Там, на озере, – продолжил после паузы маркиз, – мне было даровано доступное лишь избранным счастье увидеть совершенство. Когда же я обнаружил, что вы всего лишь ребенок, меня охватила растерянность: ведь не обманывали же меня собственные глаза! Но вы были очень убедительны, и я поверил вам, хотя воспоминания о тех мгновениях истинной красоты неотступно преследовали меня.
Маркиз закрыл глаза руками, словно хотел остаться наедине со своей памятью.
– А потом мы встретились в парке, и я уже не смог думать ни о чем, кроме вас – маленькой девочки из классной комнаты, так непохожей на других. Я говорил себе, что меня просто забавляет ваше общество. Это теперь я знаю: меня непреодолимо влекло к вам. – Голос маркиза зазвучал глуше: – Когда сегодня перед ленчем вы вошли в гостиную, я понял, что именно вас ждал всю свою жизнь.
Маркиз умолк. Арабелла протянула ему руки, и, хотя пальцы ее дрожали, девушка улыбалась.
– Но почему вы так расстроены? – спросила она.
– Я не испугал вас? О Арабелла, есть ли на свете другая такая, как вы?!
Маркиз снова обнял ее и начал целовать со страстью человека, изголодавшегося по любви.
– Я люблю тебя! Люблю! – повторял он, осыпая поцелуями ее губы, глаза, щеки, лоб и то место на белоснежной шее, где билась маленькая жилка. – О моя возлюбленная крошка, разве я думал, что обрету тебя?!
Он сжал Арабеллу в своих объятиях, так что у нее перехватило дыхание, и вдруг хриплым от звучавшей в нем боли голосом сказал:
– Мы должны расстаться – я никогда, слышите, никогда не смогу жениться на вас!
Глава 10
Арабелла сидела в своей комнате у секретера и сочиняла письмо. Уже полдюжины листков бумаги было скомкано и отброшено, а написанное все не удовлетворяло ее.
Наконец девушка запечатала письмо сургучом и надписала адрес: "Парламент, министру внутренних дел". Потом собрала испорченные листки, мелко изорвала их и сунула в камин. Что бы ни случилось, никто в замке не должен знать, кто ее адресат. А что министр внутренних дел, именно тот человек, у которого следует искать защиты от разбойников, Арабелла поняла за те несколько часов, которые провела без сна, расставшись с маркизом.
Теперь оставалось только ждать, когда представится случай отправить письмо в Лондон. Мисс Мэйдерсон говорила, что время от времени из Меридейл-Хауса кто-нибудь приезжает за слугами. Значит, можно надеяться, что рано или поздно здесь появится человек, не связанный родством ни с кем в замке или в поместье.
Конкретного плана действий Арабелла не имела, однако решила на всякий случай подготовить письмо, чтобы потом не сочинять его в спешке, когда не будет возможности тщательно обдумать каждое слово.
Когда опасное послание было написано, девушка после некоторых размышлений спрятала его в зеленую бархатную сумочку, доставшуюся ей вместе с платьями маркизы.
Покончив с делами, Арабелла выглянула в окно. Было совсем рано: на небе едва брезжила алая полоска зари. Девушка сняла шаль, наброшенную поверх ночной сорочки, и скользнула в постель. Свежесть утреннего ветерка, ворвавшегося в открытое окно, ласкала лицо и успокаивала кожу, опаленную жаром страстных губ маркиза.
Арабелла прикрыла глаза и снова ясно услышала его хриплый голос:
"Я никогда не смогу жениться на вас!"
В первое мгновение у нее было такое чувство, будто ее ударили. Когда она заговорила, собственный голос показался ей чужим.
"Это из-за различия в нашем положении?" – только и спросила она.
Глаза маркиза полыхнули огнем.
"И как только подобное могло прийти вам в голову?! Да, мне неизвестно, из какой вы семьи, зато мне известно другое: вы оказали бы мне высочайшую честь, согласившись стать моей женой. Это я считал бы себя недостойным вас".
"Тогда я ничего не понимаю", – едва слышно произнесла Арабелла.
Маркиз приблизился к ней.
"О моя возлюбленная девочка! Я сделал вам больно, – сокрушенно проговорил он. – Обидеть вас все равно, что оторвать крылья у бабочки: вы так же хрупки и так же прекрасны.
В голосе маркиза зазвучали глубокие, ласкающие ноты, и вдруг настроение его резко переменилось.
Вы снова вводите меня в искушение, Арабелла. Когда я смотрю в ваши глаза, я забываю обо всем на свете, когда вижу ваши подрагивающие губы, думаю только о том, что страстно хочу их целовать. Ну не пытка ли это?! Если вы останетесь, уехать придется мне!"
"Нет, нет! – вскричала Арабелла, вспомнив о той смертельной опасности, которая подстерегала маркиза за пределами замка. – Ни в коем случае! Если бы объяснили мне…"
"Почему я не могу жениться? – перебил ее маркиз. – А разве это не очевидно?"
"Нет", – ответила Арабелла, устремив на него полный недоумения взгляд.
