Он вообще, как, вылезает из своего гнёздышка?
Это, судя по всему, вышибло из секретаря дух – в трубке слышалось только придушенное клокотание.
Фрэнк положил трубку и от души расхохотался. Настроение поднималось на глазах.
Потом позвонил в МИД и предложил провести пресс-конференцию, где он сделает заявление и ответит на вопросы.
Конференция прошла гладко, да и заявление получилось довольно правдоподобным. Поступила информация, что этими весной-летом ИРА планнирует похищения и убийства высокопоставленных особ, посещающих Великобританию. Информация, конечно, непроверенная, слухи, можно сказать, но… Фрэнк Смит развёл руками. Похищение Хэрремы, помните?
– А почему Нджала уезжает из Лондона?
– Чтобы встретиться с другом.
– Какого рода другом? – поинтересовался кто-то из присутствующих под дружный мужской хохот. Единственная на весь зал журналистка возмущённо фыркнула.
Вечерняя Уайтхолл смывала накопившуюся одурь. Был последний день апреля. За ночь погода сменилась. С подозрительной поспешностью она перешла от холодной и дождливой к солнечной и тёплой. Фрэнк попытался вспомнить ту строчку из Шекспира, об изменчивости апрельского дня. Пахло грозой и это немного беспокоило его.
Машина уже ждала. Он сказал водителю ехать домой. На Мэлл он открыл окно. Влажно блестела зелень, девушки оделись в летние платья. Расцвели в одну ночь, как цветы после дождя. Чудо, которое не устаёшь видеть каждый год. Там бедро, тут грудь или локон – Смит откинулся на сиденье и улыбнулся, вспомнив Джоан Эбботт и её очаровательные округлости. Наверное, не стоило принимать всерьёз её «нет». Женщины всегда говорят одно, а хотят другого. Беда в том (это кроме вины перед Ричардом), что он побаивался женщин. Любил их, хотел, но – побаивался. Разумеется, физиология время от времени брала своё, но отношения выходили недолгими. Как и многие другие, Смит боялся привязанности. Неудивительно, что он до сих пор сидит в холостяках.
Фрэнк всё ещё думал о Джоан, когда машина свернула с Сент-Джеймс-стрит на Пикадилли. Возле отеля «Ритц» он заорал «Тормози!» и выскочил наружу в уверенности, что видел Эбботта. Вернулся красный и запыхавшийся. Господи, да я совсем не в форме – пришло в голову.
Они медленно двигались по Пикадилли. Фрэнк вглядывался в толпы пешеходов, уже не обращая внимания на девушек и всё ещё продолжая разыскивать Эббота. Хоть и понимал, что это нелепо.
Он продолжал думать об Эбботте. Уже у Куинс-Гейт, на самом подъезде к дому, он попросил водителя вернуться в офис. Ему вдруг захотелось ещё раз прослушать ту запись. Быть может, упущена какая-то мелочь, зацепка. Что-нибудь.
…Он прокручивал запись снова и снова. Ничего нового. Голос Эбботта звучал так же, как всегда: спокойный и уравновешенный. Фрэнк позвал Элис, но время шло за пять и она спешила домой – принять душ и заняться домашними делами.
– Извини, что задерживаю.
– Ничего страшного, – ответила она, по обыкновению опустив глаза.
На Элис тоже было летнее платье, и когда она наклонилась к магнитофону (вообще-то мысли её блуждали где-то возле очень недурной пары джинсов в обтяжку), стала видна дорожка между двух холмиков – там, где кончалась шея.
Фрэнка кинуло в жар, он попытался смотреть в сторону.
Она была привлекательна. Это удивило его (он находил её привлекательной каждый год – примерно на полчаса – и каждый раз удивлялся).
Он прислушался к её голосу из магнитофона и удивился ещё раз – силу чувств в нём.
– Он на самом деле тебе нравился? – спросил Фрэнк, выключая запись.
