Чего же вы ждете?
Я увидел, как от напряжения у него на лбу выступили капли пота. И когда чуть было снова не закричал на него, дверь дрогнула и выдвинулась из стены.
– Валяйте, Ренни! Дальше!
Исписанный иероглифами монстр двигался с такой медлительностью, как будто полз по моим измученным нервам. В тридцати или сорока сантиметрах от противоположной стены дверь остановилась и больше не двигалась.
– Давайте, Ренни! Ее нужно закрыть до конца – и этот раунд мы выиграли. Им может понадобиться не один час, пока они сумеют пройти здесь!
Ренни старался из всех сил, пот лил с него ручьями, дверь, однако, так больше и не шевельнулась.
– Сосредоточьтесь, Ренни! Ради бога, попытайтесь сосредоточиться!
Сдавленным от рыданий голосом он проскулил, обращаясь ко мне:
– Нет больше сил! Я не могу ее закрыть! Что я ни делаю, она не двигается!
– Она должна сдвинуться, потому что иначе нам конец! Если вы закроете ее, мы выиграли этот матч! Пока они пробьют себе здесь дорогу, вы сможете улететь!
– Я не могу! Поймите же, что я не могу!
Он сгорбился, сунул скарабея в карман, дыша так тяжело, словно только что закончил победителем полуночный марафон в Сан-Паоло.
Силади подскочил к нему и обнял за плечи.
– Что с тобой, Ренни? Все в порядке, мой мальчик? Ренни кивнул головой и оттолкнул от себя Силади.
– Все в… в порядке! Но я не… могу… ее закрыть…
– Хорошо, мой мальчик, и не надо. Придумаем что-нибудь еще.
Потом Силади повернулся ко мне, потрясая кулаками.
– Оставьте Ренни в покое, понятно? Еще не сможет улететь из-за этой дрянной двери! Может быть, механизм испортился. Подумать только! Он находился здесь под землей около четырех тысяч лет!
Я сделал над собой усилие, чтобы успокоиться: ведь, в конце концов, все могло получиться и хуже.
– Ладно! – сказал я и кивнул им. – Вы правы… Может быть, действительно, механизм не в порядке. Вы теперь идите вперед, а я тем временем приготовлю для них небольшой сюрприз.
Я подождал, пока они не побрели покорно вперед, и попытался подтолкнуть вслед за ними и Сети.
– Ты тоже иди, дорогая… Я тотчас догоню вас. Однако Сети решительно покачала головой.
– Я останусь с тобой. Пока только…
Для нежностей у нас не было времени. Вместо ответа я выудил из кармана небольшое взрывное устройство, установил контактный взрыватель и закопал мину в проеме двери под воображаемым порогом. Стряхнул с рук песок и обнял Сети за плечи.
– Пойдем, дорогая! Этим мы выиграли еще несколько минут.
Мы сделали, наверно, всего несколько шагов, догоняя остальных, когда она неожиданно остановилась.
– Что случилось, дорогая?
Одной рукой она оперлась о стену туннеля, а другой вцепилась в мое плечо. Ее пальцы впились в мое тело с такой силой, что я невольно вскрикнул.
– Ой! Что случилось, Сети? Тебе нехорошо?
Она ответила не сразу, лишь стояла и тяжело дышала; было заметно, как поднималась и опускалась ее грудь. Затем она заговорила хрипловатым голосом, как ее мать:
– Как-то странно, Сэм… Все так странно. Я подумал, что волнение слишком подействовало на ее нервы.
– Послушай меня. Сети, – сказал я как можно нежнее. – Нужно только еще чуть-чуть запастись терпением. Совсем чуть-чуть. До входа, видимо, совсем недалеко. Когда дойдем, ты сможешь отдохнуть…
Она повернула ко мне лицо, и тут я впервые по-настоящему испугался. Я не увидел ее зрачков, карие глаза ее совершенно побелели.
