Все замечательно, приятный магазин
Он увидел, что многие солдаты не были одеты в форму. На его глазах один из нападавших ударил женщину саблей, затем спрыгнул с коня и отрубил ей обе руки. Она умоляла пощадить ее, но изверг разрезал ее платье, обнажил живот, вонзил саблю в живое тело.
Кейл потерял дар речи. Это не было сражением. Это было убийство – жестокое, изощренное убийство. Пушки палили не переставая. Белых было столько, что не оставалось никакой надежды на то, чтобы победить их. Считая, что они находятся в безопасности, индейцы даже не выставили на ночь постов.
Кейл увидел, как вдалеке солдаты догоняют убегающих женщин. Пуночка! Он побежал туда, сжимая в руке свой томагавк. Услышав позади топот копыт, Кейл повернулся и выстрелил. Раненый всадник закричал и повернул назад.
Старейшина стоял перед своим вигвамом и размахивал белым флагом, несколько безоружных шайенов кричали, что они хотят мира, – их всех хладнокровно убили. Несколько женщин собрались вокруг старейшины, но солдаты открыли по ним огонь. Повсюду лилась невинная кровь, повсюду творилось что-то невообразимое.
Кейл опять направился туда, где заметил Пуночку и детей, но по дороге наткнулся на индейского воина, всего исколотого саблей, на месте его полового органа зияла огромная рана. Неподалеку лежала женщина с отрезанными руками и грудями. Она была еще жива, но вся истекала кровью. Кейл содрогнулся от ужаса, а подойдя к ней и увидев ее умоляющий взгляд, молча пристрелил ее из своего старого ружья.
Обезумев от всего происходящего, он бросился к пологому берегу ручья. Забыв о ране в плече, он думал только о том, как ему спасти Пуночку и детей. Мимо проскакали солдаты, и что-то сильно ударило ему в спину. Он упал и, словно в забытьи, услышал дикие крики женщин и детей, которые доносились оттуда, куда он так стремился. Там происходило что-то ужасное: солдаты убивали, калечили, снимали скальпы…
Кейл попытался встать на ноги. Наконец ему это удалось, и он, пошатываясь, сделал несколько шагов, затем ноги его подкосились, и он упал на колени. Удар прикладом по спине оказался очень сильным, и Кейл не смог удержаться.
Мимо Кейла прошел солдат, ведя за собой под уздцы лошадь.
Кейл видел, как он остановился, и его начало рвать. Что-то до боли знакомое было в этом человеке.
Вытирая глаза и рот, солдат повернулся назад и остановился как вкопанный, заметив, что на него, не отрываясь, смотрит индеец. Он схватился за саблю, но, казалось, не собирался воспользоваться ею. Вместо этого он подошел ближе.
Кейл не знал, что некоторым индейцам удалось скрыться, но их было совсем немного. Нападавшие «добровольцы» не отличались особой дисциплиной, они все еще не могли очухаться от огромного количества виски, выпитого накануне «сражения». От их рук погибли сотни женщин и детей, и это была самая позорная резня в истории индейских войн. Но двое мужчин, которые смотрели друг на друга, ничего не знали об историческом значении этого дня. Глаза солдата расширились от изумления. Он подошел совсем близко.
– Кейл, – простонал он.
– Ты! – проскрежетал Кейл сквозь стиснутые зубы. – Мой… дядя! – с горечью проговорил он.
– Ты не… понимаешь.
– Я понимаю, – прошипел Кейл, пытаясь встать на ноги. – Я понимаю, кем ты стал! Но дедушка видит тебя, Джеймс Сакс! Ты будешь гореть в аду и с этого дня никогда не будешь спокойно спать!
– Сакс! – заорал кто-то. – Какого черта ты делаешь? Беседуешь с этим выродком?
Джеймс повернулся и наставил ружье на того, кто кричал.
– Только тронь его, и ты покойник!
