– Я бы хотела оставить немного денег для себя, тетя Агата, – сказала Бертилла.Она была крайне удивлена поступком тетки и полагала, что остаться без единого пенни не слишком-то хорошо – мало ли что может случиться!– Деньги тебе вовсе ни к чему, – отрезала Агата Элвинстон. – К тому же я подозреваю, что твоя мать не собирается платить за твое содержание, стало быть, тебе придется работать, и работать как следует!Бертилла со страхом взглянула на тетку.– Я очень нуждаюсь в рабочих руках, – продолжала та, – а здешним людям нельзя доверять ни на грош. Они хватают все, что ты им даешь, убегают в лес, и – поминай как звали!Бертилла подумала, что они поступают вполне разумно, пускаясь наутек от ее тетки, но не посмела высказать свое суждение вслух; некоторое время они шли молча.Город остался позади, вокруг были джунгли. Бертилла любовалась лесом, в особенности орхидеями, с которыми не могли соперничать по красоте цветы из сада Хендерсонов. Сиянием только что распустившихся орхидей был как бы освещен весь лес.Некоторые деревья были почти сплошь скрыты под поселившимися на них прекрасными цветами, окутавшими их целой радугой красок – от бледно-желтой до густо-фиолетовой.С ветвей свешивались гирлянды орхидей длиной не меньше ярда, а земля была покрыта ковром крошечных и хрупких растений, тоже похожих на орхидеи.Бертилла надеялась увидеть малайского медведя – единственное опасное животное в Сараваке, или же крошечного оленя канчиля, о котором сложено множество сказок и легенд.Но вынуждена была довольствоваться только созерцанием королевского фазана.Особенно старательно искала она глазами птицу-носорога – одну из самых необычайных в мире птиц, с огромным желтым клювом и странным наростом ярко-красного цвета у его основания.Некоторые из них, как читала Бертилла, достигали размеров индюка, но те, которых она заметила здесь на деревьях, были поменьше.Птицы были восхитительны, но бабочки – еще восхитительнее и прекраснее.У Бертиллы перехватывало дыхание от восторга, когда она видела, как они, сверкая всеми цветами радуги, порхают по лесу.Глядя по сторонам, девушка на время позабыла о своей несносной и противной тетке.– Ах, как красиво! – воскликнула она. – Просто невероятно!Сварливый голос тетки вернул Бертиллу к реальности:– Двигайся поживее! Сейчас не время для прогулок, ты и так отняла у меня чуть не целый день!Они прошагали еще с полмили; Бертилле стало очень жарко, но тут дорога кончилась, и девушка увидела дом миссии.Дом был деревянный, низкий и длинный. Он мог бы выглядеть так же привлекательно, как и туземные домики, которые Бертилла видела по берегам реки, но на самом деле казался уродливым и неприветливым.Все пространство перед домом было вытоптано – ни травинки, ни единого цветочка, которых было так много повсюду, только твердая глинистая площадка.Три молодые женщины в бесформенных ситцевых платьях, надетых прямо на голое тело, судя по всему, должны были присматривать за множеством малых ребятишек.Но до появления Агаты Элвинстон женщины сидели в удобных и свободных позах и улыбались каким-то своим тайным мыслям.А ребятишки тем временем вертелись, катались, носились по площадке, причем многие из них были совершенно голые.Едва показались Бертилла и ее тетка, картина переменилась точно по волшебству.Женщины вскочили на ноги и принялись кричать на детей и гоняться за ними.Смеха как не бывало, дети перестали играть – стояли и смотрели испуганными глазенками.Как только мисс Элвинстон подошла на расстояние окрика, она начала бранить женщин на непонятном Бертилле языке, однако ошибиться в общем смысле ее слов было невозможно.Она не просто бранила их, как решила девушка, но и угрожала им.Женщины ни слова не отвечали тетке, а лишь смотрели на нее бархатными карими глазами, похожими на анютины глазки, до тех пор пока она не замолчала и не повернула к дому.Грубо сколоченное здание миссии – Бертилла разглядела его – почти не отличалось от большой хижины по своей конструкции.Внутри дом был разделен на одну большую комнату – очевидно, класс для занятий, и две поменьше, в одной из которых жила тетка, а другая, вероятно, предназначалась Бертилле.Все было просто, даже аскетично, без малейшего намека на домашний уют.Едва Бертилла вступила в это жилище, она поняла, что в доме не знали любви, что весь он пропитан недоброжелательством.Но тут же сказала себе, что нельзя, попросту глупо судить по первоначальному впечатлению; она должна быть благодарна тетке, которая предоставила ей кров, когда все от нее отказались.– Я решила, что ты будешь спать в этой комнате, – брюзгливо объявила Агата.