лиза была уверена, это окажется несложно.
18
-- Ты стал знаменитостью в городе, Юджин, -- голос Лизы звучал чуть хрипловато. -- Не предложишь мне сесть?
-- Конечно.
Данби чуть отступил назад, его рука непроизвольно поднялась вверх, и он сам не понял, хотели его пальцы указать на расшатанный стул, убого прикорнувший в глубине комнаты, или властным движением сомкнуться на полуобнаженной груди девушки.
Лиза развернулась и медленно отошла к стулу. Ее бедра плавно изгибались на каждом шагу, платье волновалось, обнажая плоть.
Они оба были смешны в этот момент -- и Данби, ошарашено раскрывший рот при виде полуобнаженной женщины, как будто ему было пятнадцать, и Лиза, пытающаяся играть роль роковой женщины.
Но оба были слишком заняты друг другом, чтобы замечать нелепость своего поведения.
-- Ты умен и дерзок, -- произнесла Лиза, устраиваясь на стуле. Она эффектным жестом перекинула ногу за ногу, стул покачнулся, и она едва не упала.
Данби не заметил неловкости девушки. Он не знал, что делать, не знал, о чем думать, не знал, куда девать руки. Он хотел ее.
-- Твои поступки произвели сенсацию в городе, Юджин, -- Лиза слегка наклонилась вперед, и Данби увидел ее полные груди. -- Журналисты заплатили бы большие деньги только за одно интервью.
-- Вы из газеты? -- голос Данби тоже звучал хрипло.
Это был глупый вопрос -- глупый настолько, что даже сам Данби, несмотря на свое состояние, понимал это. Шикарная женщина, от которой пахнет дорогими духами, в вечернем платье -- она не может быть репортером. Но ничего лучшего он сказать не смог.
-- Я? Нет, Юджин, -- Лиза засмеялась. Ее смех взволновал Данби, было в нем что-то волнующее и заставляющее кровь сильно биться в висках, как в конце последнего раунда. -- У меня есть для тебя работа.
-- Работа?
Юджин Данби не осознавал того, что произошло. Не была в состоянии понять этого и Лиза. Но ее появление стало тем толчком, которого подсознательно ждал разыскиваемый полицией боксер.
Она сказала ему, что делать дальше.
-- Работа, -- Лиза кивнула. -- Я знаю, что ты хорошо управляешься с винтовкой. Теперь весь город знает это. Есть два человека.
-- Я должен их убить?
Юджин Данби никого не убивал в своей жизни. Только больших черных тараканов, которых он ловил по ночам на маленькой кухоньке в своей квартире. Они сердито поводили усами и еще некоторое время продолжали шевелить лапкам уже после того, как их тело было раздавлено ботинком.
-- Ты ведь умеешь это делать, не так ли?
Данби сам не заметил, как подошел к ней. Девушка плавно распрямилась, теперь кончики ее грудей почти касались его тела. Лиза почувствовала острый запах мужского пота, и это ей понравилось.
Она раскрыла небольшую изящную сумочку из черной кожи и достала из нее фотографию.
-- Вот первый из них, -- произнесла она, -- его зовут Кларенс Картер.
Этот неудачник не должен получить семейных акций. Да и деньги, доставшиеся ему от дяди Боба, тоже вернутся семье.
-- Подонок, -- прохрипел Данби, и было неясно, что больше заставляет его голос хрипеть -- ненависть или сексуальное возбуждение.
-- Это первый, -- повторила Лиза. -- Когда с ним будет покончено, мы поговорим о втором.
Вторым будет Уесли Рендалл. Ее рыцарь в сверкающих доспехах. Он горько пожалеет о том, как с ней поступил. А сперва она придет к нему и расскажет, как мало ему осталось жить.
Ей хотелось посмотреть в его глаза, когда он осознает серьезность ее слов.
Но это будет потом.
Срок получения Кларенсом акций приближался.
Данби неловкими короткими пальцами взял фотографию и тут же измял ее. Он случайно дотронулся до тела девушки. Или намеренно? Лизе тоже становилось жарко.
-- Я заплачу тебе пятьдесят тысяч долларов, -- произнесла Лиза. Они все еще стояли друг против друга, и их тела почти соприкасались. -- И столько же за второго. А еще...
Ее рука поднялась вверх, а пальцы скользнули по мускулистому плечу Данби.
-- А еще ты сможешь рассчитывать на кое-что...
Он был полностью в ее власти. Она подчинила себе его волю, и теперь он сделает все, что она захочет. Теперь можно уйти. Но...
В голове Данби кипела кровь, вымывая последние осколки мыслей. Его пальцы разжались, и смятая фотография комком мусора упала на пол. Данби обхватил Лизу и прижал к себе.