– Что, не хватает храбрости, да? Вот это и отличает мальчишку от мужчины. Тебе еще надо подрасти, Сакс. Чивингтону не понравится, если он узнает об этом. – «Доброволец» повернулся и поскакал прочь.
Джеймс посмотрел на Кейла.
– Ложись, как будто ты мертв.
– Не буду.
– Ложись, черт возьми! Они изрежут тебя на куски!
Кейл лег, а Джеймс вытащил револьвер и выстрелил, метясь чуть дальше от головы Кейла. «Доброволец» оглянулся и поднял вверх кулак.
– Я знал, что ты сможешь это сделать, Сакс! Джеймс убрал револьвер и посмотрел на Кейла.
– Я хотел бы… поговорить с тобой…
– О чем, убийца женщин и детей? – прорычал Кейл. – Я не знаю тебя.
– Я не убивал ни женщин, ни детей, клянусь!
– Ты был с ними. А это одно и тоже. И если бы мне не нужно было найти свою жену и детей, то я убил бы тебя голыми руками, и пусть они потом пристрелят меня. Это стоило бы того!
Джеймс боялся разрыдаться.
– Сколько… детей, Кейл?
– Мое имя – Медведь, Парящий Наверху! И я, в отличие от тебя, горжусь им! Моя жена, двое сыновей и дочка побежали в тот овраг. Если они мертвы, мой обожаемый дядя, то ты никогда больше не увидишь приятных снов. Возможно, они были среди тех, кого именно ты убивал.
– Кейл… Медведь, Парящий Наверху… ты не понял… Я никого не убивал… ни женщин… ни детей… никого.
– Не пытайся оправдаться, Джеймс Сакс. Джеймс Сакс, – он повысил голос, – сын Калеба Сакса! Сын Голубого Ястреба! Когда ты в последний раз видел отца? Или перед этими подонками, которых ты называешь друзьями, ты притворяешься лилейно-белым? – Он сплюнул в грязь. – Уходи! Я не знаю тебя. Иди туда, откуда пришел, к своей красивой белой женщине, на которой ты, возможно, женат, и к своим детям, которые не знают, что в их жилах течет индейская кровь. Возвращайся к своим друзьям и празднуй вместе с ними победу.
– Кейл..
– Убирайся, пока я не передумал и не убил тебя! – оборвал его Кейл. Он услышал прерывистое дыхание и сдавленные рыдания.
– Кейл, я… я не знал… что так будет. Я даже не хотел ехать. И никогда не думал… что ты окажешься здесь.
– Разве это что-то меняет? – Кейл отвернулся. – Здесь есть кто-то другой. Его душа. И она плачет.
Джеймс понял, о ком идет речь. Он отвернулся, и его опять вырвало. Спотыкаясь, он поплелся прочь, стараясь держать себя в руках. Голова раскалывалась от боли. Он боялся, что от всего пережитого потеряет рассудок.
– Джеймс! – К нему подъехал тесть. – Мы уезжаем. Теперь эти шайены больше не побеспокоят нас. – Он внимательно посмотрел на зятя. – Джеймс, что, черт возьми, с тобой происходит?
Джеймс выпрямился и с трудом взобрался на коня. Затем с красным от гнева лицом повернулся к своему тестю.
– Да, сэр, они больше не потревожат нас. И даже мой племянник.
Трит нахмурился.
– О чем ты говоришь?
Джеймс, стиснув зубы, подъехал ближе.
– Здесь была стоянка женщин и детей, которые мирно дожидались приказа правительства. Вы можете гордиться тем, что здесь случилось, дорогой тесть, но я не могу. Это худшее, что я видел в своей жизни и в чем принимал участие. И хотя я не убивал, я чувствую свою вину. Я виновен перед ними больше, чем любой из вас. Продолжайте свой поход с Чивингтоном. Я покончил с этим!
– Джеймс! Куда ты собрался? – требовательно спросил тесть.
– Я еду домой. Вы можете оставаться с Убийцей, если хотите, а я еду к Виллене, – он развернул коня, – чтобы сказать ей, что ее дети имеют в своих жилах индейскую кровь! – Он оскалился почти как сумасшедший.
