– Нет никакой нужды в том, чтобы ты ломала себе шею, – произнес я с облегчением: я смогу прилететь в Акурейри и избавиться от свертка до того, как там окажется Элин, а дальше все будет, как обычно. Не было никакой необходимости вовлекать ее в это дело. Я сказал: – Вероятно, я остановлюсь в отеле «Вардборг». Ты сможешь позвонить мне туда.

* * *

Но когда мы легли в постель, я обнаружил, что все еще охвачен неослабевающим напряжением и ничего не смог сделать для нее. Когда я сжал Элин в своих объятиях, призрачное лицо Линдхольма появилось перед моим внутренним зрением, и тошнота вновь подступила к горлу. Я закашлялся и сказал:
– Прости.
– Ничего страшного, милый, – прошептала она. – Ты устал. Теперь постарайся уснуть.
Но я не смог. Я лежал на спине и прокручивал в голове все события прошедшего дня. Я повторял про себя каждое слово, сказанное моим необщительным контактером в Кьеблавикском аэропорту, человеком, который, как говорил Слейд, должен передать мне сверток. «Ты не поедешь главной дорогой на Рейкьявик, – сказал он. – Езжай через Крусьювик».
Я поехал через Крусьювик и оказался на волоске от собственной гибели. Случайность или закономерность? Произошло бы то же самое, если бы я поехал по главной дороге? Подставили ли меня намеренно?
Мужчина в аэропорту был человеком Слейда, или, по крайней мере, он знал пароль, который назначил Слейд. Но предположим, что он не был человеком Слейда и все же знал пароль – не слишком сложно представить, как такое могло произойти. Тогда зачем он направил меня в руки Линдхольму? Определенно не ради свертка – сверток уже был у него! Зачеркни это и начни сначала.
Предположим, что он был человеком Слейда и все же направил меня к Линдхольму – В этом еще меньше смысла. И опять же, причем здесь сверток? Он мог не отдавать мне его с самого начала. Все сходилось к тому, что человек из аэропорта и Линдхольм не имели друг с другом ничего общего.
Но Линдхольм несомненно ждал именно меня. Он даже узнал мое имя, перед тем как начать атаку. Так откуда же, черт возьми, он узнал, что я поеду по дороге на Крусьювик? На это я не мог найти ответа.
В конце концов, убедившись, что Элин уже спит, я тихо поднялся с кровати и прошел на кухню.
Не включая света, я открыл холодильник и налил себе стакан молока, затем перебрался в гостиную и сел около окна. Короткая северная ночь подходила к концу, но все-таки было достаточно темно для того, чтобы я смог увидеть внезапно появившийся отблеск в переулке напротив, когда человек, ведущий наблюдение, затянулся сигаретой.
Он беспокоил меня, поскольку я больше не был уверен, что Элин в безопасности.