Он окружил ее всю, его сильные руки обхватывали талию, грубо ласкали спину, ягодицы. Его крепкое тело прижималось к ней, она чувствовала запах его пота, а губы больно ласкали шею.
Почему бы и нет?
Сумочка медленно соскользнула с оголенного плеча Лиза, и ни один из них не слышал шума падения. Руки девушки обхватили его шею, он обнял ее гибкое тело и приподнял. Крепкие сильные ноги теннисистки сомкнулись на мужчине, и он понес ее к кровати.
Он покрывал неловкими поцелуями ее полуобнаженную грудь, она тихо стонала.
Ей нравилось отдаться этому грубому, неумелому животному, почти каждое движение которого причиняло ей боль. В этом сексе казалось ей что-то грязное, извращенное, и кровать, на которую Данби опустил девушку, тоже была грязной.
Лизе это нравилось, и она сама не понимала, почему.
Данби обхватил пропитанную потом майку и резким движение сорвал ее с себя. Он инстинктивно чувствовал, что не справится с дорогим вечерним платьем, что порвет его, а поступить так он не мог. Мери хорошо выдрессировала его.
В те минуты он и не вспоминал о ней.
Руки Лизы лихорадочно нащупывали застежки платья. Ей хотелось скорее избавиться от него и почувствовать, как грубая плоть боксера давит и сминает ее тело. Она спешила.
Когда обе застежки были наконец освобождены, Данби уже стоял перед ней. Его джинсы лежали на полу под ним, и он неловко отделывался от трусов.
Лиза посмотрела на него, и ее губы начали медленно расплываться в довольной улыбке. Она встала на колени и медленно сняла платье через голову. Властно срываемая ткань больно защемила груди, и это еще больше возбудило ее.
Потом она подалась вперед, ее руки сомкнулись на бедрах мужчины, влажные губы властно обхватили член. Данби тяжело дышал, его пальцы сжимали голову девушки, зарываясь в сверкающие волосы.
Фактически это он отдавался ей, а не она ему.
Напряженный язык Лизы ласкал и мучил мужскую плоть. Ее пальцы изогнулись, и острые ногти впились в ягодицы Данби. Тот слегка охнул.
Девушка все глубже погружала ногти в кожу любовника, ее язык и губы продолжали работать. На пол упало несколько капелек крови.
Лиза не успела снять ни трусики, ни туфли. Это возбуждало ее еще больше. Она чувствовала, что за эту ночь еще успеет сомкнуть бедра на талии этого мужчины.
Данби не мог больше продолжать. Краем сознания Лиза отметила, что этот мужчина не может так чутко управлять своим телом, как мог Уесли. Но это и хорошо. Ведь теперь она управляет его телом.
Неожиданно Данби почувствовал слабость в коленях. Ногти Лизы в победном движении глубоко впились в его ягодицы. Кровь тонкой струйкой полилась на пол, но теперь он не чувствовал боли.
Блаженство длилось несколько мгновений -- или ему только так показалось? Пошатываясь, он отступил от нее, и чуть не упал, запутавшись ногами в валявшихся на полу джинсах.
Тело Лизы распрямилось, большие полные груди были направлены на него. Она блаженно улыбалась, напряженный язык лениво и жадно облизывал влажные губы.
-- Чего ты стоишь, красавчик? -- хрипло спросила она. -- Ты даже не снял с меня трусики.
Они оба были смешны в тот момент.
Данби, который никогда не был преступником и даже не умел стрелять, ощущал себя героем. Лиза была уверена, что именно так и должна вести себя роковая женщина.
Оба они видели свои роли только в кино, и теперь исправно исполняли их. Персонажи, которых они наивно изображали, и не могли существовать нигде, кроме безвкусного кинофильма. Никто из них не знал, какова настоящая жизнь в той ее области, куда они так безрассудно вступили.
Они были смешны и жалки, как подростки, в первый раз в своей жизни припарковавшие отцовскую машину перед взрослым баром.
Но какое это имело для них значение? Они верили в свои роли и были ими довольны. Близость доставляла им наслаждение. Лиза воображала ее грязной и извращенной, Данби -- красивой и возвышенной.
Это был обычный секс.
Администратор мотеля давно отправился спать, повесив на дверях замусоленную табличку, на которой нельзя было почти ничего разобрать. Ни в одном из соседних домиков не горел свет.
Ночь только начиналась.
19
Ночь только начиналась.
Сухие, покрытые короткими светлыми волосами пальцы Джейсона Картера нервно мяли мою визитную карточку. "Майкл Амбрустер. Частные консультации". И телефон.
Внизу от руки было добавлено название страны в Юго-Восточной Азии. Почерк был корявым, я написал это в машине.
За окном стало совсем черно.