Остальные в изумлении уставились на него, большинство из них подумали, что нападение на индейцев повредило ему рассудок. Возможно, его ударили по голове. Со временем это пройдет.
Трит смотрел Джеймсу вслед, пока тот на исчез из виду, затем посмотрел на Чивингтона, который горделиво сидел в седле. Трит не разделял его радости по поводу «победы», он не убивал и не калечил женщин. Он привык сражаться в честном, открытом бою, а сегодня произошла просто позорная бойня.
Он поскакал вслед за Джеймсом, обеспокоенный его душевным состоянием, надеясь, что к зятю вернется разум прежде, чем тот доедет до Денвера.
* * *
Кейл лежал до тех пор, пока не ушел последний солдат. Ему удалось встать на колени, и он пополз к оврагу, содрогаясь и плача от вида изуродованных трупов вокруг него. На сердце его была скорбь, рассудок едва не помутился от ужаса. Он с трудом встал на ноги и, пошатываясь, спустился на дно оврага.
Холодея от ужаса, он стал рассматривать тела женщин и детей.
– Пуночка, – всхлипнул он, – где ты?
Он вздрогнул от неожиданности, услышав голос своего младшего сына, Маленького Орла.
Мальчик подбежал к нему, и Кейл подхватил его на руки.
– Сын! Мой сын!
– Они убили маму, – заплакал мальчик, прижимаясь к Кейлу.
– Люди в синем кололи ее большими ножами. Они кололи Желтого Волка и Голубой Цветок.
Кейл спустил мальчика на землю.
– Покажи мне, – задыхаясь, проговорил он. Маленький Орел повел своего отца туда, где, раскинув руки и ноги, лежала раздетая и изрезанная саблей Пуночка, а рядом – их мертвые дети.
Кейл запрокинул голову и издал дикий протяжный крик. Так скорбно и пронзительно не мог кричать ни один зверь из тех, что обитали на просторах Колорадо.
ГЛАВА 31
Лучи восходящего солнца осветили спальню, где Том и Хуанита двигались в упоительном для обоих ритме. Они были вместе уже пятнадцать лет, и тридцатитрехлетняя Хуанита, подарившая Тому семерых детей, казалась ему еще более красивой, чем прежде. Этим утром они занимались любовью лишь для того, чтобы напомнить себе, что жизнь продолжается, потому что вся семья была охвачена глубокой печалью. Прошло уже три дня с тех пор, как сюда приехали Парнэллы и присоединились к Калебу, Тому и Хуаните в тревожном ожидании конца жизненного пути Сары Сакс. Сюда же был вызван и отец Хуарес, который сейчас находился с нею.
Том задумчиво смотрел перед собой. Иногда он с болью думал об уходящей молодости, но все же он был еще энергичным и сильным, полным желания продолжать свое дело, чтобы оставить детям значительное состояние. Золотая жила в конце концов иссякла, но он не очень печалился по этому поводу, поскольку с умом вкладывал деньги, полученные от продажи золота. Его состояние было так же прочно и велико, как и его любовь к Хуаните.
– Я люблю тебя, жена моя, – сказал он и поцеловал ее в щеку.
Она улыбнулась.
– Я тоже люблю тебя.
Том приподнялся на локте и поцеловал ее пышную грудь.
– Сегодня я слишком долго залежался в постели. Ведь мы с тобой обычно встаем на рассвете.
Она глубоко вздохнула.
– Тебе лучше быть сегодня поближе к дому, – печально проговорила она.
Он знал, что имеет в виду жена. Скорее всего, Сара Сакс не переживет сегодняшний день.
Он откинулся на подушку и уставился в потолок.
– Не знаю, что мне сделать для отца, Хуанита. Всю свою жизнь он помогал мне, направлял меня, учил быть сильным и сам всегда был сильным. Но на этот раз, боюсь, он не выдержит. Теперь моя очередь ему помочь. Но если он ее потеряет, никто не сможет утешить его.