"Даже когда вы смотрите на Бьюлу?" – тихо спросил маркиз.
"Бьюлу?!"
"Именно. Неужели вы полагаете, я хочу, чтобы мой ребенок оказался таким, как она? Только представьте, что это мой сын… наследник титула и всего, чем я владею!"
"Но это невозможно", – начала Арабелла.
"К чему слова, – прервал ее маркиз. – Это у нас в роду. В крови Бельмонтов, которой я так гордился! Я изучал историю своего рода. Один мой предок был казначеем короля Генриха Восьмого, другой командовал армией у Карла Второго. Мой прапрапрадед дрался с Мальборо. Все это были сильные, красивые люди, которыми гордилась бы любая семья".
"Бьюла, без сомнения, является печальным исключением".
"Ой ли? Кто знает, какие семейные тайны хранит история? А вдруг уродство и безумие передаются в нашем роду из поколения в поколение?"
В голосе маркиза было столько боли, что Арабелла сочувственно положила руку ему на плечо.
"Прошу вас, милорд, не мучьте себя! Ваши подозрения беспочвенны".
"Разве у вас есть доказательства? – ответил маркиз и, закрыв лицо руками, отвернулся. – Теперь вы знаете, – через некоторое время снова заговорил он, – почему я все это время не приезжал домой".
"Вам было страшно видеть девочку?"
"Страшно! Я, человек, которого отмечали за храбрость в бою, человек, ни разу не дрогнувший перед лицом неприятеля, превращался в жалкого труса при мысли о встрече с этим несчастным созданием!"
"Но вы же видели ее раньше?"
"Мне следует рассказать все с самого начала. Я поклялся никогда не говорить на эту тему, но вы должны знать, почему моя любовь к вам, всего лишь волшебный сон, который лучше забыть".
"Я никогда не сделаю этого!" – отрезала Арабелла.
"О дорогая! За эти слова я люблю вас еще больше. Но выслушайте же меня до конца. Может, тогда и в ваших глазах я буду так же обречен, как в своих собственных".
"Давайте присядем", – мягко предложила Арабелла, увлекая маркиза на софу около камина. Лицо его было странно осунувшимся: за то время, что они провели в этой комнате, он, казалось, постарел на несколько лет.
"Несчастье с отцом произошло, когда я был в Оксфорде. Узнав об этом, я бросился домой и застал его в очень плохом состоянии. На мое предложение остаться матушка ответила отказом: она не хотела, чтобы я бросал учебу. Мне было двадцать тогда, и мой диплом представлялся нам обоим чем-то очень важным. Я продолжил занятия и снова появился дома только на каникулах. Отец угасал, а матушка находилась в постоянном нервном напряжении, что было на нее совсем не похоже. Более того, она была на грани срыва, беспричинно плакала и буквально цеплялась за меня, когда мне пришло время возвращаться в университет. Вполне естественно, что подобное матушкино состояние я объяснял ее тревогой за отца. Врачи почти не оставляли отцу надежд на выздоровление, – сделав над собой усилие, продолжал маркиз, – тем не менее известие о его кончине было для меня настоящим ударом. Я поспешил домой, чтобы помочь матушке с похоронами. Именно тогда у меня закралось подозрение, что она ждет ребенка. Я не стал докучать ей расспросами и отправился к Мэтти: Она подтвердила мою догадку. Мне показалось странным, что матушка не сказала мне обо всем сама. Ее недоверие глубоко уязвило меня".
И снова в голосе маркиза послышалась боль, глубоко тронувшая Арабеллу.
"Впервые в жизни мне казалось, что нас разделяет какая-то стена. А ведь до этого мы были очень близки. Возможно, между матерью и сыном всегда существуют особые отношения, непохожие ни на какие другие. Как бы то ни было, я чувствовал матушкину отчужденность, и меня это очень задевало. Похороны состоялись на следующий день. У могилы матушка свалилась без чувств. Мы отнесли ее домой. Ночью родился ребенок – раньше срока, как мне сказали".
Маркиз умолк. Арабелла почувствовала горячую волну сострадания, но нужные слова почему-то не приходили.
"Вы должны знать еще кое-что, – через некоторое время возобновил он свой рассказ. – Когда мне было лет пять или шесть, один из пастухов, желая, видимо, позабавить меня, показал мне ягненка, родившегося с двумя головами. Даже взрослому стало бы не по себе от подобного зрелища. У ребенка оно вызвало настоящий ужас! Помню страшную дурноту, которая охватила меня. Я опрометью побежал домой и спрятался в своей спальне. Никто, даже матушка, не знал, что случилось, меня же стали преследовать кошмары. Мне снились омерзительные чудовища, от которых не было никакого спасения".
"Бедный ребенок", – прошептала Арабелла.
"Думаю, свой тайный страх есть у каждого, – отозвался маркиз. – Что же касается меня, то, может, потому, что после того случая всякие уродства вызывают у меня болезненное отвращение, мой удел, постоянно сталкиваться с ними. Где бы я ни находился, в бродячем цирке, на скачках, да просто в любой толпе, кто-нибудь своим ущербным видом обязательно напоминал мне о моем тяжком кресте, моей родной сестре Бьюле!"
