— Что нужно этой ужасной женщине? — спросила Микаэла.Синтия вздохнула:— Я сама задаю себе этот вопрос.— Она мне не нравится, — сказала Микаэла и спросила: — А вам?Синтия пожала плечами.— Когда-то я ее жалела. У нее была трудная жизнь. Когда она приезжала в прошлый раз, ей было очень несладко.Микаэла дернула плечиком и сказала, как бы в ответ своим мыслям:— Ну а на меня эта дама просто наводит тоску. Кстати, мы с отцом решили — бракосочетание в понедельник.— В понедельник! — ахнула Синтия. — О нет, Микаэла! Неужели так скоро?— В понедельник, — твердо повторила девушка.Она повернулась, чтобы уйти, но Синтия остановила ее:— Микаэла, вы сообщили обо всем Хью?Она едва осмелилась произнести это имя.Микаэла замерла.— Нет, — ответила она, помолчав. — К чему? Если я принимаю решение, я его выполняю. И потом, я даже не знаю, где сейчас Хью.— Вы правы, поступив решительно и бесповоротно, — сказала Синтия. — Однако сейчас, по-моему, вам следует сообщить Хью о том, что выходите замуж… за другого.— К чему? — холодно отозвалась Микаэла.Синтия ответила ей совершенно искренне:— Быть может, хоть он сумеет остановить вас, не позволит вам сделать эту глупость. Вашему отцу и мне не удалось. Надеюсь, к мнению Мартена вы прислушаетесь.— Я всегда буду слушаться Хью.У Микаэлы изменился голос — исчез резкий вызывающий тон. Впервые за много недель она заговорила по-человечески.— Так сообщите ему, — настаивала Синтия.Микаэла отрицательно покачала головой.— Вы перехитрили сами себя, Синтия, — проговорила она еле слышно. — Перехитрили, когда приехали к Хью домой и уговорили меня с ним расстаться. Я повторила ему ваши слова, убедила его, что вы правы. Он решил, что мы будем поступать как порядочные люди. Ни встреч, никаких контактов, пока обстоятельства не изменятся. Хью связан браком, выходит, это я должна изменить свои обстоятельства. Не так ли?— Но я убеждена, Хью не предполагал, что вы поступите так дурно, противоестественно — выйдете замуж без любви! — воскликнула Синтия.— Откуда вам известно, что он мог предполагать? — спросила Микаэла чуть хрипло. В голосе ее звучало глубокое страдание. — Кому это может быть известно?Она быстро отвернулась и бросилась бегом к дому, оставив Синтию одну, подавленную, обескураженную.Некоторое время Синтия бродила по саду, затем вернулась в гостиную.К ее удивлению, ни Роберта, ни Сары там не было, однако очень скоро та появилась.— Пойдем, Синтия, нам пора! — резко сказала она.— Роберту, значит, я не понадоблюсь? — удивилась Синтия.— Нет, Роберт занят, — отвечала Сара. — Пошли.Она почти силой вытолкнула Синтию в парадную дверь. Они пошли вдоль аллеи, и когда их нельзя было услышать из дома, Сара выпалила в возбуждении:— Держись, я тебе скажу нечто сногсшибательное!— Что случилось? — забеспокоилась Синтия.— Перед тем, как все тебе рассказать, хочу чтобы ты услышала мое мнение о твоем друге Роберте Шелфорде. Он ничтожество! Я восхищалась им, считала его, по крайней мере, человеком щедрым, но либо он изменился, либо я ошибалась.— Что ты имеешь в виду? — сказала Синтия. — И почему о моем друге? Скорее он твой друг, ведь вы знакомы много лет.— Да, это так, — вынуждена была признать Сара. — Но должна сказать тебе, Синтия, — в «Березах» творится нечто странное. Если бы Роберт вел со мной честную игру, я тоже не стала бы нарушать наш с ним уговор, — продолжила Сара. — Я давно дала ему слово не открывать его тайн, и слово свое сдержала. Но я ожидала чего-то взамен, хоть какой-то благодарности от него.