3

Мы оба встали рано, Элин из-за того, что хотела пораньше выехать в Акурейри, а я потому, что хотел добраться до «лендровера» раньше нее. Я собирался припрятать в машине кое-какие вещи, о существовании которых Элин было лучше не знать; например, пистолет Линдхольма. Я примотал его изолентой к внутренней поверхности несущей рамы, где он был надежно скрыт от взгляда. Дубинку я положил себе в карман. Я решил, что если дальнейшие события начнут разворачиваться в непредсказуемом направлении, то в Акурейри мне может понадобиться оружие.
Чтобы добраться до «лендровера», мне не пришлось выходить через парадную дверь, поскольку гараж находился во внутреннем дворе, и поэтому наблюдатель в переулке не мог меня увидеть. Но я разглядел его хорошо, так как следующее, что я сделал, это взял полевой бинокль и устроился с ним возле окна, выходящего на улицу, одним пролетом выше.
Это был высокий стройный мужчина с аккуратными усиками, и он выглядел заледеневшим. Если ему пришлось провести здесь всю ночь без перерыва, то теперь он, должно быть, не только промерз до костей, но и умирал от голода. Убедившись в том, что узнаю этого человека, если увижу его снова, я опустил бинокль как раз в тот момент, когда кто-то спустился по лестнице с верхнего этажа. Это оказалась пожилая женщина с седыми волосами, которая, посмотрев на меня, а затем на мой бинокль, многозначительно хмыкнула.
Я улыбнулся. Первый раз в жизни меня заподозрили в извращенном стремлении к созерцанию эротических сцен.
Завтрак доставлял мне особенное удовольствие, когда я вспоминал о своем голодном друге на другой стороне улицы.
– Ты выглядишь значительно бодрее, – заметила Элин.
– Это благодаря твоему кулинарному искусству, – сказал я.
Она обвела взглядом селедку, сыр, хлеб и яйца.
– Какое искусство? Каждый может сварить яйца.
– Но не так, как это делаешь ты, – заверил я ее.
Но я на самом деле чувствовал себя более бодро. Мрачные мысли рассеялись вместе с мраком ночи, и, невзирая на все оставшиеся без ответа вопросы, смерть Линдхольма больше не мучила меня. Он пытался меня убить, но ошибся, и был наказан за свою ошибку. Тот факт, что я убил его, не слишком сильно давил на мою совесть. Единственное, что продолжало меня беспокоить, это безопасность Элин.
Я сказал:
– До Акурейри есть одиннадцатичасовой рейс из Рейкьявикского городского аэропорта.
– Ты будешь на месте к ланчу, – заметила Элин. – Когда сядешь в самолет, подумай о том, что я в этот момент трясусь по ухабам где-то возле Кальдидалура. – Она начала торопливо прихлебывать горячий кофе. – Мне хотелось бы выехать как можно скорее.
Я обвел рукой заставленный посудой стол.
– Я уберу все это.
Она уже собралась идти, но тут заметила бинокль.
– Я думала, что он в «лендровере».
– Я просто проверил его, – сказал я. – В последний раз, когда я пользовался биноклем, мне показалось, что у него сбился фокус. Но оказалось, что все в порядке.
– Тогда я возьму его с собой, – сказала она.
Я спустился с ней в гараж и поцеловал ее на прощанье. Она внимательно посмотрела на меня и спросила:
– Все в порядке, Алан, не так ли?
– Разумеется, почему ты спрашиваешь?
– Не могу сказать. Очевидно, это какое-то женское чутье. Увидимся в Акурейри.
Я помахал ей вслед рукой н проводил машину взглядом. Ее отъезд, по-видимому, никого не встревожил; из-за углов зданий не начали выглядывать любопытные головы, и никто не пристроился за ней следом. Я вернулся в квартиру и проверил наблюдателя в переулке. Его не было видно, поэтому я сломя голову взбежал по лестнице на верхний этаж, откуда открывался лучший вид, и с облегчением вздохнул, когда обнаружил, что он стоит, прислонившись к стене, и хлопает себя руками по бокам.
По-видимому, он не знал об отъезде Элин, а если и знал, то его это не волновало. Я почувствовал, как у меня отлегло от сердца.
Помыв оставшуюся после завтрака посуду, я прошел в свою комнату, где нашел фотокамеру и вынул ее из футляра. Затем я взял покрытую мешковиной металлическую коробку и убедился, что она идеально помещается в кожаном футляре. С этого момента он постоянно будет находиться при моей персоне, пока я не передам коробку по назначению в Акурейри.
В десять часов я вызвал по телефону такси и отправился в аэропорт – перемещение, вызвавшее некоторую ответную активность. Обернувшись, я увидел, как мой соглядатай запрыгнул в машину, припаркованную неподалеку от переулка. Его автомобиль следовал за такси весь путь до аэропорта, сохраняя надлежащую дистанцию.
По прибытии я сразу прошел к окошку предварительных заказов.
– Я заказывал билет на рейс в Акурейри. Моя фамилия Стюарт.
Девушка за конторкой сверилась со списком.
– Да, мистер Стюарт. – Она взглянула на часы. – Но вы приехали слишком рано.
– Я выпью кофе, – сказал я. – Это поможет мне провести время.
Она выдала мне билет, за который я заплатил, после чего сказала:
– Свой багаж вы можете взвесить на тех весах.
Я постучал по футляру фотокамеры.
– Это все, что у меня есть. Я путешествую налегке.
Она засмеялась.
– Теперь я вижу. И еще, мистер Стюарт, я хочу вам сделать комплимент, вы прекрасно говорите на нашем языке.
– Спасибо.
Повернувшись, я увидел знакомое лицо, мелькнувшее неподалеку в толпе, – мой соглядатай продолжал наблюдение. Я проигнорировал его и подошел к стойке кафетерия, где купил газету и, устроившись поудобнее, приготовился к ожиданию.
После быстрого разговора у окошка заказов мой спутник купил себе билет, а затем прошел следом за мной к стойке, при этом мы оба целиком и полностью игнорировали друг друга. Он заказал себе завтрак, на который неистово набросился, его глаза изредка поблескивали в моем направлении. И тут мне улыбнулась удача: в громкоговорителе диктор прочистил себе горло и сказал по-исландски: «Мистера Бушнера просим подойти к телефону»; когда он повторил это на беглом немецком, мой спутник поднял голову, встал на ноги и пошел отвечать на звонок.
По крайней мере, теперь я мог дать ему имя, и соответствовало ли оно его настоящему имени было совсем неважно.
Он мог видеть меня из телефонной будки, так как весь разговор стоял лицом ко мне, словно ожидая, что я попытаюсь сбежать. Я разочаровал его, лениво заказав еще одну чашечку кофе, после чего углубился в газетную статью, посвященную тому, сколько лососей поймал Бинг Кросби во время своего последнего визита в Исландию.
Время в залах ожиданий всегда тянется мучительно медленно, и казалось, прошло несколько эонов Эон (век, эпоха – грсч.) – отрезок времени геологической истории, объединяющий несколько эр.

