Босх покачал фонарик на ладони, пробуя его тяжесть. Вспомнил, что Голлиер говорил об орудии, которым убили мальчика. Им мог послужить и фонарик.
На стоянку въехала машина и остановилась у гаража. С пассажирской стороны вышел патрульный, в котором Босх узнал Эджвуда, напарника Брейшер, и зашагал в отделение, держа в руке дробовик. Босх смотрел и ждал, он внезапно усомнился в своем плане и думал, не отказаться ли от него и незаметно войти в заднюю дверь.
Прежде чем он успел принять какое-либо решение, Брейшер вышла из машины и направилась к входу. Она шла, опустив голову, словно устала за долгий день. Босху это состояние было знакомо. Кроме того, могло что-нибудь случиться. Это было маловероятно, но то, что Эджвуд пошел в здание, оставив Брейшер, подсказало Босху, что между ними не все безоблачно. Эджвуд являлся наставником новенькой, хоть и был младше ее на пять лет. Наверное, дело заключалось только в неловком положении из-за возраста и пола. А может, и в чем-то другом.
Джулия не замечала сидевшего на скамье Босха. Она уже почти подошла к двери, когда он окликнул ее:
– Послушай, ты забыла смыть грязь с заднего сиденья!
Джулия оглянулась на ходу, но, увидев, что это он, остановилась. Потом подошла к скамье.
– Я принес тебе кое-что, – сказал Босх.
И протянул фонарик. Взяв его, она устало улыбнулась.
– Спасибо, Гарри. Не стоило ждать здесь, чтобы…
– Мне захотелось.
Несколько секунд прошло в молчании.
– Ты работал вечером над делом? – спросила Джулия.
– Более-менее. Принялся за писанину. А днем мы были на вскрытии. Если это можно назвать вскрытием.
– По твоему лицу вижу, день был не из лучших.
Босх кивнул. Ему было неловко. Он продолжал сидеть, а Джулия стояла.
– По тому, как ты выглядишь, догадываюсь, что у тебя тоже выдался нелегкий день.
– А разве они не все такие?
Прежде чем Босх успел ответить, из здания вышли двое полицейских, принявших душ, переодевшихся, и направились к своим машинам.
– Не вешай нос, Джулия, – произнес один из них. – Увидимся в баре.
– Ладно, Кико. – Она повернулась и взглянула на Босха: – Несколько человек из смены собираются у Боарднера, – сказала она. – Хочешь пойти?
– Мм-м…
– Пошли. Думаю, тебе не помешает выпить.
– Да, ты права. Собственно, потому я и ждал здесь тебя. Но мне не хочется пить в большой компании.
– А в какой хочется?
Босх взглянул на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого.
– Если пробудешь в раздевалке недолго, мы, возможно, успеем выпить мартини у Муссо.
Джулия широко улыбнулась:
– Я люблю это заведение. Дай мне пятнадцать минут.
И, не дожидаясь ответа, направилась к двери.
– Я буду здесь! – крикнул он ей вслед.

10

В баре Муссо подают мартини голливудцам – знаменитым и простым – вот уже целое столетие. В переднем зале находятся обитые красной кожей кабинки, где ведутся негромкие разговоры и медленно ходят старые официанты в красных куртках. В заднем расположен бар, где почти все вечера посетителям приходится стоять, пока завсегдатаи соперничают за внимание барменов, годящихся официантам в отцы. Когда Босх с Брейшер вошли туда, двое посетителей слезли с табуретов, собираясь уходить. Парочка устремилась к освободившимся местам, опередив двух кинодеятелей в черных костюмах. Подошел узнавший Босха бармен, и они заказали мартини с водкой.
Босх уже чувствовал себя с Джулией непринужденно. Последние два дня они обедали вместе за столиком на Уандерланд-авеню, и она всегда находилась рядом с ним во время поисков на склоне холма. К бару они подъехали в его машине, и это казалось уже третьим или четвертым их свиданием. Они болтали о классификации и подробностях дела, которыми Босх был готов поделиться. Когда бармен поставил перед ними бокалы и графины с сайдкаром Коктейль из апельсинового ликера, коньяка и лимонного сока.