Синтия словно прозрела.— То есть денег? — спросила она.— А почему бы и нет? — сказала Сара. — У него их куры не клюют.— Ты шантажируешь его?— К чему такие абсурдные выражения? — послышался недовольный ответ. В глазах Сары сверкнул злобный огонек. — Я тебе кое-что скажу: Роберт делает вид, будто влюблен в тебя, а на самом деле у него в «Березах» живет содержанка.Синтия застыла на месте.— Что ты имеешь в виду?— То, что сказала, — ответила Сара. — Он прячет там какую-то свою подружку.— Ты сошла с ума! — ахнула Синтия, но естественное любопытство взяло верх, и она тут же добавила: — Откуда тебе известно?— Знаю! Только что, когда мы с ним разговаривали, негритянка — Зелли, или как ее там, — вошла и шепнула что-то ему на ухо. Всего я не расслышала, но кое-что разобрала, и у меня сразу возникли подозрения. И повел себя Роберт престранно — вскочил и бросился вон из комнаты без извинений и объяснений. Он словно забыл о моем присутствии! Он помчался наверх, следом за негритянкой, и они оба свернули в Южное крыло.— Но это невозможно! — воскликнула Синтия. — Ты ошиблась.— Ты не знаешь Роберта Шелфорда, для него невозможного нет, — злобно прошипела Сара. — Особенно, если речь идет о женщинах.— Какие женщины? Нет там никого! Это ошибка, плод твоего воображения.Сара улыбнулась снисходительной улыбкой человека, которому известно гораздо больше, чем другим.— Я по выражению лица Роберта поняла: здесь творится неладное, — подождала немного, постояла минутку и пошла следом. Если, думаю, обернется и увидит, скажу, что хотела попрощаться. Как ты знаешь, Южное крыло — нежилое, оно всегда было на замке. Он и мне, и другим — сама слышала — говорил, что там пусто, это нежилая часть дома. Он затворил за собой дверь, но я ее приоткрыла и заглянула внутрь. Ты, наверно, помнишь, там длинный коридор упирается в окно с витражом?— Да, — отозвалась Синтия, — конечно!— Ну, так вот — в коридоре роскошная мебель, ковры, вазы с цветами. Роберт лгал! Там явно кто-то живет! Богатая обстановка! Дверь в комнату в дальнем конце была открыта, и Роберт, наверно, был там. Послышались голоса. Я подождала еще. Негритянка вышла. Она несла поднос, а через руку у нее был дамский халат — розовый атлас с гипюром! Я успела все рассмотреть, она меня не заметила. Потом я тихонько выскользнула и спустилась вниз. Теперь ты мне веришь?— Нет! — отрезала Синтия.Сара визгливо засмеялась.— Конечно, ты не желаешь верить! И я знаю почему — ты влюблена в этого человека! Глава двадцатая — Ах, мисс, какая вы красивая! — воскликнула горничная, в последний раз поправляя подвенечный наряд.Микаэла пристально вглядывалась в свое отражение в зеркале — фата из старинных кружев, на, темных волосах венок из флердоранжа, перевитого жемчужной ниткой, жемчужное ожерелье вокруг белой шеи, белое атласное платье ниспадает пышными складками на пол.«Она была бы несказанно хороша, если бы не тоска во взоре и горькая складка у рта», — подумалось Синтии.Микаэла долго не отрывала от зеркала глаз, потом обратилась к горничной:— Спасибо, Флоренс. Это, пожалуй, все.— Сказать мистеру Шелфорду, что вы готовы, мисс?— Да, скажите, я через несколько минут спущусь.Горничная вышла, закрыв за собой дверь. Микаэла повернулась к Синтии.— Ну? — спросила она. — Как я выгляжу?Синтия понимала: над ней просто насмехаются — и устало, зная, что слова не возымеют действия, проговорила:— Вам известно мое мнение, Микаэла.