– Сети! – рванулся я к ней. – Сети! Что с тобой!
Она повесила голову, отпустила мое плечо и неуверенным шагом двинулась вперед. Я поспешил за ней, чтобы подхватить, если вдруг упадет, но до этого все же не дошло: спотыкаясь, правда, но она медленно шла за остальными.
Я наклонился, разгладил носовым платком песок над взрывным устройством, потом бросился за ней вдогонку.
Когда на Сети упал луч моего фонарика, она снова стояла у стены, прислонившись к ней спиной. Глаза ее по-прежнему отсвечивали белым и не видно было и признака зрачков. Я сделал несколько шагов, чтобы подойти к ней и повести дальше, когда нечто помешало мне и почти толкнуло назад, туда, где я стоял перед этим.
Этим нечто был голос Сети.
Потому что в тот момент, когда я шагнул к ней, она заговорила.
Она открыла рот, и с ее губ стали срываться звуки, которые, как я теперь понимаю, были словами: певучими словами неизвестного языка. Ее голос звенел и переливался, словно электронные музыкальные инструменты играли странную мелодию в несколько какофоничном исполнении. Но было в этой музыке, несомненно, что-то успокаивающее.
Я остановился, протянутые к ней руки безвольно опустились, и я застыл на месте, словно превратившись в соляной столб.
И если вы сейчас меня спросите, почему я был так поражен, ведь после всего случившегося я должен был знать об этом странном языке, – что ж, просто я ни– кому не пожелаю, чтобы однажды его избранница с совершенно побелевшими глазами начала исполнять для него мелодию, как это сделала Сети.
Если только, конечно, она музицировала для меня.
Когда мы догнали остальных, Хальворссон с укоризненным видом скользнул по мне лучом своего фонарика и тихо проворчал:
– Боюсь, что ваше место здесь, впереди.
Я глотнул подступивший к горлу ком, но ничего не ответил. От вопроса Йеттмара, однако, мне не удалось уклониться.
– Вы пустили в ход один из ваших маленьких трюков, Сэм?
– Я подложил им мину нажимного действия. Я увидел, как Силади, остолбенев, чуть не выронил фонарик.
– Что вы сделали?
– То, что я сказал. Подложил им мину.
– А если они наступят на нее?
– А какже, конечно, наступят! Для того и подложил! После этих слов все, за исключением Ренни, обступили меня.
– Вы не объясните нам поподробнее? – спросил Осима, угрожающе блеснув стеклами очков. Я отказывался понимать, что происходит.
– Что значит – поподробнее? Какого черта вам снова нужно. Люди Джиральдини дышат нам в затылок, а вы черт знает чего хотите. Вы не скажете мне, какая муха вас укусила?
– Мы так не договаривались, Нельсон, – сказал Миддлтон.
У меня вдруг возникло ощущение, что я попал в дом умалишенных. В дом подземных умалишенных.
– Так не договаривались? А о чем же, дьявольщина, мы договаривались?
– Вы пообещали, что защитите нас. Но не такой же ценой, что устроите кровавое побоище. Вернитесь и уберите эту мину!
Бог мне свидетель, я не знал, плакать мне или смеяться. Я закрыл лицо руками и простоял так несколько секунд. А отняв руки от лица, я чувствовал себя таким же беспомощным, как и до этого.
– Вернитесь и уберите эту мину! – повторил визгливым голосом Силади.
Только тогда я понял, что они ни капельки не шутят.
Так вот оно что! Проснулась совесть интеллигентов, и именно в тот момент, когда на карту поставлена моя шкура!
Я отвел руку назад, словно для того, чтобы только почесать поясницу, но тем же самым движением выхватил из кобуры пистолет. Стряхнул с себя руку Сети и направил пушку в грудь Силади.
