Нашла и осторожно сжала мою руку.
Хорошо… Как это хорошо — держать в руке теплую человеческую ладонь, чувствовать Ирину молчаливую поддержку и понимать: что бы ни случилось, она всегда будет рядом. Поддержит и поможет. Согреет занемевшие от колючего черного холода пальцы…
— А тем, кто был на стене, ты тоже скажешь: стрелять надо пореже?
— Обязательно скажу. При следующей личной встрече. — Я покрутил головой, осматриваясь. Опасливо — мало ли что — спросил: — А где… этот?
— Вояка? Там он, в машине. — Хмырь усмехнулся. — Дрыхнет. Сморило беднягу на нервной почве.
Я кивнул, предварительно заглянув в машину.
— Тогда пусть спит… Или, может, его вообще здесь оставить? — Я пнул видавшую виды резину колеса. — Сколько там горючки? Хватит?
— А это, — бывший инквизитор усмехнулся, — зависит от того, куда ты хочешь поехать.
Я промолчал.
А что я мог ответить? Что предпринять?
События последних дней крутились в памяти.
Насмешливая ухмылка Вождя, нелепая и искусственная рядом с его полным ледяной черноты презрительным взглядом. Сгорбившаяся в кресле фигура шефа, выступившие на его лице бусинки испарины. Сломанными куклами разбросанные на плывущем от жары асфальте тела. Презрительно-оценивающий холодный взгляд демона. Давящие на нервы церковные подвалы. Прорыв периметра, вампиры на городских улицах, одна за другой выезжающие из зачищенного района труповозки. Нелепые, непонятные, пугающие сны. Беспомощность. Беззащитность перед нависающей над головой махиной судьбы.
И право сделать свой выбор.
Понятно, почему это так ценится. Это очень трудно — выбирать. Гораздо труднее, чем просто плыть по течению, сетуя и жалуясь на жизнь, но не пытаясь ее изменить.
Свобода духа — высшая ценность этого, мира.
Но и цену за нее надо платить соответствующую.
Интересно, хватит ли горючего хотя бы до Магнитогорска?.. Наверное, нет. Да что там, точно не хватит… И сможем ли мы вообще спрятаться от этого кошмара?
Я устало вздохнул.
Сколько? Скольких жизней будет стоить приход Тьмы?.. Сколько человек погибнет при этом?..
— Вряд ли так уж много.
— Что?..
Я вздрогнул. Моргнув, уставился на невозмутимо встретившего мой взгляд Хмыря. И только тогда понял, что последний вопрос задал вслух.
— Я говорю, на самом деле смертей будет не столь много, как тебе кажется. Уйдут только самые чистые, такие, например, как мать Ефросиния, — им не будет места при новом порядке, и самые черные — в них просто отпадет нужда. Большинство останется и будет спокойно жить дальше, даже не поняв, что и как произошло.
Видимо, у меня был на редкость глупый вид, потому что бывший инквизитор громко фыркнул и счел необходимым пояснить:
— А ты, наверное, ждал безумных зверств, массовых закланий и рек крови? Зря. Все это наше, исконно человеческое зло. Оно банально, пошло, глупо и никому — в том числе и Люциферу — не выгодно. Тьма предпочитает несколько иные средства. Не столь жестокие, но подчас куда более эффективные.
— По-твоему, Тьма милосердна?.. — Я поднял бровь.
В ответ бывший инквизитор хмуро покачал головой.
— Ты не забывай: Тьма — это часть нас самих. Неотъемлемая. И, кстати, я никогда не говорил, что она добра и милосердна. Нет. Она всего лишь рациональна. Люциферу не нужны ни человеческие страдания, ни муки, ни смерть. На человечество как таковое ему вообще глубоко наплевать. Князю Тьмы нужны лишь наши души. Именно исходя из этого он и строит свои планы. И если ты считаешь, что, получив полную власть над миром, он первым делом устроит грандиознейшую бойню, ты, друг, глубоко заблуждаешься. Бойня ему не нужна и, по большому счету, совершенно невыгодна.
Ирина, поймав мой взгляд, слабо улыбнулась и пожала плечами. Я вздохнул. Меньше всего мне сейчас хотелось думать о том, что способен сотворить с нашим миром, дорвавшись до власти, Люцифер. И так понятно, что ничего хорошего…
— Ужас, боль, смертоубийства, массовые жертвоприношения, люди типа Еременко или того же Вождя — все это нужно Люциферу лишь на этапе борьбы, для того чтобы нагнать страх, внушить верность, привлечь больше последователей. Если Тьма победит, все это будет отброшено за ненадобностью. Завоевав территорию, ни один оккупант не станет напрасно резать местных жителей, или, как это выглядит с точки зрения Сатаны, транжирить ценный ресурс. Новая политика, новые правила, новые законы — это да. Будет. Но никаких массовых расправ. Нет, я, конечно, согласен, убийство — чернота в душе и кровь на руках — это неплохой аргумент в пользу владыки нижнего мира, и у такой души шансы попасть в ад значительно выше. Но тут есть одна проблема… Видишь ли, там, где есть убийца, есть и жертва. А это уже совсем другой коленкор. Безвинная смерть и мученичество — это ступени на дороге в рай…
Положив ладонь на колюче-холодную рукоять кинжала, я молча слушал.