— Знаю, — ответила Микаэла, — но слитком поздно, слишком поздно! Артур ждет в церкви, через несколько минут я дам клятву любить его, уважать и подчиняться ему во всем…— Не надо, Микаэла! Не следует произносить лживых обещаний, отмените церемонию! — молила Синтия.— Поздно, — повторила Микаэла. — Слишком поздно.Она подняла руки, поправляя фату, и Синтия увидела, что ее бьет дрожь. Вся ее любовь к Микаэле, вся нежность, которой она прониклась в ту минуту, когда впервые увидела это странное, но прелестное дитя, всколыхнулись в ее душе; Синтию охватило горячее желание защитить, спасти Микаэлу, но что может она поделать?Ничто не могло поколебать решимость Микаэлы. Как она и говорит, Артур ждет ее в маленькой деревенской церкви из серого камня. Через полчаса они станут мужем и женой.Синтия видела — Микаэла в отчаянии, намеренно терзает себя, намеренно своим безумным поступком обрекает себя на мучения, непоправимую беду.Любовь безответная или отвергнутая, так же как и насильственная разлука, способна уничтожить любящего, а Микаэла, права она или нет, любит Хью. Синтия в этом не сомневалась, к тому же к ней пришло истинное, глубокое понимание, какого она не ведала прежде. Она, может, только сейчас осознала до конца, что такое безнадежная любовь.Слова Сары, что она влюблена в Роберта, словно пелену сорвали у нее с глаз. Синтия не могла этого отрицать. Ей казалось, на нее обрушился внезапный удар, а в сердце вонзилась стрела, которую она не в состоянии вырвать.Как только она осталась наедине со своими мыслями, она заглянула к себе в душу и была вынуждена признаться, в том, что она любит Роберта.Она не знала, когда в ней зародилось чувство, но нахлынуло оно внезапно, безраздельно завладев ею. Она не понимала прежде, что стремилась убежать от Роберта, страшась не его, а себя.Всегда, с их первой встречи, она чувствовала в нем огромную внутреннюю силу, необоримо влекущую, способную развеять прошлое, разрушить прежнюю любовь и зародить в ее душе новую и более сильную. И она боялась вновь пробудиться к жизни, испытать радостный безудержный восторг, который познала на заре своей первой любви.Часами лежала она по ночам без сна, и перед ней, как в кино, разворачивались события прошлого. Любовь к Питеру, юное чувство нежного девичьего сердца. Она не смогла расстаться с этим чувством, даже когда была обманута, брошена и забыта. Любовь к Питеру таилась в ее сердце, как бесценное сокровище, любовь для нее была священна. Синтия не желала признаться себе, что сокровище исчезло, а судьба над ней посмеялась.И вот тайно, незаметно в душе у нее зародился новый драгоценный дар. Роберт вошел в ее жизнь. Она пыталась от него ускользнуть, отчаянно боролась против влекущей силы, которую в нем ощущала. Но теперь — зачем таить от себя? — раньше или позже сила эта покорит ее, завладеет ею и вынудит сдаться на милость победителя. Теперь она ясно видела, что с ней произошло, и только спрашивала себя вновь и вновь: не слишком ли поздно наступило пробуждение?Почему так изменился Роберт? В леденящем ужасе она старалась отринуть объяснения и предположения Сары, будто в «Березах» живет другая женщина. Унизительно опускаться до подозрений, но все равно следует узнать правду — хотя бы ради собственного покоя.Это были не терзания ревности, она испытывала совсем иное чувство, — осознав свою любовь, ясно поняла, что любят не за высокие помыслы, благородство или доброту. Любят просто человека, каким бы он ни был.