Понимая, что преследователи вот-вот настигнут ее, Розамунда бесстрашно ринулась в самую гущу разгоряченной черни. Сейчас ей было не до светской вежливости. Страх за свою жизнь гнал ее вперед, и она ожесточенно работала локтями, расталкивая орущих мятежников. Когда кто-нибудь грубо огрызался на нее, она, позабыв о приличиях, огрызалась в ответ. И то и дело оглядывалась, не теряя из виду своих врагов.
А они неумолимо приближались.
В отчаянии Розамунда слепо рванулась вперед, оттолкнула кого-то и тут же поплатилась за свою дерзость. Кряжистый здоровяк, могучим сложением напомнивший Розамунде отцовского кузнеца, бесцеремонно обхватил ее мускулистыми руками.
— Ух ты, — воскликнул он, — и куда же это тебя занесло, крошка?
Что же, по сравнению с ним Розамунда и вправду казалась маленькой. Еще недавно она бы обрадовалась, услышав от мужчины такие слова, но только не теперь, когда Мэйтленд вот-вот настигнет ее! Уж лучше бы она и впрямь была амазонкой, легендарной девой-воительницей, которая любого мужчину могла одолеть в бою.
Впрочем, с этим здоровяком не справилась бы никакая амазонка. Ручищи у него были словно стальные обручи.
— Э, да ты поранилась! — заметил здоровяк. Голос у него был грубый, но совсем не злой, и Розамунда перестала вырываться. — Кто тебя обидел, крошка?
Розамунда лишь сейчас обнаружила, что рукав ее платья на плече разорван и в прорехе видна багровая ссадина. Девушка затравленно оглянулась и беззвучно охнула, обнаружив, что Мэйтленд совсем уже близко. Она видела даже морщинки в уголках его холодных голубых глаз. Поджав губы, он в упор глядел на нее, и лицо его казалось бесстрастным, словно высеченным из камня.
И на нем по-прежнему был мундир тюремного надзирателя.
Розамунду осенило. Нет времени объяснять, кто она такая и почему Мэйтленд преследует ее. Этот славный кузнец явно жаждет прийти ей на помощь. Вряд ли он проявил бы такое рвение, если бы узнал, что перед ним дочь герцога.
— Вон тот человек за мной гонится, — всхлипнула Розамунда. — Он полицейский и хочет увести меня в Ньюгейт…
Слова ее произвели желанный эффект.
— Полицейский?! — взревел кузнец. — Где тут полицейский?!
Розамунда дрожащим пальцем указала на Мэйтленда.
Кузнец толкнул ее к себе за спину и принялся целеустремленно прокладывать себе путь к Мэйтленду. Когда он добрался до цели и с кулаками обрушился на свою жертву, Розамунда позволила себе вздохнуть с облегчением. Говоря языком шахмат, она отыграла одну фигуру. Девушка торопливо окинула взглядом толпу, но уродливый подручный Мэйтленда исчез бесследно. От души понадеявшись, что его постигнет та же участь, что и хозяина, Розамунда двинулась дальше, плечами и локтями пробивая себе дорогу в толпе разъяренных бунтовщиков.
Когда она наконец вбежала во двор трактира, во рту у нее пересохло, ноги подкашивались от усталости. В толчее она потеряла ридикюль, капор, шаль и одну туфельку, но Розамунда не стала обращать внимания на подобную ерунду. Она думала лишь об одном — поскорей добраться до кареты и уехать отсюда прежде, чем с ней стряслось еще какое-нибудь злосчастье.
Трактир и конюшенный двор кишели бунтовщиками, которые, судя по их воплям и развязным выкрикам, решили отдохнуть здесь от трудов праведных и перед новыми подвигами подкрепиться местным пивом. Здесь царила не злоба, а шумное добродушное веселье, словно все эти люди явились сюда исключительно ради того, чтобы устроить дружескую попойку.