— Равновесие, Алексей. Большое преступление требует большую жертву. Детоубийство, бросание на алтарь младенцев и беременных женщин, костры, пытки — все это отчетливо и надежно накладывает на палачей метку нижнего мира. Их души пойдут прямиком в руки Тьмы. Но куда, спрашивается, уйдет душа безвинно замученного ребенка? И стоит ли одна душа потери другой?.. Знаю, что ты хочешь возразить, но это тоже не выход. Убийство убийцы, особенно если это делает человек чистый и приближенный к свету, в определенных условиях может быть воспринято как казнь, как божественная кара. Тут, конечно, трудно судить, и, даже всего лишь рассуждая на эту тему, мы слишком многое берем на себя. Но факт остается фактом: именно на этом принципе стояла и стоит наша святая инквизиция.
Странно, наверное, слушать лекцию о природе добра и зла, стоя посреди унылого дворика, спрятавшегося среди брошенных, мертвых, переполненных нечистью кварталов старого города. Вдвойне странно делать это, зная, что по твоим следам уже идут охотники и каждая секунда на счету… Но хуже всего чувствовать при этом чужой взгляд, царапающий спину, и ощущать холодное нечеловеческое терпение его невидимого хозяина. Это уже не просто странно. Это страшно.
— Нет, кровь и сила — это не выход. Все, что может дать этот метод, — более или менее равномерный поток душ в обе стороны: половина на половину вкупе с постепенным уменьшением численности населения. Неужели ты думаешь, что именно этого добивается Тьма? Что Люцифер не найдет способ обойти закон равновесия?
Под ищущим взглядом Хмыря я отвел взгляд. Не выдержал того, что увидел в его глазах. Там был не свет. И не тьма. Там было то, из-за чего бывший верховный инквизитор Иван Симонов шесть лет назад был обвинен в ереси, лишен сана и сослан.
Острый ум, не скованный догмами и традициями. Ищущий и свободный. Равно далекий как от света, так и от тьмы.
— Гораздо выгоднее ловить людей на мелочах. Зависть. Воровство. Прелюбодеяние. Гордыня… Может, не так быстро и надежно, но в перспективе обещает практически стопроцентный результат. Нужно только переломить мораль. Пусть даже это займет некоторое время, но Люцифер не торопится — у него впереди вечность. Зато потом у него появится бесконечный возобновляемый источник душ, а человечество превратится в гнилое застоявшееся болото, в котором, как известно, черти водятся. Грех станет нормой жизни… Вряд ли это, конечно, произойдет при нашей жизни — все-таки в старом поколении вера в Бога все еще достаточно сильна, и, прежде чем удастся ее погасить, надо позволить уйти старикам. А Тьме, к счастью, торопиться некуда…
Я сухо кашлянул, перебивая увлекшегося инквизитора.
— Кхм… Ты говоришь так, будто пытаешься убедить меня махнуть на все рукой. Мол, и после прихода Тьмы все будет не так уж плохо. Хочешь, чтобы я не рыпался — на нашу долю света еще хватит?
Холодная усмешка. Молчание. Потом ответ:
— Я всего лишь рисую тебе один из вариантов будущего. Другого, в котором ты все-таки решишься пойти против судьбы, я не вижу — слишком много там непонятного. Может быть, ты победишь, может, проиграешь. В любом случае выбирать тебе. — Поймав мой брошенный в сторону внимательно слушавшей нас Ирины взгляд, Хмырь спокойно кивнул: — Иринку только свою спросить не забудь.
— Спрошу. — Я кивнул. — Обязательно спрошу… Ира?
Улыбка в ответ, спокойная и беззаботная, светлая. Чужая в этом переполненном ненавистью и тьмой месте.
— Год назад, Леша, мы уже были в точно такой же ситуации. Помнишь?.. Тогда ты мне помог. Тебе было плохо, тебя искали, гоняли, хотели убить, но при всем этом ты нашел силы и время поддержать женщину, которую фактически не знал, которой ничем не был обязан. Без тебя я была бы мертва — в этом я отдаю себе отчет. Не важно, сожрал бы меня оборотень или испепелил Свет — я была бы мертва… Теперь же, когда роли поменялись, я сделаю для тебя то же самое, что ты дал мне: я поддержу тебя, что бы ты ни решил. Хочешь — уедем куда-нибудь подальше, в Курган, в Екатеринбург, в Москву, на хутор Пятихатье. А хочешь — пойдем убивать демона. Я соглашусь и с тем и с другим. Да, мне не нравится вся эта ситуация, очень не нравится. Но я помогу тебе, Алеша, идти по любому пути. Что бы ты ни выбрал, я буду рядом.
— Даже если придется рисковать жизнью? — Бывший инквизитор в упор смотрел на Ирину.
Странно так смотрел… Я бы сказал — с завистью, если бы не знал его настолько хорошо.
— Даже если придется рисковать жизнью. — Отмашка Ирины выглядела на редкость беззаботно по сравнению с промелькнувшим в голосе холодком.
