– Чего она не понимает? Мой сын должен лечиться в санатории, а жена быть при нем, ясно? А если она отказывается их устроить, то еще не поздно и ей занять место рядом со мной! Так ты ей и передай и пусть она тебя с дурацкими вопросами больше ко мне не посылает! Нечего дурака валять! Чего она добивается? Если спустя два дня жена с сыном будут еще в Рио, я расскажу все, что знаю. Понял?
– Понял, – сказал Леу. – Так и передам.
– Так и передай!
На том они и расстались.
Больше у Леу не было сомнений. Зила сказала ему правду. Домой он вернулся, клокоча от ярости, и сразу прошел к Бранке, которая совсем недавно вернулась домой.
– Ты! Ты! – начал он с порога. – Ты немедленно пойдешь в полицию и во всем признаешься! Иначе завтра же все газеты опубликуют сенсацию века: «Мать ценой преступления разбивает счастье дочери!» Об этом позабочусь я!
Впервые в жизни Леу так орал на Бранку. И вместо обычного пренебрежения к этому прекраснодушному мозгляку в ней вспыхнул ответный гнев. Она мгновенно поняла, о чем говорит сын, в чем ее упрекает, и пришла в неменьшую ярость из-за того, что этот бестолковый дурень вмешивается в ее дела.
– Пошел вон, щенок! – заорала она на него. – И не смей больше так говорить со мной!
– Говорить! – продолжал орать Леу. – Ты должна заплатить за то, что сделала! Ты – преступница! Посадить в тюрьму неповинного человека! Растоптать счастье дочери! Ты за все заплатишь!
– Я уже заплатила! – кричала в ответ Бранка. – И дорого! Много ты понимаешь в жизни! Не смей вмешиваться! Я знаю, что делаю!
– Я тоже знаю, что ты делаешь! – не унимался Леу. – Или Ты пойдешь в полицию и во всем признаешься, или Фаусту даст показания против тебя! Я только что был в тюрьме и говорил с ним!
– Гаденыш! Что ты ему наговорил? Признавайся! Или я тебя уничтожу! – Бранка схватила ножницы и надвигалась на Леу. Она ненавидела этого святошу, этого чистоплюя, который вечно лез туда, куда его не просили, и все портил! Мало она натерпелась от его безмозглого отца, так теперь второй безмозглый будет портить ей жизнь! Она в эту минуту в самом деле его ненавидела и готова была уничтожить.
Но и Леу ненавидел ничуть не меньше эту прущую на него неразборчивую в средствах жизненную силу. Слезы ярости выступили у него на глазах, когда он крепко схватил мать за руки и заставил выронить ножницы.
Гневными, ненавидящими взглядами мерили они друг друга. Ни один не желал уступить. Ни один не мог сдвинуться с места.
– Да тот, кого ты сейчас защищаешь, убьет тебя, если ты вытащишь его из тюрьмы! Благодаря мне он стал богатым человеком! За грош он и в огонь руку сунет! – скривив губы, злобно зашипела Бранка. – Я его озолотила, осчастливила! Тоже мне, нашелся защитник сирых и убогих! А Нанду? Да! Этот алкоголик не Милены заслуживает, а тюрьмы. Дешево ты сестру ценишь, если готов ее отдать первому проходимцу!
Ее бесило прекраснодушие Леу. Он был выродком в их сильной, жадной до жизни семье. И она временами всерьез и от души ненавидела младшего сына, с которым и в детстве было тяжело и который не принес ей никакой радости, став взрослым.
– Ты не мать, у тебя сердце каменное! – выкрикнул Леу, защищая Милену, и при мысли о всех тех унижениях, которым подвергала его родная мать, чьей любви он добивался столько лет и которой так и не добился потому, что она знать не знала, что такое любовь, у него на глаза навернулись слезы и текли, текли помимо его воли по лицу. – Ты – тигрица! Преступница! Ты собственных детенышей ешь!
– Да! Да! – истерически подхватила Бранка. – Меня нужно уничтожить! Дай мне ножницы! Где они? Я убью себя! Мне нечего делать на этой земле! Здесь все меня ненавидят!
У Бранки началась настоящая истерика. С хохотом и слезами она рвалась к ножницам, и Леу с трудом удерживал ее.
Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы не Атилиу. Он пришел навестить Бранку. После посещения его мастерской между ними вновь натянулась та потайная ниточка, которая то слабее, то туже, вопреки всякой логике связывала их всю жизнь.
– Что ты сделал с матерью, Леу? – спросил он с недоумением. Такой Бранки он еще не видел, хотя считал, что знает ее лучше чем кто-либо.
Леу молча вышел.
Увидев Атилиу, Бранка мгновенно взяла себя в руки, выпрямилась, вытерла слезы.
– Сейчас я сделаю тебе твой любимый мартини, – пообещал он.
Следом за Атилиу вошел и Арналдо.
– Я приехал забрать кое-какие бумаги, – сообщил он. – Угости нас чем-нибудь попрохладнее. Жара стоит невыносимая.