– Да, – ответила она, не поднимая глаз.
Смит хотел спросить ещё что-то, но не решился. Помешала обычная застенчивость.
– Поздно уже. Я подброшу тебя до дому.
В машине его не оставляло ощущение, что стоило бы узнать побольше о ней и Эбботте. Может из-за странного весеннего настроения, может – тёплый весенний вечер, близость женского тела, внезапно прорвавшийся запах женщины.
– Он приглашал тебя с собой?
– Ричард? Несколько раз. Когда у него открывался свободный вечер.
– Он не говорил чего-нибудь…м-м-м…что может помочь нам? Хочу сказать…чего-нибудь…странного?
Честно говоря, он сам не знал, что хочет сказать.
– Мне он всегда казался совершенно нормальным.
– О чём вы говорили?
– Не знаю. Ничего такого. Нет, не помню.
До Холланд-парк-роуд ехали в молчании.
– Ты когда-нибудь…
Он запнулся. Опять чёртова застенчивость.
– У тебя было что-нибудь с ним?
Элис удивлённо посмотрела на него:
– Нет, – она улыбнулась. Ложь далась с легкостью, удивившей её саму. Её с детства учили быть вежливой и правдивой.
– А если и было?…
– Ну, может, ты бы узнала бы что-нибудь, чего мы не знаем.
Элис горько рассмеялась:
– Точно. Узнала бы. Надеюсь, узнала бы.
– Извини. Я имел в виду…я хотел сказать, – Фрэнк почувствовал, что краснеет, – Забудь.
Машина остановилась. Элис поблагодарила его и вышла.
– Никогда в голову не приходило, – обернулась она, перед тем как исчезнуть в подъезде.
Ножки у девочки – это что-то, в который раз подумал Смит.
Если Смит думал о женщинах, то Элис мечтала наконец оказаться дома и пропеть тонким голоском: «Мама дома, Солли. Мама дома».
Соломоном звали канарейку – Элис она напоминала старого, мудрого еврея. И хоть пела канарейка нечасто, но делала это с большим чувством. Песнь Соломонова.
К моменту, когда Фрэнк добрался до дому, беспокойство, мучавшее его весь день, стало ослабевать. Просторные комнаты, изящество тщательно подобранной дорогой мебели, комфорт, тишина, свет, льющийся из высоких окон – всё тут успокаивало и смывало накопившееся за день напряжение.
Он облегчённо вздохнул, положил чемоданчик и прошёл в гостинную. Где пережил сильнейшее потрясение.
В его любимом кресле, лицом к двери удобно расположился Ричард Эбботт – собственной персоной.
– Я же говорил, что свяжусь с тобой.
Фрэнк с трудом верил своим глазам, но ошибиться было невозможно: то же лицо – костистое, с квадратным подбородком – разве что глубже ушли глаза, сильнее впали щёки. И голос – тот же голос – moderato, с лёгкой хрипотцой.
Смит не знал, о чём говорить и что делать. Особенно – что делать. А делать что-то требовалось срочно. Бросил взгляд на телефон – чудесно переместившийся поближе к Эбботту.
– Пожалуйста, Фрэнк, – Эбботт покачал головой, – не надо спешки.
Его пиджак распахнулся, демонстрируя пистолет в подмышечной кобуре.
– Профилактика – не всегда лучшее лекарство.
– Ты убьёшь меня? – Фрэнк Смит наконец обрёл дар речи, – ты в самом деле будешь стрелять в меня?
Эбботт задумался.
– Нет, – наконец объявил он, – если даже дойдёт до этого – не думаю, что смогу.
Его рот искривился в лёгком намёке на улыбку:
– Впрочем, не хотелось бы ошибиться.
– А если я попытаюсь уйти? Или воспользоваться телефоном?
– Придётся воспрепятствовать. В конце концов, я младше и в лучшей форме. Я даже ещё помню кой-какие уроки рукопашного боя сержанта Эванса. А ты?
