Барбара Картленд: «Тщетная предосторожность»

Барбара Картленд
Тщетная предосторожность




«Тщетная предосторожность»: Эксмо; Москва; 2004

ISBN 5-699-04087-0Оригинал: Barbara Cartland,
“Again with Repture”

Перевод: Н. Я. Гвоздарева
Аннотация Оказавшись в стесненном положении, преданная любимым, Синтия Морроу вынуждена продать родовое поместье богатому американцу Роберту Шелфорду, который с первого взгляда влюбляется в очаровательную соседку. Но Синтия не готова полюбить снова, и чтобы завоевать ее, Роберт идет на всяческие ухищрения. Он просит вывести в свет его юную дочь, он даже приглашает в гости бывшего возлюбленного Синтии с женой. Однако все его старания напрасны. Роберт уже готов подчиниться неизбежному, но у любви свои законы. Главное — не терять надежды. Барбара КартлендТщетная предосторожность Глава первая — Я передумала. Я не продаю усадьбу.Адвокат поглядел на нее удивленно. В темных глазах Роберта Шелфорда мелькнули недоумение и легкая насмешка.Да, Синтия и сама понимала, что ведет себя глупо. Придется, конечно, продать. Ничего не поделаешь. А сказанное только что вырвалось против воли, и она не сумела бы объяснить, почему. Презирая себя за слабость, Синтия поспешно добавила, не дав мистеру Далласу сказать ни слова:— Во всяком случае, мне нужно время, я хочу снова все обдумать.— Не поздно ли, мисс Морроу? — раздраженно заметил адвокат, но его снова перебили, на этот раз Роберт Шелфорд.— Легко понять мисс Морроу, кому же захочется продавать «Березы»? — проговорил он тихо. — Я сам мечтаю об этой усадьбе и представляю себе чувства хозяйки — трудно расставаться с таким прекрасным домом.Синтия бросила на нею быстрый взгляд. Вместо благодарности за поддержку она испытала раздражение. Почему, спрашивала она себя, он зарится на «Березы»? И вообще надумал их приобрести? «Березы» принадлежат ей и только ей… Она с вызовом посмотрела на посетителей, словно защищая от них свое владение, но испытывала при этом лишь безнадежную опустошенность и отчаяние. Какой толк от проволочек? «Березы» неизбежно перейдут в чужие руки. Если не к Роберту Шелфорду, то к кому-то еще, кто вовсе не станет здесь жить, а просто купит земельное владение и начнет строительство или затеет что-нибудь столь же ужасное.Но Синтия сознавала, почему у нее вырвалась фраза, нарушившая спокойную обстановку деловой беседы: она была не в силах стерпеть, что Роберт Шелфорд вознамерился сделать «Березы» своим домом. Ей казалось, будто кто-то, кто бесконечно дорог ей, готов оставить ее ради другой — только с горечью подобной утраты можно было сравнить ее муку и отчаяние.— К чему борьба? Для чего растравлять рану, отчаиваться еще горше? Придется продать «Березы». Месяц назад выяснилось, в каком хаосе остались дела отца. Уже тогда Синтия понимала: все потеряно, — но с особой силой ощутила свою потерю в это утро, приехав пораньше из Лондона взглянуть в последний раз на родное гнездо, прежде чем будет подписан договор и ее владение перейдет к другому.
— Вам повезло, мисс Морроу, — сказал ей адвокат, известив о положении дел. — Крупно повезло! Мистер Шелфорд обратился в нашу контору после того, как узнал, будучи за границей, о предстоящей продаже «Берез». Он и раньше, как выяснилось, интересовался возможностью приобретения вашей усадьбы. В общем, было ясно: он действительно намерен ее купить, и я понял, какая это удача для нас, мисс Морроу. Мы всегда пеклись о вашем благополучии, и мои коллеги, и я были крайне огорчены… как бы это сказать… одним словом, некоторой расточительностью вашего батюшки. Мы полагали, что сделаем благое дело, а вы сэкономите на комиссионных агенту по сделкам с недвижимостью.— Спасибо, мистер Даллас, — поблагодарила Синтия с должной вежливостью, но сердце у нее разрывалось от боли.Она совершает кощунство! Она чувствовала, что предает и себя, и семейную традицию… Но какое, впрочем, это имеет значение? Ничто теперь не имеет значения. С тех пор как Питер и она…JHHTHH старалась не думать о Питере, о «Березах», однако неумолимо приближался день, когда надо поехать в усадьбу, проверить там все и проститься с родным гнездом.Поначалу она тешила себя мыслью, что все дела можно уладить в Лондоне, но в глубине души знала — это просто-напросто трусость, попытка уклониться от неизбежного. Когда пытаешься уйти от собственных мыслей, рано или поздно они настигают тебя. Синтии это было хорошо известно. И все же она откладывала поездку до самого последнего дня. Адвокат подтолкнул ее к окончательному решению:— Мистер Шелфорд хочет видеть вас, у него есть к вам вопросы. По-моему, разумнее встретиться с ним лично. Прежде всего, конечно, решить, кому из слуг положена пенсия. А еще он хочет знать историю дома. Никто не сможет рассказать ему лучше, чем вы.