"Как вы можете так говорить о ней! Бедняжка так жалка и беспомощна!"
"Мне известны эти несчастные создания. Годами они остаются совершенно безобидными, а потом вдруг превращаются в угрозу для тех, к кому все это время испытывали привязанность. Они могут впасть в полное безумие, и тогда остается одно: держать их под замком, дожидаясь, когда смерть избавит их от мучений – несчастные редко доживают до двадцати".
Арабелла тихо вскрикнула.
"Поверьте, Арабелла, – продолжал маркиз, – я приложил все усилия, чтобы выяснить, можно ли помочь Бьюле. Да, я не приезжал домой, потому что мне невыносимо было видеть ее, но я распорядился как следует ухаживать за ней, а два года назад, после возвращения из Франции, советовался относительно ее случая с медицинскими светилами Лондона. Все они в один голос заявили: сделать ничего нельзя!"
"Но почему все это должно отравлять вам жизнь?!" – воскликнула Арабелла.
"Отравлять жизнь? – с горькой усмешкой повторил маркиз. Да могу ли я считать себя нормальным человеком, зная, что в моих жилах течет дурная кровь! Жаль, что вы не знали моего отца. Это был красивый и сильный мужчина с великолепной внешностью. Как я восхищался им! И тем не менее, это он дал жизнь жалкому безмозглому уродцу".
"Как только Господь допускает такое?!"
"Господь? Да разве Он знает? Или, может, ему есть дело? Как я молил Его, чтобы то, что в один прекрасный день мне показала повитуха, оказалось только плодом моей больной фантазии! Но нет, мне не приснился кошмарный сон, и я не стал жертвой галлюцинаций: Бьюла была существом из плоти и крови".
"Этот ваш тайный страх… – прошептала Арабелла, – не можем ли мы сражаться с ним вместе?"
Маркиз поднес ее руку к губам.
"Я люблю вас, – сказал он. – Я обожаю в вас все: вашу нежность, мягкость, вашу чуткость. Но помочь мне не в состоянии никто. Никто, Арабелла, и я знал это, спасаясь бегством из замка в день появления Бьюлы на свет".
"И вы не попрощались с матушкой?"
Маркиз покачал головой. В глазах его отразилась такая мука, что Арабелла почти физически ощущала ее.
"В тот момент я был просто не в состоянии говорить с ней, – признался он, – и теперь, когда ее больше нет, до конца жизни не прощу себе этого!"
"Как ужасно".
"Я не хотел быть жестоким, хотя сейчас понимаю, что причинил ей невыносимую боль. Меня охватил тот же слепой страх, что и тогда, в детстве, и я обратился в позорное бегство".
"Возможно, ваша матушка поняла вас", – попыталась успокоить маркиза Арабелла.
"Нет. Она просто подумала, что я грубое, бессердечное животное. Единственный сын, вместо того чтобы быть опорой матери в трудную минуту, как истинный эгоист думает лишь о себе".
"Вас можно понять", – сочувственно проговорила Арабелла.
"Я совершил омерзительный поступок, – отрезал маркиз. – В Оксфорд я уже не вернулся, а поехал в свой полк: отец устроил таким образом, чтобы после получения диплома мне полагался офицерский чин. Через два дня после прибытия я вместе с полком отправился в Португалию".
"И вы снова не повидались с матушкой?"
"Тогда я думал, что мне нечего ей сказать, а теперь казню себя не только за трусость и жестокость, но и за то, что не был с ней, когда она больше всего во мне нуждалась. – Маркиз тяжело вздохнул: – Теперь вы видите, что я за человек. Такой человек недостоин любви, поэтому забудьте обо мне, Арабелла".
"Посмотрите на меня", – попросила Арабелла.
Повинуясь, маркиз заглянул в обращенные на него фиалковые глаза и увидел в них понимание, сочувствие, любовь, которые, казалось, окутывали его исцеляющей дымкой.
"Я люблю вас, – тихо проговорила девушка, – люблю так сильно, как вообще невозможно любить. И спасибо за то, что сказали мне правду".
Маркиз обнял Арабеллу. Крепко прижимая девушку к груди, он зарылся лицом во впадинку у основания ее нежной шейки, и ей показалось, что он близок к слезам. Теперь ей виделось все, о чем умолчал маркиз: его невыносимые страдания при мысли о выпавшем на долю матушки, ночи, когда он лежал без сна, кляня себя за малодушие и терзаясь невозможностью ничего исправить.
"Ничего, ничего, – успокаивающе проговорила она. – Ваша матушка любила вас, поэтому поняла бы, что вы испытали при виде ребенка. А может, и у нее самой возникли подобные чувства".
"Я не поддержал ее в трудную минуту, – повторил маркиз. – Кто знает, вдруг точно так же я поступлю с любой женщиной, доверившей мне свою судьбу? Вот почему, любовь моя, мам лучше расстаться. Мне нет места в вашей жизни!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27