, Босх решил забыть на время о костях, крови и бейсбольных битах.
Они чокнулись, и Джулия воскликнула:
– За жизнь!
– Да, – улыбнулся Босх. – За то, чтобы протянуть еще один день.
– Хотя бы.
Босх понял, что теперь пора заговорить о том, что беспокоит Джулию. Но если она не захочет, он не будет настаивать.
– Почему тот парень, которого ты назвала Кико, сказал, чтобы ты не вешала нос?
Джулия помрачнела и промолчала.
– Если не хочешь отвечать…
– Нет, тут другое. Скорее, не хочу думать об этом.
– Мне знакомо это состояние. Забудь, что я спрашивал.
– Нет, все в порядке. Мой напарник собирается написать на меня докладную, а поскольку испытательный срок еще не кончился, это может выйти мне боком.
– Докладную за что?
– Заслон трубки.
Это профессиональное выражение означает появление перед дулом дробовика или иного оружия, которое держит другой полицейский.
– Что произошло? Может, расскажешь?
Джулия пожала плечами, и оба сделали по большому глотку.
– В общем, там была семейная ссора – я их терпеть не могу, – и тот тип заперся с пистолетом в спальне. Мы не знали, собирается он стрелять в себя, в жену или в нас. Дождались подкрепления и приготовились ворваться внутрь.
Джулия сделала еще глоток. Босх наблюдал за ней. На ее лице отразилось душевное смятение.
– Эджвуд держал дробовик. Кико предстояло высадить дверь. Феннел, его напарник, и я должны были войти. Все получилось удачно. Кико сильный. Он выломал дверь ударом ноги. Мы с Феннелом вошли. Этот тип валялся без сознания на кровати. Казалось бы, никаких проблем, но Эджвуд заявил, что я заслоняла трубку.
– Это было так?
– Не думаю. Но если заслоняла я, то и Феннел тоже, а ему он не сказал ни словечка.
– Потому что ты новичок. С испытательным сроком.
– Да, и мне это определенно начинает надоедать. Гарри, как тебе удалось уйти с патрульной службы? Сейчас ты занят важной работой. А я только выполняю команды по радио днями и ночами, мотаюсь от одной мерзости к другой, это то же самое, что гасить плевками пожар. Мы не делаем ничего важного, да еще в довершение всего этот чопорный скот твердит мне каждые две минуты, какая я бестолочь.
Босх хорошо понимал Джулию. Через это проходили все полицейские. Ежедневно бродишь по клоаке, и вскоре начинает казаться, что, кроме нее, ничего не существует. Вот почему он не мог бы вернуться в патрульную службу. Она представлялась ему лейкопластырем на пулевой ране.
– Ты думала, служба будет иной, когда училась в академии?
– Не помню, о чем я думала. И не уверена, что смогу достичь того положения, где буду что-либо значить.
– Уверен, достигнешь. Первые два года тяжелые. Но ты входишь в курс дела, начинаешь видеть перспективу и свой путь. У тебя все образуется.
Произнося эту ободряющую речь, Босх не испытывал уверенности. У него были долгие периоды сомнений относительно своей работы и выбора. Советуя Джулии терпеть, он сознавал, что не совсем искренен.
– Давай побеседуем о чем-нибудь другом, – предложила Джулия.
– С удовольствием, – улыбнулся Босх.
Он неторопливо пригубил коктейль, думая, как повернуть разговор в другое русло. Поставил бокал и произнес:
– Ты путешествовала в Андах, и тебя осенило: «А ведь я хочу служить в полиции».
Джулия рассмеялась, желая избавиться от унылости.
– Не совсем так. И я не бывала в Андах.
– А как же полная, красочная жизнь, которую вела до того, как нацепить значок? Ты сказала, что путешествовала по всему миру.
– В Южную Америку не ездила.
– Анды там? Я-то думал, во Флориде.
Джулия снова рассмеялась, и Босх обрадовался, что удачно сменил тему. Ему нравилось смотреть на ее зубы, когда она смеется. Они были чуточку кривыми, и в некотором смысле это делало их превосходными.
– Ну а кроме шуток, чем ты занималась?
Джулия повернулась на табурете так, что они с Босхом оказались плечом к плечу и глядели друг на друга в зеркало позади ряда разноцветных бутылок вдоль задней стены.
– Была какое-то время адвокатом – по гражданским делам, потом поняла, что это лакейское занятие, бросила его и стала путешествовать. При этом работала. Делала керамику в итальянской Венеции, была конным экскурсоводом в Швейцарских Альпах, поваром на гавайском туристическом судне. Подвизалась и на других ролях, повидала чуть ли не весь мир – кроме Андов. Затем вернулась домой.
– В Лос-Анджелес?
– Я здесь родилась и выросла. А ты?
– Тоже.
– Я в Сидерсе.
Джулия подняла бокал, и они чокнулись.
– За гордых и смелых! – провозгласила она.
Босх выпил и, взяв графин, налил сайдкара. Он значительно опережал Джулию, но это не смущало его. Чувствовал он себя раскованно. Приятно было на время забыть о работе, сидеть рядом с женщиной, не имеющей прямого отношения к делу о костях.
– Родилась в Сидерсе? – сказал он. – А росла где?
– Не смейся. В Бел-Эйре.
– Вот как? Видимо, твой отец не очень доволен, что ты решила служить в полиции.
– Тем более что однажды я ушла из его юридической фирмы и не подавала о себе вестей два года.
Босх улыбнулся и поднял бокал. Джулия чокнулась с ним.
– Храбрая девочка.
Когда они поставили бокалы, Джулия предложила:
– Давай покончим со всеми вопросами.
– Хорошо, – отозвался Босх. – И чем займемся?
– Отвези меня домой, Гарри. К себе.
Босх посмотрел в ее блестящие карие глаза, подумав, что события развиваются молниеносно. Это редко случается между полицейскими, сознающими свою принадлежность к замкнутой группе общества и ежедневно отправляющимися на работу с мыслью, что она связана с риском для жизни.
– Да, – промолвил наконец Босх. – Мне пришло на ум то же самое.
Он наклонился к Джулии и поцеловал ее в губы.