Глаза Хуаниты наполнились слезами.
– Я люблю ее как мать, Том.
– Я знаю. – Он погладил ее руку. Кто-то стучал в дверь.
– Кто там? – спросил Том.
– Это я, Линда.
Том быстро оделся и пригладил рукой волосы, затем подошел к двери и открыл ее. За дверью стояла Линда, полностью одетая. В ее глазах стояли слезы.
– Ей хуже?
Линда кивнула и посмотрела мимо него на Хуаниту.
– Отец сказал, что она хочет всех видеть. Я пойду помогу одеть детей.
Она повернулась, чтобы идти, но Том схватил ее за руку.
– Что мы можем сделать, Линда? Я чувствую себя таким беспомощным.
Она дотронулась до его плеча.
– Я не знаю. Отец просто… ходит по комнате, как потерянная душа, разговаривает с детьми так, как будто ничего не происходит, пытается быть сильным. И говорит о матери так, как будто… как будто она будет еще жить и жить. Он постоянно повторяет, что построит их собственный маленький дом, где мама устроит все, как ей хочется.
Она покачала головой и расплакалась. Том обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Я знаю, как тебе тяжело, Линда. Она так много значит для тебя. Но у тебя всегда будет Джесс, Хуанита и я. Надеюсь, ты понимаешь, что отец, скорее всего, уедет после того, как ее не станет. Он вернется назад, к шайенам. Не старайся удержать его, ему будет только тяжелее. Мы его потомки. Мы будем продолжать жить и прославлять его имя.
– Да, – прошептала она, всхлипывая. Линда ушла, а Том вернулся в спальню.
– Нам надо торопиться.
Хуанита вытерла слезы и посмотрела в окно.
– Хорошо, что светит солнце, – рассеянно проговорила она. – Она любит солнце.
* * *
Калеб стоял около окна, наблюдая, как работники ранчо загоняют лошадей в загон. Жизнь продолжалась, и это подтверждали внуки, стоящие вокруг постели Сары. На мальчиках были нарядные костюмчики, на девочках красивые платья. Младшие дети сопели и шмыгали носом.
Калеб стоял словно в оцепенении. Он не хотел верить в происходящее. Не мог. Он упорно смотрел в окно, не поворачиваясь к Саре, лежавшей среди подушек и по очереди разговаривавшей с каждым внуком.
– Не выбирай такую жизнь, которая постоянно связана с оружием, Джонни, – слабым голосом говорила она. – Не заставляй из-за этого тревожиться твою мать. Будь поближе к матери, Джессика. Мать и дочь должны всегда быть подругами, – обратилась она затем к своей старшей внучке.
Затем настал черед сыновей и дочерей Тома Сакса. Для каждого из них нашлось у Сары доброе слово: и для Тони, которому было пятнадцать, и для Рикки, которому уже исполнилось двенадцать, и для десятилетнего Андреса и девятилетней Розанны, для семилетней Луизы и для самых младших – шестилетнего Родригеса и четырехлетней Эдвины.
– Подойди сюда, Том, – услышал Калеб. – Ты был для меня лучшим сыном, чем мой собственный сын.
И опять Калеб почувствовал гнев по отношению к Джеймсу. Где он? Почему его нет рядом с умирающей матерью?
– У тебя теперь все будет хорошо, Том, – говорила Сара. – Ты сумел побороть ненависть в своем сердце.
Том что-то сказал в ответ. Но Калеб не слышал его. Он вообще ничего не хотел слышать. Не хотел чувствовать.