Увидев отцовскую карету, Розамунда нахмурилась. Жемчужину герцогской коллекции не охраняли ни кучера, ни лакеи; один лишь конюшенный мальчик, клюя носом, держал поводья коренников. Розамунда, правда, сказала слугам, что вернется через час, но ведь этот срок не минул и наполовину. Не нужно было гадать, куда девались и лакеи, и кучера. Скорее всего, они присоединились к всеобщему веселью и сейчас как ни в чем не бывало пируют в трактирной зале.
Ньюгейт! Олд Бейли! А теперь еще и ее собственные слуги! Как видно, она тяжко согрешила, если бог решил ее так наказать!
Уворачиваясь от назойливых выпивох, Розамунда кое-как добралась до мальчишки, который держал поводья коренников. Она запыхалась и не сразу сумела заговорить внятно.
— Позови сюда моих кучеров! — наконец пробормотала она. — И немедленно!
— Твоих кучеров?! — Мальчишка окинул ее долгим и весьма выразительным взглядом, от растрепанных волос до босой ноги, и презрительно фыркнул: — Знаешь что, поди-ка ты сначала проспись!
Розамунда хотела было уничтожить его двумя-тремя высокомерно-вежливыми словами, но тут юнец снова фыркнул, и она вдруг с изумлением обнаружила, что ухватила его одной рукой за шиворот и почти без усилий подняла в воздух. Мальчишка был ниже ее почти на целую голову. Приблизив лицо вплотную к его перепуганной мордашке, Розамунда проговорила тем же тоном, какой герцог Ромси использовал только будучи в крайнем гневе:
— Немедленно приведи сюда моих кучеров, не то, богом клянусь, весь остаток своей ничтожной жизни ты будешь заживо гнить в Ньюгейте!
С удовлетворением увидев, что мальчишка испугался до полусмерти, Розамунда осторожно опустила его на землю и разжала пальцы. От страха глаза у него стали круглыми, как у совы. Он отвесил Розамунде неловкий поклон и, дрожа всем телом, опрометью ринулся к трактиру. Рассеянно успокаивая лошадей, Розамунда думала о том, что никогда прежде не позволяла себе говорить с людьми таким тоном, особенно с теми, кто не мог ей ответить тем же. Она обладала неиссякаемым запасом терпения, во всяком случае, так ей казалось раньше. Подумать только, меньше часа назад она покинула эту самую карету, а вернулась сюда уже совсем другим человеком! Отныне, мысленно поклялась себе Розамунда, она ни за что не станет сетовать на те меры, которые отец предпринимает ради ее безопасности.
При одной мысли о том, что с нею произошло, Розамунду пробирала дрожь. Впрочем, здесь, во дворе людного и шумного трактира, рядом со своими слугами, она чувствовала себя в безопасности. Более того, теперь, когда прежний безудержный страх отступил, Розамунда уже больше не мечтала насладиться казнью Мэйтленда. Не то чтобы она питала к нему добрые чувства, но и позорной смерти в петле ему не желала. Вот если бы его можно было выслать в колонии, тогда Розамунда сочла бы, что справедливое возмездие свершилось.
Она натравила на Мэйтленда здоровяка-кузнеца, однако вряд ли этот кузнец прибил его до смерти, скорее просто поколотил. Или, может быть, сломал ногу. Даже думать об этом было приятно. В любом случае Розамунда сумела хотя бы ненадолго избавиться от своих преследователей.
Мысли ее прервал чей-то громкий крик:
— Да тише вы, тише! Слушайте!
Полупьяная толпа во дворе трактира замерла в недобром предчувствии. Секунда — и тишину разорвал грозный раскат ружейных выстрелов.
— Полиция! — пронеслось над двором. — Полиция!
Паники не было, но развеселая пирушка прервалась как по мановению руки, трактирный двор опустел, все попрятались подальше от греха.