11

В гостиной Босха Джулия Брейшер смотрела на компакт-диски, сложенные стопками на полках возле стереопроигрывателя.
– Я люблю джаз.
Босх был в кухне. Он улыбнулся, услышав ее слова. Наполнил два бокала мартини из шейкера, вошел в гостиную и подал один ей.
– Кто тебе нравится?
– В последнее время Билл Эванс.
Босх кивнул, подошел к полке и достал «Некий рай». Вставил компакт-диск в проигрыватель.
– Билл и Майлс, – сказал он. – Разумеется, Колтрейн и еще несколько исполнителей. Я считаю их самыми лучшими.
Когда зазвучала музыка, он поднял свой бокал, Джулия подошла и чокнулась с ним. Вместо того чтобы пить, они слились в поцелуе. Потом она рассмеялась.
– Что такое? – спросил Босх.
– Ничего. Просто я чувствую себя беззаботной и счастливой.
– Я тоже.
– Очевидно, дело в том, что ты отдал мне фонарик.
Босх пришел в недоумение:
– Как это понять?
– Он ведь такой фаллический.
Увидя выражение лица Босха, Джулия снова рассмеялась и пролила на пол чуть-чуть коктейля.
Позднее, когда она лежала на его кровати, Босх водил пальцем по татуировке в виде сияющего солнца на ее пояснице и думал о том, какой близкой и вместе с тем незнакомой кажется ему эта женщина. Он не знал о ней почти ничего. При взгляде на нее под любым углом зрения обнаруживался сюрприз вроде этой татуировки.
– О чем думаешь? – спросила Джулия.
– О человеке, который нанес тебе это на поясницу. Жалею, что не я.
– Почему?
– Потому что какая-то его часть всегда будет с тобой.
Джулия с улыбкой перевернулась на бок, показывая груди. Волосы ее рассыпались по плечам. Босху нравилось и это. Она притянула его к себе, наградила долгим поцелуем, а потом сказала:
– Давно не слышала ничего столь приятного.
Босх положил голову на ее подушку, ощутив запах нежных духов, секса и пота.
– У тебя нет никаких портретов на стенах, – удивилась Джулия. – Я имею в виду – фотографий.
Он пожал плечами. Джулия повернулась к нему спиной. Он положил ладонь на ее грудь и притянул к себе.
– Останешься до утра?
– Муж, наверное, заинтересуется, где я, но ему можно позвонить.
Босх оцепенел, а Джулия рассмеялась.
– Зачем ты меня так пугаешь?
– Ты даже не спросил, есть ли у меня кто-нибудь.
– Ты меня тоже не спрашивала.
– С тобой все было ясно. Типичный одинокий детектив. И она заговорила низким мужским голосом: – Только факты, мэм. У меня нет времени на женщин. Я расследую убийства. Мне надо выполнить работу, и я…
Босх провел большим пальцем по ее боку. Она, замолчав, улыбнулась.
– Ты одолжила мне фонарик, – сказал он. – Я подумал: женщина, у которой кто-то есть, этого не сделает.
– А у меня для тебя новость, крутой парень. Я видела фонарик у тебя в багажнике. В коробке, до того, как ты его прикрыл. Ты не обманул никого.
Смущенный Босх перекатился на свою подушку. Он чувствовал, как лицо краснеет, и закрыл его руками.
– О Господи…
Джулия наклонилась к нему, отвела его руки и поцеловала в подбородок.
– Мне это понравилось. Положило конец моему рабочему дню и дало основание предвкушать кое-что.
Она повернула его руки ладонями вниз, взглянула на шрамы, покрывающие костяшки. Давние, уже не очень заметные.
– Слушай, а это что?
– Шрамы.
– Сама вижу. Откуда?
– Там были наколки. Я их свел.
– Зачем?
– Заставили, когда поступил на военную службу.
Джулия засмеялась.
– Там было написано «Армия – дерьмо» или нечто в этом роде?
– Нет, совсем другое.
– Так что же? Скажи, я хочу знать.
– На одной руке – «Держись», на другой – «крепко».
– «Держись крепко»? Почему?
– Ну, это долгая история…
– Время у меня есть. Муж ничего не имеет против. Расскажи, мне интересно.
– В детстве я несколько раз удирал и однажды оказался в Сан-Педро, в рыбацких доках. И у многих рыбаков, ловцов тунца, видел на руках эту надпись. Спросил о ней одного из них, он ответил, что это их девиз. То есть когда они неделями плавают в море на своих суденышках и поднимается такая волна, что становится жутко, нужно ухватиться за что-то и крепко держаться.
Босх сжал кулаки и поднял их.
– Крепко держаться за жизнь… за все, что имеешь.
– И ты сделал такую же наколку. Сколько тебе было лет?
– Шестнадцать. Только я не знал, что рыбаки позаимствовали эту надпись у военных моряков. И год спустя, когда поступил в армию, сержант первым делом велел ее свести. Не мог допустить, чтобы у кого-либо из его солдат была морская татуировка.
Джулия взяла Гарри за руки и пристально посмотрела на костяшки.
– На лазерную работу не похоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38