Потом Сара заговорила с Хуанитой:
– Ты такая хорошая жена для Тома. И как хорошо, что у тебя так много детей… и все такие красивые. Я всегда хотела иметь… много детей…
Калеб почувствовал, что ему тяжело дышать. Саре пришлось от многого отказаться в жизни. Какая бы замечательная мать из нее получилась, имей она условия для нормальной жизни. Милой, любящей, счастливой девочке, которую он когда-то встретил в маленьком форте, пришлось от многого отказаться, и в этом виноват он, Калеб Сакс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Кейл потерял дар речи. Это не было сражением. Это было убийство – жестокое, изощренное убийство. Пушки палили не переставая. Белых было столько, что не оставалось никакой надежды на то, чтобы победить их. Считая, что они находятся в безопасности, индейцы даже не выставили на ночь постов.
Кейл увидел, как вдалеке солдаты догоняют убегающих женщин. Пуночка! Он побежал туда, сжимая в руке свой томагавк. Услышав позади топот копыт, Кейл повернулся и выстрелил. Раненый всадник закричал и повернул назад.
Старейшина стоял перед своим вигвамом и размахивал белым флагом, несколько безоружных шайенов кричали, что они хотят мира, – их всех хладнокровно убили. Несколько женщин собрались вокруг старейшины, но солдаты открыли по ним огонь. Повсюду лилась невинная кровь, повсюду творилось что-то невообразимое.
Кейл опять направился туда, где заметил Пуночку и детей, но по дороге наткнулся на индейского воина, всего исколотого саблей, на месте его полового органа зияла огромная рана. Неподалеку лежала женщина с отрезанными руками и грудями. Она была еще жива, но вся истекала кровью. Кейл содрогнулся от ужаса, а подойдя к ней и увидев ее умоляющий взгляд, молча пристрелил ее из своего старого ружья.
Обезумев от всего происходящего, он бросился к пологому берегу ручья. Забыв о ране в плече, он думал только о том, как ему спасти Пуночку и детей. Мимо проскакали солдаты, и что-то сильно ударило ему в спину. Он упал и, словно в забытьи, услышал дикие крики женщин и детей, которые доносились оттуда, куда он так стремился. Там происходило что-то ужасное: солдаты убивали, калечили, снимали скальпы…
Кейл попытался встать на ноги. Наконец ему это удалось, и он, пошатываясь, сделал несколько шагов, затем ноги его подкосились, и он упал на колени. Удар прикладом по спине оказался очень сильным, и Кейл не смог удержаться.
Мимо Кейла прошел солдат, ведя за собой под уздцы лошадь.
Кейл видел, как он остановился, и его начало рвать. Что-то до боли знакомое было в этом человеке.
Вытирая глаза и рот, солдат повернулся назад и остановился как вкопанный, заметив, что на него, не отрываясь, смотрит индеец. Он схватился за саблю, но, казалось, не собирался воспользоваться ею. Вместо этого он подошел ближе.
Кейл не знал, что некоторым индейцам удалось скрыться, но их было совсем немного. Нападавшие «добровольцы» не отличались особой дисциплиной, они все еще не могли очухаться от огромного количества виски, выпитого накануне «сражения». От их рук погибли сотни женщин и детей, и это была самая позорная резня в истории индейских войн. Но двое мужчин, которые смотрели друг на друга, ничего не знали об историческом значении этого дня. Глаза солдата расширились от изумления. Он подошел совсем близко.
– Кейл, – простонал он.
– Ты! – проскрежетал Кейл сквозь стиснутые зубы. – Мой… дядя! – с горечью проговорил он.
– Ты не… понимаешь.
– Я понимаю, – прошипел Кейл, пытаясь встать на ноги. – Я понимаю, кем ты стал! Но дедушка видит тебя, Джеймс Сакс! Ты будешь гореть в аду и с этого дня никогда не будешь спокойно спать!
– Сакс! – заорал кто-то. – Какого черта ты делаешь? Беседуешь с этим выродком?
Джеймс повернулся и наставил ружье на того, кто кричал.
– Только тронь его, и ты покойник!
– Что, не хватает храбрости, да? Вот это и отличает мальчишку от мужчины. Тебе еще надо подрасти, Сакс. Чивингтону не понравится, если он узнает об этом. – «Доброволец» повернулся и поскакал прочь.
