– Ты просто боишься, потому что знаешь, что не сможешь быстро управляться с этой штукой для забоя коров, – поддела его девушка.
Берктгар закатил глаза, старательно показывая, как ему осточертела эта затея.
– Я покажу тебе каминную полку, на которой лежит Баккенфуэре, – сказал он. – А потом мы ляжем у камина…
– Эта штуковина больше подходит для камина, чем для рукопашной! – огрызнулась она. Его скользкие намеки ее уже утомили. Она рванулась вперед и ударила Берктгара плашмя по щеке, а потом отскочила, тяжело дыша. – Если боишься, так хотя бы признайся!
Берктгар коснулся раны, и его пальцы окрасились кровью. Кэтти-бри вздрогнула – она не хотела ранить его.
Вмешательство Хазид'хи было таким неприметным.
– Мое терпение кончилось, глупая ты женщина! – взревел варвар, и острие Баккенфуэре Северной Ярости взметнулось.
Берктгар, рыча, бросился вперед, ухватившись за эфес обеими руками и размахивая оружием перед собой. Он нападал, стараясь нанести удар плашмя, как и Кэтти-бри, но девушка поняла, что разница вряд ли будет существенной. Любой удар этого чудовищного клинка раздробит ее кости в кашу!
Когда меч Берктгара взмыл в воздух, Кэтти-бри уже отскочила подальше, все еще спрашивая себя, в своем ли она уме. Гигантское лезвие описало дугу слева направо, потом в обратную сторону и книзу. Берктгар повернул оружие быстрее, чем ожидала Кэтти-бри. Лезвие снова пронеслось горизонтально, слева направо, а потом Берктгар взял его на изготовку, держа у могучего плеча.
Представление оказалось красноречивым, и девушка пристально следила за движениями варвара. Теперь она позабыла про свой трепет и заметила несколько промашек в его тактике.
Она понимала, что ей надо будет быть необычайно точной. Малейшая ошибка – и Баккенфуэре изрубит ее на куски.
Берктгар наступал, меч свистел параллельно земле, но это было вполне предсказуемым, потому что существует не так уж много приемов, которые такое массивное оружие позволяет провести. Кэтти-бри отступила на шаг, потом еще на шаг на всякий случай, потом метнулась вперед как раз тогда, когда лезвие просвистело мимо, надеясь ранить варвара в руку. Но Берктгар оказался более проворным, он развернул меч так быстро, что девушка едва избежала удара, и ей пришлось немедленно отступить.
Но все же она подумала, что не без пользы предприняла такую уловку, – теперь она могла точнее рассчитывать атаки. К тому же, заметив капли пота на лбу пьяного варвара и то, что дышит он все тяжелее, она поняла, что с каждой секундой ее шансы увеличиваются.
– Если и все остальное ты делаешь так же, как дерешься, тогда хорошо, что я выбрала это состязание, а не другое, – поддразнила Кэтти-бри, и честолюбивый варвар снова бросился в атаку.
Кэтти-бри уклонялась и увиливала от размашистых, но совершенно бесполезных взмахов оружием. Когда меч снова пронесся мимо нее и очевидно было, что варвар еще не излил свою ярость, девушка прыгнула вперед. Меч развернулся, Берктгар подался вперед, Кэтти-бри отклонилась далеко в сторону, и острие пронеслось у самого ее лица.
– Я тебя вот-вот достану! – заверил ее Берктгар, становясь с девушкой лицом к лицу, снова размахивая мечом перед собой и подняв его к правому плечу.
Кэтти-бри сделала выпад, как только лезвие промелькнуло мимо нее, шагнув вперед правой ногой, чтобы дотянуться мечом до незащищенного бедра Берктгара. Но левой ногой она крепко уперлась и не стала доводить движение до конца. Как только Баккенфуэре пронесся, чтобы отразить удар, Кэтти-бри отскочила назад, крутанулась на левой ноге, клинок миновал ее, и она ранила варвара в правое бедро.
Он взревел и так резко развернулся, что чуть не упал.
Кэтти-бри, пригнувшись, стояла в нескольких шагах от него. Ясно было, что взмахи тяжеленным оружием уже сказываются на вожде варваров, особенно после обильных медовых возлияний.
– Еще немного, – прошептала девушка, стараясь быть терпеливой.
Она продолжала свою игру, и дыхание Берктгара становилось все более тяжелым и шумным.
Каждый раз, нападая, Кэтти-бри оттачивала способ вести бой с этим великаном, несмотря на то что громадное оружие Берктгара и его мощные руки почти полностью заслоняли его от нее.

* * *

Дриззт мучился целых полчаса, выслушивая не совсем пристойные замечания.
– Никогда еще он так долго не возился! – заявил один варвар.
– Он браузен, наш Берктгар! – выкрикнул другой, что значило «выносливый».
– Браузен! – подхватили его буйные соплеменники, чокаясь кубками. Некоторые из женщин в дальнем конце захихикали, но у остальных были невеселые лица.