до того, как объявили посадку на рейс в Акурейри. Герр Бушнер держался рядом со мной как в очереди, так и во время перехода к самолету по летному полю, и в салоне он занял место прямо позади меня.
Мы поднялись в воздух, начав перелет через Исландию, над холодными ледниками Лангйекюдль и Хофсйекюдль и вскоре уже кружили над Эйяфьердуром, готовясь совершить посадку в Акурейри, городе с населением ни много ни мало целых десять тысяч душ, столице Северной Исландии. Самолет, дернувшись в последний раз, замер на летном поле, и, расстегивая свой ремень безопасности, я услышал сзади ответный щелчок, когда Бушнер сделал то же самое.
Атака, когда она произошла, была проведена бесшумно и эффективно. Я покинул здание аэропорта и шел, направляясь к стоянке такси, и тут они все четверо одновременно окружили меня. Один перегородил мне путь спереди и, сжав мою правую руку, начал трясти ее вверх-вниз, при этом восклицая громким голосом, как ему приятно увидеть меня снова и с каким удовольствием он покажет мне все красоты Акурейри.
Человек слева схватил меня за другую руку и, прижавшись вплотную, прошептал мне на ухо по-шведски; «Только без глупостей, герр Стюартсен, или будете покойником». Я поверил ему, поскольку человек позади меня приставил к моей спине ствол пистолета.
Услышав щелчок, я повернул голову как раз в тот момент, когда человек справа маленькими ножницами перерезал ремешок от футляра фотокамеры. Я почувствовал, как ремешок ослаб и свободно повис на моем плече, после чего он ушел вместе с футляром, в то время как человек позади меня, оставаясь на своем месте, небрежно обнял меня одной рукой, а другой уткнул пистолет мне в ребра.
Я мог видеть Бушнера, остановившегося возле такси в десяти футах от меня. Он посмотрел в мою сторону с отсутствующим выражением на лице, затем отвернулся и, нагнувшись, сел в машину. Такси тронулось с места, и я заметил, как в заднем окне появился белый овал его лица.
Они задержали меня еще на две минуты, чтобы дать время человеку с футляром на то, чтобы скрыться, после чего стоявший слева от меня сказал – снова на шведском:
– Герр Стюартсен, сейчас мы собираемся вас покинуть, но на вашем месте я не стал бы делать глупостей.
Они отпустили меня и дружно отступили на шаг в сторону, их лица были напряжены, и глаза смотрели настороженно. Они не держали оружие на виду, но это совсем ничего не значило. Но я и не собирался ничего предпринимать; футляр от фотокамеры уже исчез, и к тому же неравенство сторон было слишком велико. Словно повинуясь какому-то сигналу, они дружно повернулись и разошлись в стороны, каждый в своем направлении, и оставили меня стоять на месте. Вокруг было достаточно много народа, но ни один из этих добропорядочных граждан Акурейри не заподозрил, что у них на глазах только что произошла такая неподобающая сцена.
Испытывая досаду, я одернул на себе куртку, а затем взял такси до отеля Вардборг. Больше я ничего не мог сделать.

4

Элин была права, я прибыл в «Вардборг» как раз к ланчу. Но только я воткнул вилку в баранье жаркое, как в ресторан вошел герр Бушнер, который огляделся по сторонам и, заметив меня, направился к моему столику. Он остановился по другую сторону стола и, подергав усами, спросил:
– Мистер Стюарт?
Я откинулся назад.
– Никак это герр Бушнер! Чем я могу быть вам полезен?
– Моя фамилия Грахам, – сказал он холодно. – И мне хотелось бы поговорить с вами.
– Сегодня утром вы были Бушнером, – заметил я. – Но если бы у меня была такая фамилия, то я тоже захотел бы ее сменить. – Я указал рукой в сторону свободного стула. – Будьте моим гостем – я могу порекомендовать вам суп.
Он чопорно уселся за стол.
– У меня нет настроения играть роль простака в вашей комедии, – сказал он, извлекая из своего кармана бумажник. – Моя аккредитация. – Он перебросил через стол клочок бумаги.
Развернув ее, я обнаружил левую половину стокроновой банкноты. Когда я сравнил ее с другой половиной из собственного бумажника, они идеально совпали. Я поднял на него глаза.
– Что ж, мистер Грахам, с этим, по-видимому, все в порядке. Что я могу для вас сделать?
– Вы можете отдать мне сверток, – сказал он. – Это все, что мне нужно.
Я с сожалением покачал головой.
– Вы знаете все не хуже меня.
Он нахмурился.
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что не могу передать вам сверток, поскольку его у меня нет.
Его усы снова дернулись, и глаза стали холодными.
– Давайте покончим с этими играми, Стюарт. Сверток. – Он протянул свою руку.
– Черт возьми! – воскликнул я. – Вы были там – вы знаете, что произошло.
– Я не понимаю, о чем вы говорите. Я был где?
– Возле аэропорта Акурейри. Вы как раз брали такси.
Его глаза блеснули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37