Джеймс посмотрел на Кейла.
– Ложись, как будто ты мертв.
– Не буду.
– Ложись, черт возьми! Они изрежут тебя на куски!
Кейл лег, а Джеймс вытащил револьвер и выстрелил, метясь чуть дальше от головы Кейла. «Доброволец» оглянулся и поднял вверх кулак.
– Я знал, что ты сможешь это сделать, Сакс! Джеймс убрал револьвер и посмотрел на Кейла.
– Я хотел бы… поговорить с тобой…
– О чем, убийца женщин и детей? – прорычал Кейл. – Я не знаю тебя.
– Я не убивал ни женщин, ни детей, клянусь!
– Ты был с ними. А это одно и тоже. И если бы мне не нужно было найти свою жену и детей, то я убил бы тебя голыми руками, и пусть они потом пристрелят меня. Это стоило бы того!
Джеймс боялся разрыдаться.
– Сколько… детей, Кейл?
– Мое имя – Медведь, Парящий Наверху! И я, в отличие от тебя, горжусь им! Моя жена, двое сыновей и дочка побежали в тот овраг. Если они мертвы, мой обожаемый дядя, то ты никогда больше не увидишь приятных снов. Возможно, они были среди тех, кого именно ты убивал.
– Кейл… Медведь, Парящий Наверху… ты не понял… Я никого не убивал… ни женщин… ни детей… никого.
– Не пытайся оправдаться, Джеймс Сакс. Джеймс Сакс, – он повысил голос, – сын Калеба Сакса! Сын Голубого Ястреба! Когда ты в последний раз видел отца? Или перед этими подонками, которых ты называешь друзьями, ты притворяешься лилейно-белым? – Он сплюнул в грязь. – Уходи! Я не знаю тебя. Иди туда, откуда пришел, к своей красивой белой женщине, на которой ты, возможно, женат, и к своим детям, которые не знают, что в их жилах течет индейская кровь. Возвращайся к своим друзьям и празднуй вместе с ними победу.
– Кейл..
– Убирайся, пока я не передумал и не убил тебя! – оборвал его Кейл. Он услышал прерывистое дыхание и сдавленные рыдания.
– Кейл, я… я не знал… что так будет. Я даже не хотел ехать. И никогда не думал… что ты окажешься здесь.
– Разве это что-то меняет? – Кейл отвернулся. – Здесь есть кто-то другой. Его душа. И она плачет.
Джеймс понял, о ком идет речь. Он отвернулся, и его опять вырвало. Спотыкаясь, он поплелся прочь, стараясь держать себя в руках. Голова раскалывалась от боли. Он боялся, что от всего пережитого потеряет рассудок.
– Джеймс! – К нему подъехал тесть. – Мы уезжаем. Теперь эти шайены больше не побеспокоят нас. – Он внимательно посмотрел на зятя. – Джеймс, что, черт возьми, с тобой происходит?
Джеймс выпрямился и с трудом взобрался на коня. Затем с красным от гнева лицом повернулся к своему тестю.
– Да, сэр, они больше не потревожат нас. И даже мой племянник.
Трит нахмурился.
– О чем ты говоришь?
Джеймс, стиснув зубы, подъехал ближе.
– Здесь была стоянка женщин и детей, которые мирно дожидались приказа правительства. Вы можете гордиться тем, что здесь случилось, дорогой тесть, но я не могу. Это худшее, что я видел в своей жизни и в чем принимал участие. И хотя я не убивал, я чувствую свою вину. Я виновен перед ними больше, чем любой из вас. Продолжайте свой поход с Чивингтоном. Я покончил с этим!
– Джеймс! Куда ты собрался? – требовательно спросил тесть.
– Я еду домой. Вы можете оставаться с Убийцей, если хотите, а я еду к Виллене, – он развернул коня, – чтобы сказать ей, что ее дети имеют в своих жилах индейскую кровь! – Он оскалился почти как сумасшедший.