Она ввела племянницу в крохотную комнатенку, где только и помещалась туземная деревянная кровать, на которой лежал тощий, почти не заметный матрас.– Я использовала эту комнату для больных, – продолжала Агата, – но больше мне нечего тебе предложить.– Жаль, что я причиняю вам столько неудобств, тетя Агата.– Иначе и быть не могло. Я так понимаю, что теперь, когда твоя тетя Маргарет умерла, мать от тебя отказалась. Она вечно увиливала от своих прямых обязанностей.Тетка говорила о матери так пренебрежительно, что Бертилле захотелось ее защитить, но в глубине души она сама думала так же. Однако спорить с теткой было бессмысленно, и девушка промолчала.Малайцы, тащившие чемоданы Бертиллы всю дорогу с самой пристани, внесли их в спальню.– Может быть, вы им заплатите, тетя Агата? – спросила Бертилла. – Ведь у вас все мои деньги.Тетка немедленно вступила, как догадалась племянница, в долгий и бурный спор по поводу оплаты носильщикам.Бертилла хотела бы вознаградить их достойно – ведь дорога была долгая и утомительная, а чемоданы они тащили на спине.Но поскольку у нее не осталось ни пенса, Бертилла только и могла, что беспомощно стоять рядом с теткой, которая в конце концов одержала победу, и носильщики, презрительно взглянув на то, что она им дала, ушли прочь весьма недовольные.– Ты бы лучше сняла свой изысканный наряд и надела что-нибудь подходящее для работы, – пробрюзжала тетка.– Может, вы сначала дали бы мне попить, – произнесла племянница. – Очень жарко, и меня мучит жажда.– Напейся сама, только не заставляй себя долго ждать.– Разумеется, – заверила ее Бертилла. – Вы только покажите мне, где что находится.В тот же день Бертилла поняла, почему тетка такая тощая. Есть было почти нечего.Девушка узнала, что дети, посещающие миссию, чтобы воспринять основы христианской веры, а также научиться грамоте, получают в полдень чашку самого дешевого риса.Трапеза дополнялась фруктами, сорванными в джунглях; иногда детям давали немножко сахара.Плоды были большей частью незнакомы Бертилле, но она узнала дуриан по его ужасному запаху – какой-то смеси запахов лукового соуса, сливочного сыра и темного хереса.Были еще кокосовые орехи, покрытые волосатой оболочкой и содержащие внутри жидкость, цветом напоминавшую сливки.Бертилла была голодна и заставила себя попробовать кокос, по вкусу он напоминал богатый маслом сладкий крем.Тетка ела то же, что и она; Бертилла глотала рис и думала, что диета здесь по меньшей мере скудная.Тетка выпивала за день огромное количество чашек местного чая; она сказала Бертилле, что при необходимости можно зарезать курицу.Куры клали яйца в траве возле дорожки, протоптанной детьми. Отыскивать и собирать эти яйца стало обязанностью Бертиллы.Больше всего угнетало Бертиллу отношение тетки к ее помощницам.Это были красивые молодые женщины с изящными фигурами и длинными черными волосами, свободно ниспадающими на талию. Когда тетка за ними не наблюдала, женщины смеялись и переговаривались между собой.Они были полны того естественного счастья, которое бурлит и переливаете; через край при самых неблагоприятных обстоятельствах.Одна из женщин явно была даячкой, мочки ушей ее были вытянуты из-за тяжелых круглых серег, какие носили женщины этого племени.Насчет двух других Бертилла решила, что они малайки.Тетка не оставила у Бертиллы никаких иллюзий относительно этих женщин в первый же вечер после ее приезда.В конце дня Бертилла вышла из домика миссии, где ей было приказано вымыть пол и убрать за ребятишками вещи, и, к ужасу своему, увидела, как тетка хлещет женщину-даячку прутом по плечам.Она ударила женщину несколько раз, и та с громкими воплями убежала в хижину из пальмовых листьев, где, как уже знала Бертилла, обитали все три женщины.Агата Элвинстон выкрикивала ей вслед бранные слова. Потом повернулась и встретила испуганный взгляд племянницы.– Вы… били ее, тетя Агата!– Била! И тебе придется еще не раз это видеть, – ответила тетка.– Но за что? Разве вам разрешается?– Разрешается? С этим отребьем я могу делать все, что угодно! Они должны сидеть в тюрьме, но вместо этого отбывают свой срок, работая у меня.Бертилла начала понимать, почему женщины не убегают отсюда.Ни один слуга, думала она, не говоря уж о преподавателе, не стал бы терпеть тон, каким тетка разговаривала с этими женщинами, и заявил бы об уходе.– Вы говорите, они должны сидеть в тюрьме? – спросила она. – А что они сделали?– Воровали, нарушали законы, хоть здесь их и не слишком много, нарушать почти нечего, – ответила Агата Элвинстон. – Им следует нести наказание за грехи, как и любому, кто совершает грех.Тетка смотрела на племянницу таким жестким взглядом, что Бертилла невольно вспомнила, как та советовала отцу бить ее в детстве.