– Браузен, – шепнул Дриззт себе под нос, решив, что именно так можно назвать его за терпение, с которым он переживал эти невыносимо долгие минуты. Хоть его и злили грязные шуточки насчет Кэтти-бри, он больше боялся, что Берктгар может ранить ее, может даже одержать победу, а потом взять над ней верх уже иначе.
Дриззт старался не давать воли своему воображению. Потому что, несмотря на свое хвастовство, несмотря на хвастовство его людей, Берктгар был все же человеком чести. Но ведь он пьян…
«Я его убью», – решил дроу, и, если бы то, чего он так боялся, случилось, он действительно безжалостно расправился бы с варваром.
Но до этого не дошло. Вскоре Кэтти-бри и Берктгар показались в зале, оба довольно взъерошенные. Клочковатая борода варвара в одном месте была заляпана запекшейся кровью, но в целом он выглядел неплохо.
Проходя мимо дроу, Кэтти-бри слегка подмигнула.
Весь Хенгорот затих, совершенно очевидно, что пьяные варвары ожидали скабрезные подробности подвигов своего вожака.
Берктгар взглянул на Кэтти-бри, но та и бровью не повела.
– Я отказался от Эйджис-фанга, – объявил вождь.
Зал разразился стонами, гиканьем и рассуждением о том, кто же «победил».
Берктгар вспыхнул, и Дриззт испугался, что сейчас будет.
Кэтти-бри вскочила на стол.
– В Сэттлстоуне нет мужчины лучше! – заявила она.
Несколько варваров бросились к столу, готовые принять вызов и доказать обратное.
– Нет мужчины лучше! – рявкнула девушка, и они отшатнулись, пораженные ее яростью.
– Чтя Вулфгара, я отказываюсь от Эйджис-фанга, – пояснил Берктгар. – А также чтя Кэтти-бри.
Остальные непонимающе уставились на него.
– Если я правильно понял дочь короля Бруенора, нашего друга и союзника, – продолжал Берктгар, и Дриззт невольно улыбнулся при этих словах, – то мое собственное оружие, Баккенфуэре, должно стать легендой! – Он высоко поднял свой огромный меч, и толпа зашлась в ликовании.
Дело закончено, союз заключен, и прежде, чем Кэтти-бри спустилась со стола, направляясь к Дриззту, было уже выпито немало меда. Проходя мимо вождя варваров, она приостановилась и бросила на него лукавый взгляд.
– Если ты солжешь… – тихонько прошептала она, убедившись, что их никто не слышит, – если ты солжешь или хотя бы только намекнешь, что переспал со мной, знай, что я вернусь и разобью тебя наголову на глазах всего народа.
Берктгар вроде как протрезвел при этих словах. А глядя на удалявшуюся Кэтти-бри и ее опасного друга, непринужденно стоявшего положив ладони на эфесы сабель, варвар протрезвел окончательно. Берктгар вовсе не хотел больше связываться с Кэтти-бри, но он предпочел бы сто раз сразиться с ней, чем один раз – с дроу.
– Ты пообещала вернуться и разбить его наголову? – когда они уже покидали поселок, переспросил девушку Дриззт, от чьего острого слуха не укрылись ее прощальные слова.
– Да, но мне бы не хотелось выполнять это обещание, – ответила Кэтти-бри, тряхнув головой. – Если бы он так не набрался меда, поединок с ним был бы все равно что прогулка в логово медведя-шатуна.
Дриззт круто остановился, и Кэтти-бри, пройдя еще пару шагов, повернулась и поглядела на него. Он смотрел на нее и широко улыбался.
– А со мной такое однажды случилось! – сказал он, и на обратном пути в горы (вскоре к ним присоединилась и Гвенвивар) Дриззту было что рассказать.
Позже, когда на небе ярко сияли звезды и горел костер, Дриззт смотрел на лежащую Кэтти-бри и слушал ее сонное дыхание.
– Знаешь, я люблю ее, – сказал дроу Гвенвивар. Пантера моргнула своими светящимися зелеными глазами, но не шевельнулась.
– Но разве я могу? – спросил Дриззт. – И дело не в памяти Вулфгара, – поспешно добавил он, подумав при этом, что его друг вряд ли был бы против. – Разве я могу? – чуть слышно повторил он.
Гвенвивар протяжно и негромко заворчала, но, если она и хотела дать понять своему хозяину что-то, кроме того, что она все понимает, Дриззт этого не разобрал.
– Она ведь не проживет столько, – тихо продолжал Дриззт. – Когда ее не станет, я все еще буду молод. – Дроу перевел взгляд с Гвенвивар на девушку, и его поразила новая мысль. – Ты же хорошо должна это понимать, мой бессмертный друг, – сказал он. – На каком витке твоей жизни умру я? Скольких еще хранит твоя память, как будет хранить и меня, моя Гвенвивар? А сколько их еще будет?