Ничего не поделаешь. Встреча с Робертом Шелфордом неизбежна; придется говорить с ним — с человеком, который, по сути, отнимает единственное, что было ей в жизни опорой, что она по-настоящему любила… кроме Питера.Но и Питер, и «Березы» неотделимы друг от друга, как части единого целого. Она снова почувствовала это, выйдя через калитку в такую знакомую аллею, где под сенью могучих дубов был подъезд к парадному входу.Все эти три года за границей «Березы» снились ей чуть ли не каждую ночь. Даже если плохо спалось и подушка была мокрой от слез, пролитых из-за Питера. «Как смогу я опять жить там, если его не будет рядом?» — спрашивала она себя в те дни.А сны все снились — лебеди, гордо плывущие по серебряной глади озера, величественная лестница с геральдическими леопардами на стойках перил, нежный аромат бельевых шкафов, торжественная роскошь банкетного зала, картинная галерея, где портреты чопорных предков немного заносчиво взирали на них с Питером из своего временного далека.Часто они танцевали вдвоем.— Люблю обнимать тебя, — сказал он однажды. — И невыносимо представить, что ты можешь танцевать с другими. — Голос его звучал ревниво. — Не смей, не позволю, ты принадлежишь мне!Сияющая, счастливая Синтия подняла на него глаза и прошептала еле слышно:— Тебе одному…— Как странно, необычно — мы так давно знаем друг друга и никогда не думали: ведь нас связывает любовь!..— Быть может, она жила у нас в сердце.Синтия чуть-чуть отстранилась, подняла голову и, наморщив лоб, посмотрела на него.— Наверное, юнцы вообще не осознают этого чувства, — сказал он серьезно.Синтия рассмеялась.— Мы и сейчас не старики. Дай подумать, тебе в следующем месяце — двадцать один, а мне в январе — девятнадцать.— Достаточно взрослые, можем сами принимать решения! — воскликнул юноша пылко и уверенно.— Конечно. — Синтия придвинулась к нему ближе. — И вообще, что они понимают? Каркают, причитают, попрекают кровным родством. Что мы можем поделать, если мы двоюродные, но любим друг друга?— Забудь об этих глупцах!По радио зазвучала быстрая музыка, они снова закружились в танце, тесно прильнув друг к другу, словно слившись в одно целое, бросая вызов всему миру, — юные, полные жизни и любви.Ах, Питер, Питер!.. Думая о «Березах», как же не думать о нем? И воспоминания нахлынули потоком, словно ушедшее вернулось.Вот Питер будит ее ранним осенним утром, и они отправляются поглядеть охоту на лисиц.Вот он безутешно плачет — любимый пес попал под машину.Вот он приезжает на школьные каникулы и высокомерно заявляет, что Ходжсон-старший терпеть не может девчонок. И это так обидно! Усевшись на подоконник в библиотеке, Синтия горько плачет в одиночестве…Этот широкий подоконник, выложенный подушками, связан и с другими минутами, полными нежности и любви.Вот здесь, за старинными вышитыми портьерами, Питер — ему недавно исполнился двадцать один год — просит ее выйти за него замуж. Опустив в застенчивости глаза, он перебирает ее пальцы, шепчет, как мечтает жениться на ней. И она слушает, не дыша, полная немыслимого счастья.Ах, Питер!.. Питер!.. Разве нужно просить согласия, с нетерпением ждать ответа! Ведь она всегда любила его, с детства, с того самого дня, когда Питера взяли к ним на воспитание после смерти его родителей.Наконец он взглянул на нее и увидел на ее лице все, что хотел узнать.— Моя любимая… — еле слышно вымолвил он.И они целовались в первый раз — быстро, жадно, неумело. Пугающая, невыразимая страсть!..Питер! Каждый камень, кирпич, каждый уголок дома повторял его имя. Избавится ли она когда-нибудь от тоски и одиночества? И надо ли пытаться? Бессмысленно.Всю войну и потом в ней жила надежда побороть страдание. После Дня победы Синтия перевелась в военный госпиталь в Индию. Там с головой ушла в работу, всегда брала на себя самые тяжелые обязанности, но постепенно, к великому огорчению, поняла, что ей не по плечу чрезмерная нагрузка. Она попросту надорвалась. В результате — демобилизация и возвращение в Англию — навсегда. Ее ждала жизнь в усадьбе в полном одиночестве! Но где еще могла Синтия найти приют, как не в «Березах»? Надо вновь обрести силы и здоровье, а где это сделать, если не под родным кровом.Отца больше нет, однако смерть его значила для нее так мало, что в глубине души ей было стыдно за свое полное безразличие к этой утрате. Полковник Морроу всегда был в жизни дочери лишь строгим наставником, облеченным какой-то неведомой властью. Это он не дал сбыться ее заветной мечте: расстроил их свадьбу, убедив Питера, когда разразилась война, что теперь не время для женитьбы. Отцу нет прощения, казалось тогда Синтии. Теперь и обиды на него не осталось. Он жил в ее памяти, как полузабытая тень.