Девушка повернулась и ушла с чувством отвращения и подавленности.Вечером чувство подавленности еще увеличилось после того, как Агата Элвинстон рассказала ей о своих методах внедрения христианской веры.На следующий день Бертилле посчастливилось найти в зарослях рододендронов несколько яиц, и тетка позволила ей съесть маленькое яичко на завтрак.Дети вернулись утром в дом миссии, и Бертилла имела случай наблюдать тетушкин метод в действии.Сначала дети встали на колени и долго слушали, как Агата читает молитвы, затем последовало еще более долгое чтение Библии.После этого дети пели гимн на английском языке, не понимая, что они поют; пели с ними и так называемые учительницы, которые перевирали чуть ли не каждое слово.Но все же, как показалось Бертилле, и женщины, и дети с удовольствием слушали музыку, исполняемую Агатой на старой, задыхающейся фисгармонии, которую тетка велела племяннице тщательно протирать каждый день и следить, чтобы ее не повредили термиты.Когда пение и музыка окончились, трое старших мальчиков стали отвечать урок по катехизису, что сопровождалось, как тут же убедилась Бертилла, крепкими шлепками и, соответственно, слезами обучаемых.Три туземные помощницы должны были обучать детей чтению простых слов и начаткам счета.В качестве наглядных пособий для обучения арифметике употреблялись кокосовые орехи, камешки и палочки, и Бертилла заметила, что, как только тетка поворачивалась к ученикам спиной, учительницы теряли всякий интерес к делу, а дети начинали играть.Очень неприятный инцидент имел место с самого утра, поскольку даячка вошла в здание миссии с пучком орхидей в волосах.Цветы были очаровательные, и Бертилла невольно подумала, что совсем юная женщина, почти девочка, сама напоминает цветок.Но сам факт, что она решилась украсить свою внешность, привел Агату Элвинстон в ярость.Она разоралась, выдернула у женщины букетик вместе с несколькими волосинками и швырнула на землю.Потом она схватила прут и принялась бить женщину по плечам, как и накануне.Это выглядело так постыдно и недостойно, что возмущенная Бертилла ушла из классной комнаты в другую половину дома.Однако и туда доносились звуки ударов и вопли разъяренной тетки.«Она ненормальная, – твердила себе девушка. – Жизнь в полном одиночестве свела ее с ума!»И с ужасом подумала, что в случае чего ей самой не к кому обратиться, некого попросить о помощи.Ей было очень неспокойно, и, после того как они раздали детям рис, Бертилла спросила у тетки:– Есть ли в Кучинге европейцы?– Раджа и его жена, – с кислой физиономией ответила тетка, – но они не в состоянии оценить мою работу здесь, и вообще, на мой взгляд, раджа не соответствует своим обязанностям.– Что вы имеете в виду? – спросила Бертилла.– Я своими ушами слышала, как сэр Чарлз говорил, что английский язык не стоит того, чтобы, на нем говорить, такой он грубый и варварский. Сам он предпочитает французский или этот чудной гортанный язык даяков.Слово «французский» тетка произнесла так, словно говорила о чем-то непристойном.– Ты хочешь знать, есть ли здесь европейцы? – продолжала Агата. – Ну, если угодно, есть лакей-француз у раджи, есть три семейные четы, от которых я не получаю никакой пользы, есть пять или шесть холостяков, но они не станут за тобой ухаживать.– Я об этом и не думала! – запротестовала Бертилла.– Подонки! Глупые, невежественные люди, которые не чтут Господа и готовы оставить язычникам их варварские, отвратительные обычаи!Агата Элвинстон встала из-за стола и возвысила свой голос до крика:– Я одна! Только я несу слово Божие и свет Его пути в кромешную тьму.То, как она говорила, и вспыхнувший в ее глазах огонь еще сильнее напугали Бертиллу.Тетка и в самом деле не в себе, думалось ей. Есть ли хоть малейшая возможность довести это до сведения Чарлза Брука в его дворце Астана? Вряд ли: радже, управляющему всем этим краем, явно не до забот и тревог Бертиллы.В таком небольшом сообществе все, конечно, знают ее тетку и работу, которую она старается вести. Может, кто-то и заглянет в миссию, и тогда у нее, Бертиллы появится возможность рассказать о своих страхах.Но никто сюда не заглядывал. Они с теткой жили в полной изоляции, в уродливом и неуютном доме, к которому почти вплотную, если не считать вытоптанной площадки, подступали джунгли.В миссии не было книг, кроме Библии и религиозных трактатов; их регулярно присылали сюда из Англии, и они хранились здесь с тех самых пор, как тетка приехала в Саравак.По ночам, лежа на своей жесткой постели, Бер-тилла в страхе думала о том, что, в сущности, попала в тюрьму, из которой нет выхода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19