Дриззт прислонился спиной к камню и посмотрел на Кэтти-бри, а потом поднял взор к небу. Его размышления были печальны, но они же несли покой, как извечное коловращение времен, как чувства, пережитые сообща, как память о Вулфгаре. Дриззт унесся мысленно в небо, туда, где раскинулось звездное покрывало и где его невеселые думы развеял неутомимый ветер.
Во сне он видел друзей, своего отца Закнафейна, свирфа Белвара, капитана Дюдермонта, чудесный корабль «Морская фея», Региса и Бруенора, Вулфгара – и Кэтти-бри.
Никогда еще сны Дриззта До'Урдена не были спокойнее и приятнее.
Гвенвивар некоторое время смотрела на дроу, потом положила громадную голову на лапы и закрыла зеленые глаза. Дриззт был прав во всем, кроме того, что воспоминания о нем поблекнут в грядущих столетиях. За прошедшее тысячелетие у Гвенвивар и правда сменилось множество хозяев, большинство из них были добры, некоторые порочны, если не сказать больше. Кого-то пантера помнила, кого-то – нет, но Дриззт…
Темного эльфа, отрекшегося от своего народа, пантера будет помнить всегда, потому что он обладал твердым и добрым сердцем и преданность его была столь же нерушима, как и преданность Гвенвивар.


Часть II
Наступление Хаоса

Долго еще потом барды всех Королевств называли это время Смутным, временем, когда боги были изгнаны с небес, а их воплощения жили среди смертных. Время, когда были похищены Скрижали Судьбы и Ао, Владыка Богов, разгневался, когда волшебство стало непредсказуемым и когда, как следствие, разрушились все общественные и религиозные построения, часто держащиеся на магии.
От фанатичных жрецов я слышал много рассказов об их встречах с воплощениями богов, полубезумные истории разных людей, уверявших, что своими глазами лицезрели бессмертных. В это Смутное Время многие обратились к религии, утверждая, что обрели свет и истину, сколь бы извращенными они ни были.
Я не оспариваю их притязаний и не стану говорить, что встречи с божеством – выдумка. Я только рад за тех, кто посреди всеобщего хаоса нашел какую-то опору, стал богаче внутренне; всегда радостно за человека, обретшего духовное руководство.
Но как же вера?
Как же преданность и верность? Полное доверие? Вера не нуждается в вещественных подтверждениях. Она исходит из души, из глубины сердца. Когда доказательство существования бога становится необходимым, то духовное низводится до чувственного, а то, что должно быть свято, становится всего лишь логичным.
Я прикасался к редкому, бесценному зверю – единорогу, символу богини Миликки, царящей в моей душе и в моем сердце. Это случилось еще до наступления Смутного Времени, но все же, будь я таким же, как те, кто утверждает, что видели живого бога, я мог бы заявить то же самое. Я мог бы сказать, что прикасался к Миликки, что она явилась мне на той чудесной просеке в горах неподалеку от Перевала Мертвого Орка.
Конечно, единорог не был Миликки в прямом смысле, но все же это была она, так же как она являет себя в восходе солнца и смене времен года, в птицах и белках, в могучем дереве, что видело расцвет и закат веков. Как и в листьях, гонимых осенним ветром, в снеге, что толстым одеялом лежит в глубоких холодных горных долинах. Как и в аромате ясной ночи, в блеске усыпанного звездами небосвода, в далеком вое одинокого волка.
Нет, я не стану возражать тем, кто говорит, что видел воплощение божества, потому что такой человек все равно не поймет меня: присутствие бога среди нас умаляет цель и ценность веры. Ведь если бы истинные боги были так доступны и материальны, то мы перестали бы быть свободными существами, идущими по жизненному пути в поисках истины, и превратились бы в стадо овец, бездумных, без крупинки веры, которым нужен кнут пастуха и лай собак.
Тем не менее духовное руководство существует, но не в такой грубой форме. Оно проявляется в том, что мы считаем правильным и благим. Мы понимаем цену наших собственных поступков, когда отвечаем на действия других, но, если нам требуется бог живой, неоспоримое свидетельство существования божества, мы достойны сожаления.
Смутное Время? Да. И оно становится еще более смутным оттого, что мы готовы безоглядно верить проповедям разных богочеловеков, тогда как истина одна по определению и не может проявляться в таком множестве различных и порой противоречивых явлений и мнений.
Тот единорог не был Миликки, и все же он был ею, и я прикоснулся к богине. Но не к ее земной форме, не к единорогу, я прикоснулся к ней тем, что понял свое место в мире. Миликки есть мое сердце, и я следую ее велениям. Но если бы я основывался лишь на велениях моей совести, мои действия были бы такими же. Я повинуюсь Миликки, потому что она – то, что я называю истиной.
Именно таково большинство последователей разных богов, и если бы мы повнимательнее изучили Пантеон, то убедились бы, что веления «добрых» богов, в сущности, почти не отличаются друг от друга; разница лишь в том, как люди истолковывают их.
Что же касается других божеств, владык Раздора и Хаоса, таких как Ллос, Паучья Королева, владеющая сердцами жриц Мензоберранзана…
О них даже говорить не стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41