– Послушайте, вы, законченный олух! – начал я вправлять ему мозги. – Меня не интересует, нравятся или не нравятся мои методы вашему паршивому прекраснодушию. Вы с вашей блистательной компанией и понятия не имеете, кто такой Джиральдини. И коль скоро о нем зашла речь, то этот проходимец и иже с ним только потому и могут существовать, что подобной вам интеллигентской размазни на земле как собак нерезаных. Вместо того, чтобы прикончить их на месте, их освобождают под залог, – а это то же самое, что мертвому припарки! Но на сей раз Джиральдини и Ренци имеют дело с мужчиной. Как сумею, так и прикончу их, ясно? И уж вы-то мне не станете помехой, мои прекраснодушные!
– Я думаю, вы правы, Сэм, – прозвучал чей-то голос у меня за спиной.
Я мигом обернулся: позади меня стоял Ренни.
Я направил ствол пистолета на него, он сразу же затряс головой.
– Меня вам нечего бояться, Сэм. Я хочу улететь отсюда, а единственная гарантия этого – вы. Лучше дайте и мне такую же игрушку!
Я колебался лишь пару секунд. Потом потянулся к поясу и достал второй пистолет. Бросил его Ренни и в тот же миг повернулся к нему спиной.
– Слушайте меня внимательно! – сказал я. – Больше я не буду трепать языком. Поймите, что мы связаны одной веревкой. Машину уже не остановить. Вы сможете спастись, а Ренни улететь только при том условии, если я покончу с Джиральдини и Ренци. Иначе они прикончат нас. Неужели это непонятно?
– Мы не желаем становиться игрушкой в руках гангстерских банд, – промолвил холодно Силади. – Даже в том случае…
– Ох-ох, бедняжка-профессор! – воскликнул я, чувствуя, как в душу мою вселяется какое-то безграничное отчаяние. – Об этом нужно было подумать раньше. Еще в Сан-Антонио вы были не против, чтобы я убрал их!
– Но и вы ничего не говорили о минах! Я почувствовал на руке легкое пожатие. Я обернулся – это был Ренни.
– А не слишком много времени мы теряем? – спросил он, и глаза его выражали обеспокоенность.
– К черту все, ты прав, Ренни! Пошли, джентльмены! Мафия пусть будет на моей совести. Уж как-нибудь я управлюсь с этим делом!
Не успели мы пройти и несколько шагов, как Осима поднял руку.
– Остановитесь-ка! Туннель начинает идти под уклон! Остановитесь!
Мы замерли на месте и уставились на него, а он – на прибор, который держал в руках.
– Уклон все увеличивается. Скоро мы это сами почувствуем. Мы, пожалуй, уже у самой пирамиды.
– Расстояние? – спросил Силади.
– Примерно такое же, как и расстояние между входом под землю и холмом. Мы должны быть в тридцати метрах от центра холма.
– Направление?
– По-прежнему прямое, как стрела.
– Посветите кто-нибудь на землю, – сказал Силади. – Если я не ошибаюсь, то, что мы ищем, будет на глубине нескольких этажей.
Я опустил револьвер в карман и попытался говорить примирительным тоном.
– А почему вы думаете, что теперь нам нужно спускаться вниз?
Он покосился на мою руку, но, увидев, что в ней нет ничего, кроме фонаря, как будто успокоился.
– По двум причинам… Первая – источники. Древние очевидцы тоже спускались вниз. А другая – это то, что… Если вершина пирамиды находится под вершиной холма, то она должна быть погружена под землю на глубину нескольких этажей.
– Вероятно, – согласился я, потому что тем временем меня стала занимать иная мысль. – Скажите, Петер, -спросил я, – для чего, по-вашему, служат те боковые ходы, мимо которых мы прошли?
Он сдвинул брови и поднял палец.
– Вы чувствуете воздух?
– Я – нет.
– Я бы сказал, что здесь есть воздух, точнее говоря, – кислород. И бьюсь об заклад, что ему не три тысячи лет.
– Значит, их сделали для вентиляции?