Атилиу с нежностью поцеловал руку Бранке, и на ее лице появилась улыбка. Когда он протянул ей бокал с мартини, она счастливо вздохнула и вновь стала всем привычной королевой с правом казнить и миловать. Вошедшую дочь она встретила насмешливой колкостью:
– Интересно, откуда ты, Милена? Сегодня я была в твоем магазине – там пусто: ни тебя, ни покупателей!
– Неудивительно, мамочка! Мы все почувствовали твое приближение и разбежались кто куда, – не осталась в долгу Милена.
– Хорошо, хоть разбегаетесь, а не нападаете, – насмешливо обронила Бранка, – а то сегодня меня Леу чуть ножницами не убил. И все из-за твоего Нанду, которого я, желая тебе добра, хотела немного помариновать в тюрьме, чтобы оба вы одумались.
Бранка посмотрела на Атилиу, ожидая сочувствия.
– Ты? Другого я от тебя и не ждала! – возмутилась Милена. – Я всегда знала, что ты мне враг! Но этого я так не оставлю.
– И убью тебя ножницами, – мрачно закончила Бранка. Милена готовилась ответить. Разгорался второй за этот день скандал. Ниточка, связывающая Атилиу и Бранку, вновь ослабла.
– Я уезжаю и беру с собой Милену, – сказал он, поднимаясь с дивана. – Давно я не прогуливался в обществе такой красавицы!
Он мягко взял Милену под руку, и она подчинилась его ласковой сильной руке.
– Я с вами, – торопливо сказал Арналду. Ему совсем не улыбалась перспектива остаться наедине с раздраженной Бранкой. – Нам нужно обсудить твою свадьбу.
Слово «свадьба» действовала на Милену завораживающе. Она сразу забывала обо всем.
Бранка никого не удерживала. С нее хватало сегодня переживаний. Как только она осталась одна, Зила принесла ей записку Фаусту, из-за которой и разгорелся в доме сыр-бор.
Прочитав ее, Бранка усмехнулась: новости ему сообщать! Он что, хочет из нее почтового курьера сделать? Совсем обнаглел.
Однако, как нелепо это ни казалось, она чувствовала, что они с Фаусту одного поля ягоды и прекрасно понимают друг друга, и ей с ним куда проще договориться, чем с Леу.
Она позвонила Розе и распорядилась послать Фаусту адрес санатория, где лечится его сын.
Потом она устало откинулась на подушку и опять с презрением подумала, что Леу просто блаженненький и принимать его всерьез грешно.
А Леу все никак не мог успокоиться, не мог справиться с потрясением: неужели его мать способна на такое? Неужели после этого она может спокойно спать, ходить, жить?
Глава 31
Пусть это покажется несколько странным, но Милене легче было не обращать внимания на предательство Бранки, чем Леу, который всегда и все прощал своей матери. Во-первых, потому, что она давно уже не доверяла матери и инстинктивно ждала от нее всевозможных гадостей. Больше того, в горячую минуту она даже высказала матери прямо в лицо догадку, что арест Нанду – дело ее рук. Во-вторых, мучительно пережитый арест любимого, слезы, бессонные ночи, полное отсутствие аппетита, отчаяние – все осталось позади. И возвращаться в это прошлое Милене не хотелось. Она стремилась к будущему – светлому, лучезарному, а если еще честнее, то целиком была занята настоящим: ощутимым присутствием Нанду, их близостью, их любовью. Она жила от встречи до встречи, и только они казались ей реальностью, а все остальное – сном, зыбким, нереальным. Мрачной тенью появилась в нем Бранка, и Милена отстранила ее, как отстраняют тяжелый заслон, чтобы дышать и дышать чудесным свежим воздухом.
Куда отраднее было для нее то, что отец, которого она так любила, жил мечтами о ее свадьбе. Арналду познакомился с Лидией, они нашли общий язык и могли часами сидеть рядышком и обсуждать саму церемонию, список гостей, угощение. Они не приходили ни к какому решению, потому что не хотели к нему прийти, потому что им нравилось это занятие и они вдохновенно ему предавались.
Когда, входя в дом Нанду, Милена видела тесно сблизившиеся головы: кудрявую будущей свекрови и седеющую отца, – оба увлеченно обсуждали что-то, – сердце ее сладостно сжималось от предчувствия счастливой благополучной жизни. Когда близкие вкладывают в нее столько любви, жизнь не может не быть счастливой.
Орестес на радостях ходил по дому на цыпочках и выпивал понемногу пивка, но занятая хлопотами Лидия ослабила бдительность. Ей казалось, что черные дни позади, что благополучие их так прочно, что почему бы и мужу не позволить себе такое невинное удовольствие, как пиво?
Семейная атмосфера в доме Лидии, ее пироги, хлопотливая заботливость действовали на Арналду размягчающе. Побывав вечером в доме Лидии, он приезжал утром в офис и долго о чем-то раздумывал, не в силах включиться в круговерть банковских операций, подрядов, контрактов. О чем он думал? Наверное, о своем будущем…
Как-то он услышал за стеной молодые голоса, разговаривал Леу с какой-то девушкой.
Девушка удивлялась, какой скромный кабинет у Леу, а тот ей объяснял, что он, собственно, в фирме никто. Вот Марселу – другое дело, он – вице-президент компании!