Я молча буравил глазами землю, не зная, что сказать и нужно ли вообще что-то говорить…
Общее мнение выразил Хмырь, подняв голову и вполголоса обратившись к вспыхнувшему на востоке восходящему солнцу:
— Господи, пошли мне такую же жену…
— Вряд ли это у него получится. — Я растянул в усмешке ставшие вдруг непослушными губы. — Другой такой нет.
— Конечно нет, — неожиданно уныло согласился бывший инквизитор. — Мировоззрение накладывает свой отпечаток. Много ли в этом мире мессий, пусть даже и бывших?.. Алексей, ты даже не представляешь, насколько тебе повезло.
— Ты прав, не представляю… — Придвинувшись, я приобнял Ирину за плечи, одновременно поморщившись, когда отразившийся от одного из чудом уцелевших, окон солнечный луч тонкой иглой кольнул в глаза. — Утро уже. Пора убираться отсюда. Этот вояка там все еще спит? Разбудим или ты поведешь?
Бывшему инквизитору не понадобилось много времени, чтобы переключиться с философских проблем на сиюминутные:
— Куда едем?
Глубоко вдохнув уже предвещающий каждодневную духоту воздух, я взглянул сначала на юго-запад, где, невидимый за домами, проходил изрытый тяжелыми колесами Меридиан, потом на восток — в сторону бесчисленных крыш старого города. Неуловимый запашок исходящей оттуда тьмы можно было почувствовать, даже не напрягаясь.
— Давай пока вдоль проспекта.
— Как скажешь, начальник… — Хмырь безропотно уселся за руль.
Я открыл заднюю дверцу и подал Ирине руку, помогая сесть. Спящего на заднем сиденье вояку пришлось основательно потеснить. Он, однако, даже не проснулся, хотя я особо не церемонился. Крепко же парня сморило. Я уж было подумал, не случилось ли чего с ним грешным делом, но потом присмотрелся — вроде бы дышит.
Перед тем как захлопнуть дверцу, я наклонился к Ирине и тихо прошептал ей на ухо:
— Спасибо…
Она улыбнулась в ответ, но ничего не сказала. И хорошо, потому что иначе я окончательно смутился бы… Это надо же, а ведь я думал, что совершенно разучился краснеть.
* * *
Приехали.
Стоя на подножке, я молча смотрел на заваленную обломками улицу. Да и что здесь можно сказать? И так с первого взгляда понятно, что проехать здесь невозможно. Перекрывший улицу завал не оставлял на то ни малейшего шанса. Обломки кирпичей и железобетонных конструкций вздымались кое-где на высоту человеческого роста. Скрученные прутья арматуры перебитыми пальцами тянулись к небу.
А ведь еще неделю назад здесь еще можно было спокойно пройти или проехать.
Что ж, ничего удивительного. Старый город ветшает. Тридцать лет — немалый срок для оставшихся в одиночестве улиц. Заброшенные здания постепенно уступают неумолимому времени. Устав сопротивляться его тяжелому шагу, высотки начинают рушиться.
И хорошо, если не на чьи-то головы… Впрочем, если это головы не-мертвых, то не жалко.
Хмырь что-то сказал. За натужным кашляньем работающего двигателя я не расслышал и потому переспросил. Он нахмурился.
— Я спрашиваю: как будем пробираться?! Попробуем через дворы?
Я помотал головой. Этот район я знал хорошо. Старый, еще времен до Гнева хлам, ржавые останки бульдозером сброшенных с дороги автомобилей и кучи слежавшегося мусора превращали здешние дворы в серьезное препятствие даже для опытного скалолаза. О том, чтобы пробиться там на машине, нечего и мечтать.
— Не получится! Тут везде все завалено. — Я на секунду задумался, прикидывая варианты. — Если только по проспекту… — Я указал рукой.
— Это же практически в двух шагах от периметра.
— Ну да. Могут, конечно, и заметить. Но не пешком же.
— Все равно скоро придется. На пустом баке далеко не уедешь.
— На сколько получится, на столько и уедем.
Я с силой хлопнул дверцей, заставив недовольно поморщиться Ирину и вздрогнуть всем телом съежившегося армейца. Едва он проснулся, я велел ему перебраться на переднее сиденье, а сам сел сзади, предварительно продемонстрировав пистолет. В нем не было ни одного патрона, но, так как я позабыл об этом сообщить, уверен, вояка и не думал о сопротивлении.
Вообще-то пугать парня причины не было — он и так трясся при одном только взгляде на тянущиеся за окном мрачные красоты брошенных кварталов. Здешних улиц он боялся, пожалуй, даже больше, чем выстрела в спину. И неудивительно. Стоит только вспомнить, какие байки о старом городе шутки ради рассказывают ветераны периметра таким вот, как он, новичкам.
До проспекта мы добрались сравнительно быстро, прокатившись по узкой, но, как ни странно, вполне проходимой улочке и немного поплутав среди гаражей. Дальше до самого Уфимского тракта можно ехать без проблем — дорога была хотя и основательно разбитой тяжелыми грузовиками караванов, но все же вполне проходимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42