Остальные в изумлении уставились на него, большинство из них подумали, что нападение на индейцев повредило ему рассудок. Возможно, его ударили по голове. Со временем это пройдет.
Трит смотрел Джеймсу вслед, пока тот на исчез из виду, затем посмотрел на Чивингтона, который горделиво сидел в седле. Трит не разделял его радости по поводу «победы», он не убивал и не калечил женщин. Он привык сражаться в честном, открытом бою, а сегодня произошла просто позорная бойня.
Он поскакал вслед за Джеймсом, обеспокоенный его душевным состоянием, надеясь, что к зятю вернется разум прежде, чем тот доедет до Денвера.
* * *
Кейл лежал до тех пор, пока не ушел последний солдат. Ему удалось встать на колени, и он пополз к оврагу, содрогаясь и плача от вида изуродованных трупов вокруг него. На сердце его была скорбь, рассудок едва не помутился от ужаса. Он с трудом встал на ноги и, пошатываясь, спустился на дно оврага.
Холодея от ужаса, он стал рассматривать тела женщин и детей.
– Пуночка, – всхлипнул он, – где ты?
Он вздрогнул от неожиданности, услышав голос своего младшего сына, Маленького Орла.
Мальчик подбежал к нему, и Кейл подхватил его на руки.
– Сын! Мой сын!
– Они убили маму, – заплакал мальчик, прижимаясь к Кейлу.
– Люди в синем кололи ее большими ножами. Они кололи Желтого Волка и Голубой Цветок.
Кейл спустил мальчика на землю.
– Покажи мне, – задыхаясь, проговорил он. Маленький Орел повел своего отца туда, где, раскинув руки и ноги, лежала раздетая и изрезанная саблей Пуночка, а рядом – их мертвые дети.
Кейл запрокинул голову и издал дикий протяжный крик. Так скорбно и пронзительно не мог кричать ни один зверь из тех, что обитали на просторах Колорадо.
ГЛАВА 31
Лучи восходящего солнца осветили спальню, где Том и Хуанита двигались в упоительном для обоих ритме. Они были вместе уже пятнадцать лет, и тридцатитрехлетняя Хуанита, подарившая Тому семерых детей, казалась ему еще более красивой, чем прежде. Этим утром они занимались любовью лишь для того, чтобы напомнить себе, что жизнь продолжается, потому что вся семья была охвачена глубокой печалью. Прошло уже три дня с тех пор, как сюда приехали Парнэллы и присоединились к Калебу, Тому и Хуаните в тревожном ожидании конца жизненного пути Сары Сакс. Сюда же был вызван и отец Хуарес, который сейчас находился с нею.
Том задумчиво смотрел перед собой. Иногда он с болью думал об уходящей молодости, но все же он был еще энергичным и сильным, полным желания продолжать свое дело, чтобы оставить детям значительное состояние. Золотая жила в конце концов иссякла, но он не очень печалился по этому поводу, поскольку с умом вкладывал деньги, полученные от продажи золота. Его состояние было так же прочно и велико, как и его любовь к Хуаните.
– Я люблю тебя, жена моя, – сказал он и поцеловал ее в щеку.
Она улыбнулась.
– Я тоже люблю тебя.
Том приподнялся на локте и поцеловал ее пышную грудь.
– Сегодня я слишком долго залежался в постели. Ведь мы с тобой обычно встаем на рассвете.
Она глубоко вздохнула.
– Тебе лучше быть сегодня поближе к дому, – печально проговорила она.
Он знал, что имеет в виду жена. Скорее всего, Сара Сакс не переживет сегодняшний день.
Он откинулся на подушку и уставился в потолок.
– Не знаю, что мне сделать для отца, Хуанита. Всю свою жизнь он помогал мне, направлял меня, учил быть сильным и сам всегда был сильным. Но на этот раз, боюсь, он не выдержит. Теперь моя очередь ему помочь. Но если он ее потеряет, никто не сможет утешить его.
Глаза Хуаниты наполнились слезами.
– Я люблю ее как мать, Том.
