Тихонравов почувствовал, что этот незначительный и отчасти даже шутливый разговор странно действует ему на нервы. Генералу вдруг стало не на шутку обидно за все сразу – и за славян, и за славянских свиней... И за себя, конечно же, – в прошлом бравого боевого летчика, а теперь высокого воинского начальника.
– Значит, Муса Багирович, если я правильно понял, вы считаете, что свинья – грязное животное из-за того, что всю жизнь в дерьме валяется?
– А что, ты сможешь на это что-то возразить, Борис Степанович?
– Так неувязочка получается!
– Какая же?
– Свинья в дерьме, конечно, лежит, но дерьмо не ест. А собака, к примеру? Она вполне может дерьмо зажевать. Но, насколько я знаю вашу религию и традиции, вы не считаете собаку грязным животным?
– Нет, собака не грязное животное, потому что это умный зверь. Собака все понимает, что ей скажешь. Собака предана своему хозяину, она его слушается, она его защищает, потому что собака любит хозяина. А раз так, раз у нее есть ум, как она может быть грязным созданием?!
– Хорошо, Бог с ней, с собакой. Пусть она будет чистым созданием. Но ведь есть самое грязное животное, гораздо грязнее любой свиньи.
– Кто?
– Человек.
– Ну, Борис Степанович, разве можно так относиться к людям?
– А как же иначе? Смотрите – всю жизнь человек живет в грязи...
– Как я понимаю, в переносном смысле?
– Конечно. Всю жизнь он подличает, врет, ворует, старается подмять под себя ближнего своего, пытается завладеть тем, чем нельзя завладеть в принципе. Человек – создание разумное, наделенное не только рефлексами, как собака, но и абстрактным мышлением, речью, совестью, душой, наконец. И тем не менее он – самая грязная тварь из всех Божьих тварей.
– Какой же вывод, генерал?
– Теоретически ваш пророк или Аллах должны бы ненавидеть человека больше всего на свете, а вам следовало бы и близко не подходить к этой грязной твари. Но ваша трагедия как раз в том и заключается, что вы, люди, сами являетесь грязнейшими тварями в природе. А значит, религия ваша несовершенна, непоследовательна.
– Ошибаешься, Борис Степанович, – улыбнулся Муса, вроде бы ничуть не обидевшись на генерала за его нападки на ислам. – Мы отлично понимаем, что человек – создание несовершенное и грязное, особенно женщина. Но вопрос – какой человек? Если человек живет по законам, установленным Аллахом, если он выполняет требования Корана, если он соблюдает заветы предков, он – чистый человек.
– А если?..
– Если же нет... – Глаза Мусы вдруг потемнели, и он очень жестко произнес:
– Тогда он – неверный. А неверный ничем не лучше свиньи. Неверного сам Аллах велел обращать в истинную веру или уничтожать, как... свинью.
Тихонравов безвольно опустил глаза. От его желания поспорить с чеченцем не осталось и следа: от этого человека действительно несло каким-то могильным холодом, он завораживал, вселяя ужас.
– Я тебе, Борис Степанович, больше скажу.
Ты что думаешь, создали вы, западные люди, европейцы и американцы, свою современную цивилизацию – и на этом все? Непримиримая война ислама с неверными окончилась? Не-ет, ты ошибаешься, она только-только начинается!
– Значит, Муса Багирович, мусульманский мир, объединившись, пойдет войной на Европу, на Америку, против НАТО, против всей Латинской Америки, против целого ряда стран Африки, против Японии и Китая? Против всего остального мира?
– Зачем так примитивно мыслишь, генерал? Тебе, военному, война всюду мерещится, – снисходительно улыбнулся чеченец. – Мы вас мирно возьмем, голыми руками. Точнее, не столько мирно, сколько незаметно. Оп – и вы все уже наши.
– Это как же?
– Я тебе сейчас одну интересную вещь расскажу, хорошо? А ты слушай, жуй свою форель и не перебивай.