– Я? Я помню кое-какие твои уроки. Например, что добрый удар по яйцам стоит всего китайского Кунг-Фу.
Мужчины заулыбались, вспомнив прошлое и старую дружбу. Потом они вернулись к реальности – на самую грань войны.
– Чего ты хочешь, Ричард, денег?
– Нет.
– У тебя что, есть деньги? – Смит выглядел удивлённым.
– Пара шиллингов.
– Да…а выпить?
– Может быть позже.
– Кофе?
– Нет, спасибо.
– Перекусить? Есть сэндвичи.
– Кончай ты это, Фрэнк.
– Что?
– Метод исключения. Старо, как мир. У него нет денег – значит исключается гостиница. Значит, живёт он либо на улице, либо у друзей. Он выбрит и не голоден – следовательно живёт не на улице.
– Значит, у друзей?
– Расскажу непременно. Прямо сейчас.
– Но ты уже рассказал. Метод исключения…
– Осталось всего лишь исключить заведомые неточности.
Двое молча смотрели друг на друга. Потом Смит решил, что разговор зашёл в тупик.
– Ричард, так чего ты хочешь?
– Поговорить.
– Такой риск, просто, чтобы поговорить?
Эбботт пожал плечами:
– Хотелось, чтобы ты знал. Мы же были друзьями, в конце концов…
– Мы и сейчас друзья, не так?
– …Или хотя бы доказать, что я не настолько рехнулся, как, несомненно полагают чёртовы политики и Департамент.
– А это имеет значение?
– Имеет значение то, что думаешь ты.
Смит не видел ни малейшего намёка на безумие или хотя бы неуравновешенность, но внешность может быть обманчива. Он был уверен только в одном: Эбботт пришёл сюда не для того, чтобы доказывать что-либо.
– Значит, ты вернулся, чтобы отомстить?
– Отомстить? – теперь удивлённым выглядел уже Эбботт, – нет, больше. Намного больше, – он помолчал, – Мне дали задание. Я собираюсь выполнить его.
– Ты с ума сошёл.
– Как бы то ни было, но если бы я хотел отомстить, то мстил бы Департаменту, – он опять помолчал, пристально смотря на Смита, – Меня сдали.
Смит порывисто выдохнул. Была его очередь выглядеть удивлённым. Он надеялся, что получится убедительно.
– Тебя сдали? Департамент? О чём ты говоришь? Тебя сдали местные контакты.
Губы Эбботта снова искривились.
– Вот значит какую историю они запустили по Департаменту.
– Историю?
– Местные могли сдать меня только по прямому приказу из Лондона.
– Что ты имеешь в виду?
– Местные и не догадывались о моём существовании. Пока им не сообщил Лондон.
– Хочешь сказать, ты не выходил на связь с ними? Несмотря на приказ?
Эбботт снова скривился:
– Я никогда не выполняю приказов автоматически. Предпочитаю вначале обдумывать. Ещё в самолёте я решил действовать в одиночку. Может и сложнее, зато безопаснее.
– Хорошо. Но зачем Лондону понадобилось сдавать тебя? Да ещё Нджале Всея Народа?
– Потому что за минуту до того, как я собираюсь всадить пулю в этого сукина сына, Лондон заключает с ним сделку. Нефть, уран и Бог знает что ещё. И он моментально превращается в нашего сердечного друга. Так что надо останавливать всё и всех. И разумеется Ричарда Эбботта.
– Это только предположения.
– Но остановить меня Лондон не может, потому как не имеет ни малейшего представления, где я нахожусь. И тогда вы посылаете сообщение местным контактам…
– Я такого не делал.
– Не ты лично, Фрэнк. Контролер. Или кто-то выше.
Фрэнк Смит решительно мотнул головой:
– Я был твоим координатором. Любые сообщения шли через меня.
На сей раз Эбботт улыбнулся по-настоящему. Улыбка вышла бледной и грустной.