И тут Розамунда увидела Мэйтленда. Стоя под раскидистым каштаном, он потягивал пиво из оловянной кружки. Он был все еще в тюремном мундире, но без галунов, и в таком виде казался неотличим от бунтовщиков. Сколько ни вглядывалась Розамунда, она не заметила у Мэйтленда никаких следов недавней драки: ни разбитого носа, ни сломанной челюсти, ни тем более переломанных рук и ног. Как видно, здоровяк-кузнец, так отважно ринувшийся на ее защиту, был не слишком силен в кулачном бою. Розамунда смутно надеялась, что Мэйтленд ее не узнает, вид у нее и в самом деле был ужасный, но эта хрупкая надежда рассеялась, когда он насмешливо взмахнул кружкой, притворяясь, будто пьет за ее здоровье.
Что ж, она вовсе не так беззащитна, как думает этот мерзавец! Отец научил Розамунду, как следует поступать, если нападут разбойники, и сейчас она не мешкая применила его уроки на практике. Метнувшись к карете, девушка распахнула дверцу и забралась внутрь. Коренники, оставшись без присмотра, беспокойно заплясали, и карета судорожно дернулась. На миг Розамунда едва не потеряла равновесие, но все же удержалась на ногах и потянулась за пистолетом, который был спрятан в кобуре за обивкой скамьи. Стрелять она умела… или по крайней мере знала, как это делается.
Пригнувшись, девушка осторожно выглянула в окно кареты. Мэйтленда под каштаном уже не было, но это ее ничуть не удивило. Он, конечно, уже крадется сюда, скорей всего, с другой стороны кареты, чтобы застать Розамунду врасплох. Пригибая голову, она стала пробираться к дальней дверце — и тут эта дверца распахнулась, и в карету впрыгнул Мэйтленд. Розамунда вскинула пистолет, но, вопреки строгим наставлениям отца, прицелилась не в сердце, а в плечо Мэйтленда. Она просто не могла убить человека, кто бы он ни был. Впрочем, Мэйтленд все равно оказался более проворен. Ударом ноги он выбил у Розамунды пистолет в то самое мгновение, когда она спустила курок. Пуля ушла в потолок кареты, и там, наверху, кто-то громко выругался. Потом Мэйтленд навалился на Розамунду, придавив ее своим телом, и она опять — уже в третий раз за какие-то полчаса! — больно ударилась головой. Кони заметались, обезумев от грохота выстрела.
— Харпер! — бешено рявкнул Мэйтленд.
Харпер? Да ведь это имя ей знакомо! Это же телохранитель Мэйтленда. Розамунда читала о нем в газетах. Хорош телохранитель! Когда Мэйтленду не нужны были его услуги, он попросту давал своему телохранителю какое-нибудь секретное поручение. Именно так случилось в ту ночь, когда была убита Люси Райдер.
— Держу! — таким же бешеным рыком отозвался голос сверху.
Розамунда хотела закричать, но под тяжестью Мэйтленда не могла даже вздохнуть. Болела голова, болело ушибленное запястье, перед глазами все плыло — и все же она отчетливо понимала, что происходит. Харпер был на козлах, ему удалось перехватить вожжи. Кони рванулись вперед, и Розамунда от резкого толчка лязгнула зубами, но в ту же минуту Мэйтленд приставил к ее виску дуло пистолета.
— Не дергайся, не то я тебе мозги вышибу! — процедил он и, не услышав ответа, зло рявкнул: — Поняла?
Розамунда поспешно кивнула.
Наконец Мэйтленд поднялся, и ей удалось перевести дух, хотя и ненадолго: усевшись на скамью, он поставил ногу на грудь Розамунды, оставшейся лежать на полу кареты.
Чего же он ждет? Что еще ему нужно?
— Гони! — вдруг гаркнул Мэйтленд, да так оглушительно, что Розамунда вздрогнула.