– Конечно, послушаю, мне интересно.
– Ну так вот. Ты слышал такие понятия, как «авторитет», «законник»?
– Мне кажется, я догадываюсь, о чем вы говорите, Муса Багирович.
– На ментовском языке это называется «лидер преступной группировки».
– Я так и думал.
– В вашей славянской столице, в самом центре, как вы выражаетесь, славянского мира примерно сто двадцать авторитетов. Из них треть – чечены. Еще треть – другие кавказцы: азербайджанцы, грузины, дагестанцы, ингуши и так далее. Ты разницу в количестве чувствуешь? Сколько ваших-то, славян, остается – раз, два, и обчелся!
– Так у вас, на Кавказе, никогда Советской власти не было. У вас и денег-то больше в десять раз, чем у наших бандитов доморощенных.
– Не в этом дело, дорогой Борис Степанович! При чем тут деньги или Советская власть? Бандиты и у вас всегда были, и сильные бандиты. Просто мы их вытеснили. Несколько лет назад, если ты слышал про это, в Москве началась настоящая война – славяне решили вернуть все свои утраченные позиции. Но мы их быстро успокоили.
– Как?
– Очень просто. У меня лично однажды произошел очень показательный разговор. Была назначена как-то «стрелка» с «таганцами». Выехали за кольцевую – наших человек сто, и их не меньше. Стволы у каждого, нервы на взводе. Вроде пальба неминуема.
– Конечно.
– А вот тут ты и ошибся. Я подошел к их лидеру (его фамилию или кличку тебе знать не нужно) и предлагаю: «Поговорим?» Он сразу в бутылку: «Про что говорить! Вы беспредел чините!» И выдвигает мне список объектов, которые будто бы им принадлежат, а мы, мол, не на свою территорию лезем. Классический, надо сказать, повод для разборок.
– Да, я слышал о таких делах.
– Ты дальше слушай. Я подзываю своего помощника, ты его знал... «Мансур, – говорю, – открой кейс». Он открывает, я достаю «ноутбук»... Знаешь, наверное, что это такое?
– Компьютер маленький.
– Да-да. Достаю, значит, и говорю: «Вот вы нас считаете дикими, нецивилизованными людьми. Вы считаете, что дикари вдруг спустились с гор и захватили ваши исконные территории. Да, говорю, вы правы, захватили. Будем и дальше захватывать, потому что мы совсем не дикари, мы выше вас по своему развитию». Мой оппонент удивился: «Как это выше?» Он даже не врубился, о чем я. «А вот так, – отвечаю. – Мы ваш же собственный мир устроили таким образом, что вам просто некуда деться. Вам придется делиться с нами всем, что у вас есть. Смотри!» И я включаю компьютер. Нахожу директорию «Таганка». Открываю. Каждый файл... Ты понимаешь эти термины, Борис Степанович?
– Конечно.
– Так вот, каждый файл – это фамилия или кличка каждого боевика его организации – по крайней мере, почти каждого. Ну а самым первым идет он сам, их авторитет. В каждом файле – год рождения, количество судимостей и по какой статье, какая тачка за ним записана, какой ствол... В общем, все-все. А главное – адреса, места встреч. Но еще главнее – имена, адреса, места работы или учебы родителей, жен, невест, подруг, детей.
– Как же вам удалось собрать такое досье? Это же уйма работы!
– Удалось. Это наша забота. А ты не перебивай, Борис Степанович, ты слушай.
– Да-да, конечно.
– Так вот, показал я ему это все, у него глаза квадратными стали. А я говорю: «Видел? Если вдруг начнется между нами война, если вы станете на нашем пути, если хоть один из наших людей пострадает из-за вас, то мы будем уничтожать вас пачками вместе с вашими женами и детьми. А ты, – говорю ему, – если очень смелый, поезжай к нам, в тот же Грозный. Поезжай в Бамут, в Хасавюрт. Езжай, словом, в нашу Ичкерию. Отыщи там мою жену. Отыщи там членов моего тейпа. Попробуй их уничтожить». Я смотрю на него, а он аж позеленел.