-- Что вам известно обо всем этом? -- голос старого банкира звучал резко, но вместе с тем как-то невыразимо глухо. Он устал.
-- Почти все, мистер Картер, -- я сидел напротив него, он стоял. Мне опять пришлось сесть без приглашения. Когда мы вошли в зал вслед за дворецким, банкир вот так же стоял у окна, а его пальцы мяли мою визитную карточку.
Он не подумал о том, чтобы предложить нам сесть, а это был не тот случай, когда стоило демонстрировать хорошие манеры.
Я тоже устал.
-- Сколько времени дал вам этот человек? -- голос Франсуаз был уверенным и деловым. Она не сомневалась в том, что доктор Бано уже успел позвонить своей жертве и поставил новые условия.
-- До полуночи, -- Джейсон Картер сделал несколько шагов, подошел к камину и оперся на него, стоя спиной к нам. Скомканная карточка выпала из его рук и упала на пол в нескольких дюймах от языков пламени. Огонь тускло отражался на глянцевой поверхности начищенного паркета.
-- Он дал мне пять часов, -- повторил банкир, ни к кому не обращаясь. Его тело было неестественно выпрямлено, спина напряжена, глаза смотрели куда-то вперед. Перед ним в застекленных позолоченных рамках стояли четыре фотографии, и мне не было видно, к какой из них в тот момент был устремлен взгляд банкира.
-- Он потребовал немедленного ответа, -- руки Картера, упирающиеся в каминную доску, неожиданно напряглись. Через мгновение они расслабились снова. -- Хотел, чтобы я сразу назначил время. Тело моего брата в тот момент положили на носилки ...
-- Это портрет вашего отца? -- спросил я.
Банкир обернулся. Если он и слышал мои слова, они миновали его сознание.
-- Носилки еще не успели поднять, когда зазвонил телефон, -- в голосе старого банкира я почувствовал детскую обиду. Человеку, убившему его брата, он не мог простить именно этого -- вульгарного звонка в столь трагический момент.
-- Я стоял там, прямо над телом, а телефон зазвонил, -- если бы этот человек умел плакать, на его глазах стояли бы слезы. Но он не умел.
Я молчал. Мне не хотелось смотреть на лицо старого Картера. Для этого я слишком устал. Встречаться глазами с высоким уверенным в себе мужчиной на старомодном портрете я тоже не мог. Наверное, потому, что сам не ощущал уверенности. Одна рука человека на картине упиралась в колено, другая покоилась на какой-то книге. Брови слегка нахмурены.
В окне почти ничего не было видно.
-- Я сказал, что не могу сейчас говорить об этом, -- продолжал банкир. -- Он только что убил моего брата, а после этого звонил и требовал...
Джейсон Картер выглядел жалко.
-- Я попросил у него день, день на размышление. Я умолял. Вокруг меня стояли люди, они не слушали мой разговор, но ведь они могли услышать. Мне пришлось спорить. Я торговался с ним над телом своего брата.
В черном окне виднелось несколько ярких точек. Вдалеке простирался Лос-Анджелес, и я лениво пытался угадать, какие из множества его небоскребов вижу сейчас перед собой.
-- Он дал мне час. Только час! А ведь мне приходилось подбирать слова, чтобы никто вокруг не понял, о чем я говорю. Я попросил хотя бы двенадцать. Мне надо было заняться похоронами. Еще полицейское дознание... Этот инспектор стоял позади меня, он молчал, но я-то видел, что ему не терпится. У него хватило такта не поторапливать меня, но...
Мне показалось, что я узнал здание телекомпании Западного побережья, но я все еще сомневался. Слушать рассказ Картера было неприятно. Смятая визитная карточка лежала рядом с лакированным ботинком банкира.
-- Тогда он сказал, что согласен на полтора. И мне снова пришлось торговаться. Я видел, как на меня смотрел инспектор. Он решил, что я что-то покупаю или продаю на бирже. Не знаю, что он обо мне подумал... В конце концов, этот человек согласился на пять часов. Тогда было около семи, и он сказал, что позвонит после двенадцати. Боже...
-- Срок истечет через пятнадцать минут, -- голос Франсуаз оставался деловым и уверенным в себе. Уж она-то понимает по часам и умеет считать.
-- Полагаете, вы сможете обеспечить безопасность вашей семьи? -спросил я.
Человек над камином пристально смотрел на меня. Создавалось ощущение, что он очень хотел вмешаться в разговор, но художник изобразил его губы плотно сжатыми. Сын унаследовал эту привычку.
-- Я не знаю, что делать, -- устало произнес банкир. -- Я не могу сделать ничего. Лизы нет дома, -- он махнул рукой, и на его лице отразилось страдание. -- А я даже не знаю, где она. Через четырнадцать минут позвонит этот человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66