Громко и сухо треснул кнут, и кони понеслись, увлекая за собой карету.
Ничего у них не выйдет, твердила себе Розамунда. Отцовские кони славятся своим неукротимым нравом. Во всех ее поездках один из лакеев обязательно ехал на кореннике, именно для того, чтобы своенравная упряжка не понесла при первом же удобном случае. В одиночку с этими лошадьми никто долго не справится. Кони непременно понесут, карета опрокинется — и для Мэйтленда и его подручного все будет кончено.
Но если даже кони и не понесут, все равно карете не проехать через толпу бунтовщиков или полицейские цепи. Так или иначе, но скоро все кончится. Надо лишь сильней стиснуть зубы и ждать.
Лежа на полу, Розамунда не могла увидеть, как ее карета выехала с трактирного двора, зато слышала более чем достаточно: треск, грохот, проклятия, возмущенные вопли, да еще негодяй, восседавший на козлах, то громко щелкал кнутом, то хохотал, как одержимый.
Выворачивая на улицу, карета резко накренилась, а затем загрохотала, запрыгала по булыжной мостовой. От тряски у Розамунды громко застучали зубы. Хорошо еще, что Мэйтленд убрал свой пистолет от ее виска. Он сейчас смотрел в окошко кареты, держа оружие на сгибе локтя. Пистолет Розамунды валялся где-то на полу, теперь совершенно бесполезный: его нужно было перезарядить, а это она вряд ли могла сделать, покуда нога Мэйтленда упиралась ей в грудь.
Внезапно он в упор, сощурясь, глянул на Розамунду, и у нее перехватило дыхание.
— Ну, — проговорил он обманчиво мягким тоном, — что ты теперь против меня замышляешь?
«Сварить тебя живьем в кипящем масле» — мелькнуло у нее в голове, но, помня о своем бедственном положении, Розамунда предпочла более дипломатический ответ.
— Вы заблуждаетесь, — сдержанно ответила она. — Я ничего против вас не замышляю и не замышляла прежде. Все это лишь плод вашего воображения.
Мэйтленд только крепче сжал и без того поджатые губы. Потом он наклонился к Розамунде, она невольно отпрянула.
— Стало быть, плод моего воображения? — вкрадчиво повторил он.
— Именно.
— А то, что ты пыталась застрелить меня, когда я забрался в карету, тоже плод моего воображения?
— Но вы же гнались за мной! И, что бы там ни было, я целилась вам в плечо.
Тем же самым опасно-вкрадчивым тоном он осведомился:
— И с чего бы это герцогской дочке так умело обращаться с пистолетом?
— А с того, — ответила Розамунда, — что на карету моей матери как-то напали разбойники и мать только чудом осталась в живых. После того случая отец настоял, чтобы я научилась защищать свою жизнь.
— Верней, как ее поскорее лишиться!
— Именно это я и скажу своему отцу после того, как вы меня отпустите.
Мэйтленд пропустил этот намек мимо ушей. Вскинув черные брови, он отвернулся, и Розамунда могла лишь гадать, что у него на уме. Ее вдруг охватило странное ощущение, что этот человек попросту смеется над ней. Одна эта мысль так возмутила девушку, что она начисто позабыла о страхе. Смеяться над ней, наследницей Девэров?! Все ее предки были отважны, как античные герои! Каспар Девэр вместе с Черным Принцем сражался при Пуатье, а потом, много лет спустя, посылал дамам воздушные поцелуи с плахи, на которую отправили его выскочки Ланкастеры. Леди Маргарет Девэр обороняла замок своего мужа от «круглоголовых» Кромвеля, а затем обратила их в бегство, стоя во главе собственной армии. Да что там далеко ходить, другой Каспар Девэр, отец Розамунды, спас во время Французской революции десятки обреченных на смерть аристократов, а ее мать, Элизабет Девэр, храбро бросилась на разбойника, который прицелился из ружья в ее сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42