– И чем все кончилось? – почти равнодушно спросил Тихонравов, чувствуя, как неприятно засосало у него под ложечкой: конечно же, у Багирова, если он не врет про компьютер, есть файл и с его, Тихонравова, данными. Ведь генерал для него самый близкий компаньон.
– А как ты думаешь, Борис Степанович?
– Откуда мне знать – я там не был.
– А ты думай, как сам на его месте поступил бы! Короче, подал он знак своим ребятам, сели они в машины и разъехались. Крыть-то ему нечем было!
– Да, пожалуй что так.
– Не «пожалуй что так», а точно так! Что он мне смог бы взамен предложить? Ну не ехать же ему ко мне на родину в самом-то деле!
– Конечно.
Наступила пауза, во время которой бандит успел выпить рюмочку коньяка, нарушая тем самым все свои религиозные традиции. Затем Муса произнес:
– Ну, Борис Степанович, а теперь поговорим о нашем деле.
– Да, давайте, Муса Багирович. Я тоже хочу все выяснить, чтобы у нас не было неясностей.
– Вот и отлично. Так где же, дорогой Борис Степанович, наш товар? Мы ведь ясно договаривались" что через каждые две недели, максимум через три, очередная порция порошка будет передаваться нам. Ведь так?
– Так, но...
– Ты считаешь, что мы вам мало платим? Или у нас были задержки? А может, у тебя есть какие-то претензии к подлинности «зеленых»?
– Нет, но...
– Мы пошли даже на твое дурацкое условие выплачивать по крайней мере половину требуемой в долларах суммы купюрами девяностого года выпуска, – Муса не давал Тихонравову вставить ни слова. – А ведь сделать это не так просто, как тебе кажется. Что, разве не так? Ты меня поправляй, если что, не молчи.
– Вот я и хотел сказать...
– Так разве красиво ты поступаешь, Борис Степанович? Ты же подводишь своих друзей!
– Погодите, Муса Багирович! Трудности возникли из-за того, что последняя партия наркотиков не была оплачена, поэтому наши афганские партнеры...
– Что?! – возмущение Багирова было настолько сильным и искренним, что Тихонравов осекся на полуслове. – Ты хочешь обвинить меня в том, что я тебя кинул? Ну, Борис Степанович, от тебя такого не ожидал!
– Нет, я уверен, что все случившееся – простое недоразумение...
– Какое «случившееся»?
– То, что не была оплачена последняя партия, – генерал затосковал – он понял, что разговаривают они на разных языках, а высказать свои претензии в открытую Борис Степанович никак не мог решиться.
– Какая партия? Ты о чем? Ровно пять недель назад ты получил от моих людей все деньги сполна.
– Так это было пять недель тому назад!
– Ну да, конечно.
– А три недели назад? Когда я передал очередную партию порошка...
– Борис Степанович, ты что, хочешь меня обидеть? Ты хочешь меня оскорбить? – Что вы! Я хочу разобраться.
– Про какую партию ты говоришь?
– Три недели назад я передал вам, как обычно, десять килограммов морфина. Но денег я не получил. Хотя мы и договаривались об отсрочке, но я не ожидал, что она будет так долго длиться...
– Кому ты передал партию? Мне? – Багиров сверлил Тихонравова взглядом, пронзая, как показалось генералу, его насквозь.
– Нет, что вы, Муса Багирович!
– Это уже лучше, – хищно улыбнулся бандит. – А то я уж решил, будто ты обвиняешь меня, Борис Степанович, в старческом маразме.
– Как вы могли так про меня подумать? Разве могу я в чем-то обвинить своего партнера?