– Нет, Фрэнк, таких сообщений через друзей не посылают.
– Каких?
– Сообщений, которые наверняка останавливают кого угодно. Например, меня.
– Ричард, ты говоришь загадками.
– Другими словами, если местные контакты не находят меня к определённому времени – а они естественно не находят – им следует сделать анонимный звонок в полицию Нджалы, – опять бледная печальная улыбка, – сдали меня основательно. Засветили весь маршрут из Лондона.
– Это догадки, Ричард, только твои догадки.
– Но чертовски правдоподобные, согласись?
Даже чересчур, – подумал Фрэнк Смит. Слишком хорошо согласующиеся с его собственными. Он просто не мог принять их – тогда разваливался последний из священных устоев веры: что Государством, при всех его недостатках, управляют Честные Парни, а значит, всё в порядке. Несмотря на весь свой ум и скептицизм, он предпочитал вытеснять такие мысли куда-то на обочину сознания. Как бы то ни было, у Эбботта нет ни единого свидетеля.
– Как бы то ни было, у тебя нет ни единого свидетеля.
– Эти самые местные контакты. Могли быть отличными свидетелями – если бы не были столь убедительно мертвы.
– Послушай, согласен, здесь много случайностей, много совпадений, много загадочного, я бы сказал даже подозрительного, если тебе так нравится…
– Чертовски подозрительного. И мне не нравится.
– И всё-таки – ни единого свидетеля, ни единого факта.
– О, фактов предостаточно – если вспомнить всю историю. Но тебе известна только часть. Которую ты к тому же скорее всего подзабыл.
– Я помню, какая прорва времени понадобилась, чтобы убедить тебя взяться за эту работу.
– А чего вы ждали? Я же не наёмный стрелок – безотказный ствол и полное отсутствие воображения. Таких вы могли спокойно нанимать за пару тысяч фунтов где-нибудь в Каракасе или Маракаибо. С эсэсовской татуировкой на левой руке.
– Департамент не нанимает военных преступников, чтобы…
Смит осёкся.
– …Чтобы совершать убийства. Только честных парней – так?
Эбботт невесело расхохотался:
– О tempora, о mores! Ты ещё помнишь что-нибудь из оперативного плана?
– Не слишком много. Большинство деталей оставлялись на твоё усмотрение. Помню, что ты планнировал операцию на День Независимости.
Эбботт кивнул.
– Его День. День, когда он принимает парад на площади своего имени. Украшенный, как рождественская ёлка. Потом совершает путешествие по реке, и толпы, не попавшие на площадь могут приветствовать его с берегов и кидать в воду цветы. День королевского величия и народной любви.
Эбботт скупо улыбнулся.
– Хороший день, чтобы убить его, – он встал и подошёл к окну, – впрочем, чтобы убить его, хорош любой день.
Он внимательно осматривал улицу внизу, крыши и дома напротив.
– Думаешь, место под наблюдением? – улыбнулся Смит.
– Привычка. Машинальное. Почти рефлекс.
Эбботт повернулся к нему, но садиться не стал. Было в этой небрежной настороженности что-то зверинное.
– Я прекрасно приготовился. Снял квартиру на третьем этаже, с видом на излучину реки. С какой бы стороны не шло судно, примерно двадцать секунд оно бы представляло отличную фронтальную мишень. Всё, что от меня требовалось – навести Лезервудовский прицел на его большое чёрное сердце и плавно нажать на спусковой крючок. Пустяковое дело.
Фрэнк Смит на секунду задумался:
– Ричард, теперь, постфактум…ты уверен, что всё шло нормально?
Эбботт покачал головой.
– Никаких происшествий. Я поехал туда, чтобы работать – и работал. И никто не докажет обратного.
Эбботт прибыл в страну за два месяца до Дня Независимости. Согласно легенде, он был геологом, ведущим исследования для одной финансовой группы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24