Мать, наверно, поняла бы. Будь она жива, все могло обернуться по-иному, но матери не стало, прежде чем дочь успела посвятить ее в свои с Питером планы.Задолго до смерти матери Синтия осознала: отец ей чужой навсегда. И судьба у нее такая же, как у Питера, тот — сирота, и она словно прозябала в сиротстве, тем более что отец страстно мечтал о сыне и не простил дочери крушения своей мечты. А мать так долго и тяжело болела — чем могла она помочь? Лишь ласковыми, участливыми словами.Оставался только Питер, никого больше у нее не было. Он заменил всех — отца, мать, братьев и сестер. А потом стал ее возлюбленным.Его добрая улыбка, взгляд, утешение и забота; их детские игры, где жили рядом выдумка и действительность… И после — любовь… Синтия познала его объятия, нежные прикосновения рук, пылкие поцелуи…О, Питер, Питер!.. Неужели прошлое так и не отпустит, настойчиво преследуя даже теперь, по прошествии восьми лет?— Легко понять мисс Морроу, если она не пожелает расстаться с «Березами»…Эти слова вызвали у Синтии негодование. Где ему понять ее чувства? Самодовольный рыжеволосый красавец, для которого жизнь, похоже, — веселая шутка.Лишь только радостно-говорливый мистер Даллас и его клиент появились на террасе, Шелфорд уже держался так, будто он здесь новый хозяин. Когда он увидел Синтию, глаза у него насмешливо блеснули, и Синтия испытала странное тяжелое чувство, похожее на ненависть.Да, она сразу же возненавидела Роберта Шелфорда, в особенности когда он стал восхищаться усадьбой и сказал, что мечтает ее купить. Не помогло и его обещание восстановить здесь все в былой красе.Откуда ему знать, как все было? Пусть даже на клумбах выполют сорняки, подстригут газоны и они снова станут зеленым бархатом, пусть приведут в порядок аллеи, искореженные гусеницами танков и колесами тяжелых грузовиков — Шелфорду не понять души этого места.Верно, дом в запустении, камины разрушены, стены облупились, ступени лестниц продавлены, окна выбиты, но даже так «Березы» все равно сохранили свое очарование, и было невыносимо, что чужой человек, покупающий просто жилье, загородный дом, рассуждает о том, как вернуть былую красоту ее усадьбе.Поэтому Синтия и высказала, помимо воли, то, что рвалось из сердца, когда пришло время ставить подпись на бумагах, и в смущении от собственного поступка быстро встала и отошла к окну. У нее возникло непреодолимое желание расторгнуть сделку, хотя она и понимала, что это глупо.В гостиной воцарилась тишина, — видимо, Шелфорд сделал адвокату знак воздержаться на время от дальнейшего разговора.Мистер Даллас, известный говорун, не преминул бы, конечно, продолжить свои попытки урезонить ее, убедить согласиться для собственного же блага, а Роберт Шелфорд жестом или взглядом остановил его. На каком, собственно, основании? Даллас хочет привести свои доводы — пусть. Она резко обернулась.— Я все обдумала, — заявила она твердо. — «Березы» я продам, но виллу «Дауэр-Хаус» оставляю за собой, буду в ней жить.Адвокат вздохнул и, видимо, начал прикидывать в уме, какую часть всей суммы за усадьбу может составить стоимость виллы.Роберт Шелфорд лишь улыбнулся. Он сидел, удобно откинувшись на спинку кресла, сохраняя полное спокойствие.— Я согласен, — сказал он. — Даллас, не затрудняйтесь подсчетами, это новое условие не меняет моих намерений.— Как так?Даллас изумленно поглядел на него.— Очень просто, — пояснил Роберт Шелфорд. — Я хочу купить всю усадьбу «Березы». Но, если мисс Морроу хочет оставить в своем владении виллу «Дауэр-Хаус», я не возражаю. На общую сумму это не повлияет.— Ваше предложение нелепо! — воскликнула Синтия. Она вернулась к столу и села на свое место. — Я не нуждаюсь в благотворительности, мистер Шелфорд.— При чем здесь благотворительность? Вилла очаровательна, но это маленькая часть усадьбы. А я покупаю «Березы» целиком, именно все владение представляет для меня интерес. Мистеру Далласу нет необходимости вносить изменения в документы, давайте их подпишем, как есть. И далее, мисс Морроу, с вашего позволения я без предварительных условий предлагаю вам в дар виллу и сад, называемые «Дауэр-Хаус».— Но с какой стати? — Их взгляды встретились. На миг Синтии показалось, будто насмешка в его глазах сменилась каким-то иным выражением. Он молчал, но она была в смятении. — Я не могу принять подобный дар, это благотворительность, — тихо повторила она с глупым упорством.— Я не рассчитывал на виллу и не прошу ее, — был ответ. — Вы отдаете мне «Березы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25