– Кстати, а ты сам как, не проверялся? Ничего не забываешь по старости?
– Нет, Муса Багирович, – обиженно поджал губы Тихонравов. – С памятью у меня все в порядке, не волнуйтесь, в «Винпоцетине» не нуждаюсь.
– Смотри, а то помог бы купить.
– Муса Багирович, я хотел бы поговорить серьезно, потому что мне самому теперь все непонятно. Бизнес стоит, люди спрашивают, что делать дальше, когда будет оплата, а я не знаю, что им сказать.
– Какая оплата? О чем ты говоришь, дорогой Борис Степанович? Никак не пойму. О какой-то партии, о какой-то оплате... Поставьте нам свой товар – будет вам и оплата. Это только в первый раз я дал тебе деньги под проценты вперед, чтобы ты смог начать бизнес, купить первую партию. А почему я должен снова кредитовать тебя сейчас, когда в кубышке у тебя уже, пожалуй, не меньше моего будет?
– Да не кредитовать меня надо. Просто заплатите за ту партию!
– За какую, я не понял? Ты отдал кому-то товар и теперь хочешь, чтобы его оплатил я? Ты что, Борис Степанович?
– Так не кому-то, Муса Багирович! Неужели вы думаете, что я могу быть с вами столь бесчестным! Я отдал порошок вашему человеку...
– Кому?
– Как обычно – Мансуру.
– Мансуру?!
Багиров был великолепный артист. Тихонравову показалось, что чеченца вот-вот хватит удар – глаза его округлились от непомерного удивления, рот приоткрылся, обнажив хищный оскал зубов, он весь застыл, словно услышал поразительную новость.
– Да, Мансуру.
– Дорогой Борис Степанович, а ты ничего не путаешь? – оправившись, осторожно спросил Муса. – Ты точно помнишь, что отдал партию Мансуру? Или что отдал именно ту партию? Может, ты предыдущие партии имеешь в виду?
– Нет, конечно, я ничего не путаю – слишком большие деньги. Как обычно, ровно три недели назад мы встретились с ним на двадцатом километре...
– Хорошо, хорошо. Допустим. Погоди, помолчи, Борис Степанович, – Багиров устало прикрыл глаза и сделал успокаивающий жест рукой. – Дай-ка мне подумать немножко, а то я уже совсем запутался.
Тихонравов испуганно замолчал, не в силах пока понять, к чему клонит его «верный» партнер по преступному бизнесу, к чему вся эта игра.
Муса сидел тихо и неподвижно минут пять, затем открыл глаза, шумно вздохнул и залпом выпил рюмку коньяку. Когда же он наконец посмотрел на Тихонравова, сердце генерала тревожно сжалось – взгляд чеченца был суров, холоден и не обещал ничего хорошего.
– Послушай, ты, гнида! – начал Муса, и Борис Степанович весь содрогнулся от того, как вдруг переменился тон Багирова, – ясно было, что на милость бандита рассчитывать не следовало. – Я тебя уважал, как своего партнера, а ты решил со мной шутки шутить?
– Я сказал правду, Муса Багирович!
– Заткни свое едало, чтоб тут не воняло! – рявкнул Багиров, сжимая кулаки, и Тихонравову ничего не оставалось, кроме как закивать головой:
– Да, я слушаю.
– Ты же знаешь, что Мансур был моим лучшим другом. Ты же знаешь, что обмануть меня он не мог!
– Так позовите его, Муса Багирович, и спросите, он все подтвердит. Я знаю, что он ваш лучший друг и честный человек. Может, он просто забыл...
– Вот на что ты рассчитываешь, падла! Вот как ты меня решил подставить, козел!
– Я не понимаю...
– Ты все прекрасно понимаешь! Ты все отлично продумал! Не ожидал я от тебя этого!
Багиров смотрел на Тихонравова с такой искренней смесью ненависти и удивления, что в неподдельность его чувств трудно было не поверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38