– Зато ты президент моего сердца! – раздался трогательный голосок.
Арналду стало любопытно, что же это за мышка-норушка, которая польстилась на его младшенького? Он взял папку с документами и понес ее к Леу. Надо поддержать сыночка! Как это никто? Уважаемый человек – с правом подписи!
Каково же было его изумление, когда он увидел рядом с Леу очаровательнейшую из девушек, которая вдобавок смотрела на него с нескрываемым восхищением.
– Это Катарина, папа, – представил девушку Леу. – Вы знакомы ведь, правда?
– Да, конечно, – закивал Арналду. Он вспомнил, что не раз видел Катарину в магазине Милены, а потом еще и в рекламных роликах по телевидению.
«Ну и Леу! Ну и тихоня! Какую кралечку себе отхватил!» – Арналду счастливо засмеялся. Он всегда знал, что его младший не промах. Моту, что бы там ни говорили, никогда своего не упустят. Сыночек пошел в него!
Арналду сразу же загордился. Моту, они такие, они всегда любили красивых женщин, и красивые женщины всегда любили их!
Арналду и сам невольно приосанился, когда вернулся к себе в кабинет.
– Готовь вторую свадьбу, – насмешливо сказала ему Изабел, которая тоже видела Леу с Катариной. – Здесь без этого не обойдется.
– С удовольствием! – искренне отозвался Арналду. – А какая девушка, а? Мой-то тихоня, похоже, лучшую в Рио отхватил!
И он был недалек от истины. Впрочем, Изабел тоже. Катарина, вернувшись домой, сообщила матери:
– Знаешь, мамочка, мы с Леу решили пожениться. На лице Сирлеи появилась растерянная улыбка, она не знала, как ей отнестись к словам дочки, всерьез или шутливо?
– Ты не думай, мамочка, что я ему неровня, – горячо продолжала Катарина, – Леу совсем небогатый, это у него отец богатый, а сам он такой же, как мы. Зато сколько всего умеет и умный какой! Тебе же он тоже нравится, мамочка!
Катарина прильнула к Сирлее и замерла, делясь своим счастьем. Сирлея крепко обняла дочь.
– А тебе не кажется, что ты у меня совсем еще молоденькая?
– Вот и хорошо! – отозвалась Катарина. – Мы с Леу будем дольше счастливыми!
Сирлея не могла не признать, что с Леу и впрямь можно быть счастливой – от него веяло добротой и душевной щедростью.
– Рада за тебя, моя девочка, – сказала Сирлея, но глаза ее увлажнились. – Только ведь все в жизни непросто…
Но Сирлее не хотелось предостерегать, давать советы, настраивать на худшее. Зачем? Без трудностей никто в жизни не обойдется, но вступать в нее нужно с верой в собственные силы.
– В жизни все к лучшему! – оптимистично провозгласила Катарина и лукаво посмотрела на мать.
Сирлея смущенно потупилась. Дочь была права. С тех пор как она познакомилась с Педру и он стал за ней ухаживать, многое в ее жизни изменилось. Казалось, она столько лет прожила с Нестором, прожила в любви и вроде бы счастливо, но не случись того, что случилось, Сирлея до конца своих дней не узнала бы, насколько интереснее и разнообразнее можно жить, когда рядом с тобой совсем другой, любимый и любящий человек. Это она узнала только с Педру. А постель? Сирлея считала себя опытной женщиной, и Нестор был темпераментным мужчиной. Он сам про себя говорил, что погорел на своем темпераменте. Но и физическая близость с Педру оказалась неожиданной, необычной. Поначалу она стеснялась его как девочка. Она ведь не привыкла встречаться по гостиницам и мотелям. А потом вошла во вкус. В их встречах было что-то веселое, беззаботное, молодое – они назначали друг другу свидания и ждали их с колотящимся в груди сердцем. Каких только ласковых имен не напридумывал Педру Сирлее, и вспоминая об их любовных авантюрах, Сирлея всегда невольно смущенно и счастливо улыбалась.
Замуж она ведь вышла поздно, в молодости берегла себя и чуть не осталась старой девой. А сейчас как будто стала беззаботной сумасшедшей девчонкой, все ей было нипочем.
Мать и дочь обнялись и поцеловались. Кто бы мог подумать, что они станут такими близкими, так хорошо будут понимать друг друга, это после стольких-то ссор и размолвок?
– Да, в жизни все к лучшему, – согласилась с дочерью Сирлея.
На следующий день в дверь позвонили. Открыв, Сирлея увидела Нестора, а вместе с ним и Несторизинью.
Она глазам своим не поверила: это что еще за явление? Но разумеется, пригласила обоих войти. Перед детьми она всегда была беззащитна. Каково же было ее удивление, когда Нестор внес следом два чемодана.
– Что это значит? – лицо Сирлеи выражало недоумение, но сама она молчала, дожидаясь объяснений от Нестора.
– Попал в безвыходное положение. Еду в командировку, и Силвия тоже. Не с кем оставить ребенка. Поможешь?
Нестор действовал наверняка. Если речь шла о ребенке, Сирлея не могла отказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37