– Я знаю. – Он погладил ее руку. Кто-то стучал в дверь.
– Кто там? – спросил Том.
– Это я, Линда.
Том быстро оделся и пригладил рукой волосы, затем подошел к двери и открыл ее. За дверью стояла Линда, полностью одетая. В ее глазах стояли слезы.
– Ей хуже?
Линда кивнула и посмотрела мимо него на Хуаниту.
– Отец сказал, что она хочет всех видеть. Я пойду помогу одеть детей.
Она повернулась, чтобы идти, но Том схватил ее за руку.
– Что мы можем сделать, Линда? Я чувствую себя таким беспомощным.
Она дотронулась до его плеча.
– Я не знаю. Отец просто… ходит по комнате, как потерянная душа, разговаривает с детьми так, как будто ничего не происходит, пытается быть сильным. И говорит о матери так, как будто… как будто она будет еще жить и жить. Он постоянно повторяет, что построит их собственный маленький дом, где мама устроит все, как ей хочется.
Она покачала головой и расплакалась. Том обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Я знаю, как тебе тяжело, Линда. Она так много значит для тебя. Но у тебя всегда будет Джесс, Хуанита и я. Надеюсь, ты понимаешь, что отец, скорее всего, уедет после того, как ее не станет. Он вернется назад, к шайенам. Не старайся удержать его, ему будет только тяжелее. Мы его потомки. Мы будем продолжать жить и прославлять его имя.
– Да, – прошептала она, всхлипывая. Линда ушла, а Том вернулся в спальню.
– Нам надо торопиться.
Хуанита вытерла слезы и посмотрела в окно.
– Хорошо, что светит солнце, – рассеянно проговорила она. – Она любит солнце.
* * *
Калеб стоял около окна, наблюдая, как работники ранчо загоняют лошадей в загон. Жизнь продолжалась, и это подтверждали внуки, стоящие вокруг постели Сары. На мальчиках были нарядные костюмчики, на девочках красивые платья. Младшие дети сопели и шмыгали носом.
Калеб стоял словно в оцепенении. Он не хотел верить в происходящее. Не мог. Он упорно смотрел в окно, не поворачиваясь к Саре, лежавшей среди подушек и по очереди разговаривавшей с каждым внуком.
– Не выбирай такую жизнь, которая постоянно связана с оружием, Джонни, – слабым голосом говорила она. – Не заставляй из-за этого тревожиться твою мать. Будь поближе к матери, Джессика. Мать и дочь должны всегда быть подругами, – обратилась она затем к своей старшей внучке.
Затем настал черед сыновей и дочерей Тома Сакса. Для каждого из них нашлось у Сары доброе слово: и для Тони, которому было пятнадцать, и для Рикки, которому уже исполнилось двенадцать, и для десятилетнего Андреса и девятилетней Розанны, для семилетней Луизы и для самых младших – шестилетнего Родригеса и четырехлетней Эдвины.
– Подойди сюда, Том, – услышал Калеб. – Ты был для меня лучшим сыном, чем мой собственный сын.
И опять Калеб почувствовал гнев по отношению к Джеймсу. Где он? Почему его нет рядом с умирающей матерью?
– У тебя теперь все будет хорошо, Том, – говорила Сара. – Ты сумел побороть ненависть в своем сердце.
Том что-то сказал в ответ. Но Калеб не слышал его. Он вообще ничего не хотел слышать. Не хотел чувствовать.
Потом Сара заговорила с Хуанитой:
– Ты такая хорошая жена для Тома. И как хорошо, что у тебя так много детей… и все такие красивые. Я всегда хотела иметь… много детей…
Калеб почувствовал, что ему тяжело дышать. Саре пришлось от многого отказаться в жизни. Какая бы замечательная мать из нее получилась, имей она условия для нормальной жизни. Милой, любящей, счастливой девочке, которую он когда-то встретил в маленьком форте, пришлось от многого отказаться, и в этом виноват он, Калеб Сакс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47