Ей были прекрасно видны недостатки Роберта — нетерпеливый нрав, беспощадность и то, как проявления внутренней мощной, кипучей силы чувств берут в нем верх над рассудком. Но при этом знала и то, как широко он мыслит, как щедро дарит свою помощь, как деликатен; видела и его ненасытное стремление к добру и внутренней чистоте.И она любит Роберта таким, какой он есть, был и каким может стать. Не слишком ли поздно? Что произошло за эти недели, отчего он так изменился? Вот сегодня утром, вспоминала Синтия, увидев ее, он прошел мимо, лишь бросив на ходу: «Доброе утро».Роберт напоминает смертельно больного человека, который поглощен тем, что происходит внутри его, и ничего не замечает из-за внутренней тревоги. Нельзя поверить, что причиной этому лишь Микаэла. Есть наверняка и иные причины. Но, боже милостивый, только бы не те, что заподозрила Сара.— Слишком поздно!Микаэла опять, словно про себя, повторила эту фразу. Синтия вздрогнула и обернулась к ней.— Еще не слишком поздно! — воскликнула она звенящим голосом.Микаэла широко раскрыла глаза в удивлении.— Я надеялась, вдруг что-то предотвратит свадьбу, какое-то неожиданное событие… Этого не случилось, и я своей волей запрещаю вам этот шаг. Снимайте свой наряд, Микаэла! Выбросите, забудьте о нем. Сейчас мы пошлем кого-нибудь сказать, будто вы заболели, а после вдвоем уедем, вы и я. Найдем место, где вас спрятать и где вы все хорошенько обдумаете, пока… — Она сделала паузу, чтобы ее слова звучали убедительнее. — Пока вы снова не увидитесь с Хыо.— О чем вы говорите? — изумилась Микаэла.— Я написала ему, — ответила Синтия. — Писала о вашем намерении, но не знаю, где он. Может, по-прежнему за границей. Видимо, мои письма не дошли. Он любит вас, Микаэла. Что бы вы ни сказали друг другу при расставании, какой бы ни был у вас уговор, я не сомневаюсь, он вас любит, у вас и у него истинное, глубокое чувство. Подождем от него известий.Она замолчала и перевела дух. Микаэла не сводила с нее глаз.— Вы написали Хыо? — отозвалась она каким-то странным голосом.— Я полагала, он должен знать, — промолвила тихо Синтия.— Почему же он не ответил? — растерянно и испуганно спросила Микаэла.— Если он за границей, ответ мог еще и не прийти. Я написала только на Гровенор-сквер, единственный мне известный адрес.Микаэла внезапно закрыла лицо руками.— Вы правы, — сказала она. — Я не могу! Я не вынесу этого! О Синтия, Синтия, помогите мне!Сопротивление рухнуло, маска отчаянного вызова, в которой Микаэла так долго представала свету, треснула и рассыпалась. Перед Синтией стояла юная девочка в подвенечном платье — дитя, напуганное и сбитое с толку переживаниями, которые оказались не по плечу. Синтия бросилась к ней, обняла и прижала к сердцу, как мечтала все эти дни.— Бедная моя, — шептала она, — так настрадалась! Все хорошо. Все как-нибудь устроится.— Увезите меня и спрячьте, — молила Микаэла. — Я не могу этого больше выносить. Я не могу никого видеть.Синтия обняла ее покрепче, целуя в щеку.— Вам надо все окончательно решить, не раздумывая долго. Отец ждет вас внизу, — она взглянула на часы. — Артур, наверно, в церкви. И вы уже опоздали!— Скажите им: я больна, скажите, умерла! — закричала Микаэла с надрывом. — Хорошо бы и на самом деле! Ах, Синтия, я хочу умереть!Лицо ее залили слезы. Синтия подошла к звонку.— Я позвоню Флоренс. Пусть позовет сюда отца.— Нет, нет! — твердила Микаэла. — Нет, не хочу его видеть! Никого не хочу видеть!Синтия протянула руку к звонку, но тут за дверью послышались голоса. Микаэла обернулась к ней в ужасе.— Это отец! — крикнула она. — Не хочу его видеть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25