– Очевидно. Они, может быть, ведут в какую-то пещеру. По-видимому, существует возможность и по ним попасть сюда, под землю!
– Значит, к пирамиде можно подойти и по боковому ходу?
– Я более чем уверен. Вот подумайте. Если бы они построили только один вход, то взяли бы на себя большой риск.
– Они?
– Да, они самые. Одно землетрясение – и все прахом! Они обязательно должны были построить и другой вход!
Теперь уже почва у нас под ногами ощутимо пошла под уклон. И спускаясь наощупь по все круче уходившему вниз полу, я, не переставая, размышлял над тем, сколько шансов у людей Джиральдини обнаружить другой вход. Отвлек меня от моих мыслей несколько испуганный голос Миддлтона.
– Смотрите! Туннель закончился!
Мы сбились в кучку, как овцы, потерявшие своего пастыря.
Перед нами в свете фонарей была лишь голая глиняная стена, гладко обработанная, какой ее оставили старательные рабочие три с половиной тысячи лет тому назад.
Силади прислонился к стене и негромко хохотнул.
– Конец! Черт бы его побрал, конец!
Остальные же стояли, таращась на стену, словно на глине перед ними появился Иму во главе всех войск мира Красного Солнца.
– Конец чему? – спросил я подозрительно, хотя, честно говоря, незачем было и спрашивать: безнадежность была написана у них на лицах.
– Чему? Ну, всему… Вы не видите, Нельсон? Мы пришли в тупик. К пирамиде ведет все-таки какой-то из боковых коридоров…
– Почему вы так думаете?
– А вам недостаточно этой стены перед носом?
– Да, но… зачем ее могли поставить?
– Спросите у них самих. Вы же знаете их логику, нет? По крайней мере, вы совсем еще недавно выхвалялись, что знаете ее.
Я ощупал стену, потом постучал по ней кулаком. Стена не гудела и не давала трещин: словом, вела себя точь-в-точь, как нормальная стена туннеля, за которой только и есть, что мать-земля сырая.
– Ренни? – обернулся я к молодому человеку.
– Слушаю, – буркнул он подавленно.
– Вы ничего не чувствуете?
– Я? Нет…
И Сети стояла рядом со мной, ссутулившись, втянув голову в плечи, – само воплощение беспомощности.
Тогда я в первый и последний раз окончательно потерял голову. Я знал, что люди Джиральдини идут за нами по пятам по туннелю и искать теперь боковой вход было безнадежным делом.
Кажется, я заорал и принялся браниться, причем вряд ли выбирал выражения. Затем я упал на колени на пол коридора и начал колотить по глине, присыпанной тонким песком. Повторяю: я орал, бранился и молотил почву под нашими ногами.
Я колотил до тех пор, пока не послышался грохот, как от ожившего большого барабана в оркестре.
Я пришел в себя, когда ко мне подскочил Силади, рывком поднял меня с земли и поцеловал в лоб.
– Нельсон! Вы гений! Я заранее прошу прощения за все, чем обидел вас и чем еще, вероятно, обижу! Сам господь бог не додумался бы!
– Однако подумать об этом нам следовало! – покачал головой Хальворссон, то и дело сплевывая песок. – Вы сами только что говорили, что пирамида должна лежать значительно ниже уровня коридора.
Каменная плита, прикрывавшая вход под землю, лежала теперь перед нами, наполовину очищенная от песка. Я прислонился к стене, с трудом переводя дыхание, как будто с кем-то подрался.
– Прочитать надпись? – спросил Осима, указывая на проступившие иероглифы.
Я почувствовал, что силы возвращаются ко мне, чем тут же воспользовался, чтобы отмахнуться.
– На это сейчас нет времени. Я не думаю, чтобы именно здесь они написали что-то важное.
– Это тоже какая-то выдержка, – пробормотал Миддлтон и, вытягивая шею, пытался разобрать непонятные для меня рисунки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55