Я потянулся за увеличительным стеклом, чтобы внимательнее рассмотреть его лицо – может быть, под раскраской я узнаю черты какого-нибудь известного фараона, – как вдруг заметил, что лежавшая в саркофаге мумия тоже открывается, наподобие матрешки.
Я осторожно поддел ее лезвием ножа, повозился несколько минут, и мумия раскрылась. Внутри лежало вылепленное из глины тело мужчины, а покрывавший глину бледно-серый порошок свидетельствовал о том, что в свое время куклу одели перед тем как похоронить.
Я положил малюсенькую фигурку себе на ладонь и изумленно вскрикнул.
Бросался в глаза небольшой рост мужчины, ноги были короткие, тело длинное, как у народов монгольского типа. И руки казались непропорционально длинными по сравнению с телом.
Но интереснее всего была голова. Хотя лицо мужчины было обычным человеческим лицом, как ни странно, без усов и парика, в отличие от мумии-футляра, макушка его головы была неестественно плоской: словно скульптор случайно придавил ладонью мягкую глину. А затылок бы л совершенно срезанным, и можно было бы без большого преувеличения сказать, что на шею вместо головы посадили куб с человеческим лицом. И самое странное и необъяснимое, такого я никогда еще не видел, – мастер, изготовивший эту статуэтку, нарисовал под одеждой, на теле умершего мужчины контуры его скелета. Начиная от черепа, бы л и схематически изображены позвоночник, кости рук, таза, ног, причем крупнее, чем следовало бы.
Но что меня поразило больше всего – это ребра. Ребра, сетью покрывавшие грудную клетку, тянулись не только горизонтально, но и вертикально. Как тюремная решетка. Точно так, как описал мумию одного из советников фараона Эхнатона неизвестный грек в том источнике, который предоставил мне Хальворссон.
Я положил статуэтку назад в футляр, изображающий мумию, и все это снова поместил в саркофаг. Затем насобирал кучу старых газет и упаковал все: саркофаг, Анубиса и быка Аписа. Зажав свертки под мышкой, я направился к кабинету Эдварда Малькольма, «Старика», директора нашего института.
Признаю, в тот вечер я являл собой весьма непривлекательное зрелище. Я был чумаз, и от меня несло перегаром. Глаза мои были налиты кровью, галстук я где-то потерял, одежда была измята и пропитана запахом спиртного. И это я, обычно элегантный и сдержанный. Мэри Росс даже тихо взвизгнула, когда я показался в дверях.
Уже то, как я вошел, было начисто лишено грации и благовоспитанности. Поскольку обе руки у меня были заняты свертками, мне не оставалось ничего иного, как нажать на дверную ручку носом и сильным толчком распахнуть дверь. Точно гангстер, врывающийся в банк в надежде на большую добычу.
Мэри Росс взвизгнула и уставилась на меня. Глаза ее выкатились из орбит, словно в дверь вошел Дракула. Верно, я своим видом мало от него отличался.
Мэри Росс смотрела на меня, помертвев от ужаса, а губы ее беззвучно шевелились. Может быть, она молилась.
Я поправил под мышками сползавшие свертки и бесцеремонно рявкнул:
– Старик у себя?
Мэри молча кивнула, но, увидев, что я направляюсь к шефу, вскочила и загородила собой дверь.
– Мистер Силади, нельзя! Вы нездоровы! Что с вами случилось, господи боже?
Я почувствовал, что свертки снова сползают, вместе с моими брюками.
– Ничего. Просто я мертвецки пьян, – сказал я, ухмыляясь. – А теперь пропустите меня, иначе у меня свалятся брюки, а на мне полосатые кальсоны!
Мэри Росс, чопорная старая дева, отшатнулась и прислонилась к стене. Но и теперь она предостерегающе вытянула перед собой руки.
– Нельзя, мистер Силади, нельзя! – выкрикнула она, и из уголков ее глаз выкатились две большие слезы. – Что скажет мистер Малькольм? Ведь вы заведующий отделом и…
В это мгновение дверь открылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова папы Малькольма.
– Что там за шум, черт возьми? Это вы, Силади?
– Могу я с вами поговорить, Малькольм?
– Конечно же. Что у вас за срочное дело? Своими близорукими глазами он не заметил моего вида.
Мэри Росс оттолкнулась от стены и залепетала:
– Я сказала ему, мистер Малькольм. Прошу вас, мистер Силади… Я сказала, что в таком состоянии… Малькольм подозрительно вздернул голову.
– Что значит в таком состоянии? Кто здесь в каком состоянии?
Мэри Росс замолчала и только тихонько всхлипывала. А Старик, видимо, подумал, что чего-то не понял, потому что раскрыл дверь шире и пригласил меня войти.
– Давайте, заходите. Только ненадолго, потому что я уже собрался идти домой. Каким ветром вас занесло, Петер?
Я сел в кресло напротив него и почувствовал, что мною овладевает такая слабость, что не могу и языком шевельнуть. Лоб покрылся испариной, и я испугался, что вот-вот потеряю сознание.
Я знал, что от выпитого спиртного у меня понизился уровень сахара в крови, и самое умное, что я мог сделать, это сейчас снова выпить.
– У вас нет чего-нибудь выпить? От изумления он раскрыл рот:
– Что такое, вы пьете в последнее время?
– Только с сегодняшнего утра. Он озадаченно заморгал, глядя на меня из-за толстых стекол очков.
– Там, в шкафу… Налейте себе. Спасибо, я не хочу.
Он держал в шкафу какой-то мерзкий тошнотворно-сладкий ликер, но это было лучше, чем ничего. Пока я глотал его, у меня начались позывы к рвоте, но когда ликер очутился в желудке, я почувствовал себя лучше и уже не собирался возвращать выпитое.
Я вытянул перед собой ноги и улыбнулся Малькольму.
– Я принес вам подарок, начальник. Он поразился еще больше.
– Что вы говорите? Подарок? Мне? С какой стати?
– Ко дню вашего рождения. Хэппи берсдэй ту ю… Малькольм с подозрением понюхал воздух.
– Это от вас так несет? Бурбон… Вы пьяны! Что с вами случилось, Силади? Я знаю вас двадцать лет, и еще ни разу…
Я пропустил его причитания мимо ушей.
– Как я уже сказал, я принес вам подарок ко дню рождения.
Слегка побледнев, он откинулся на спинку кресла.
– Ко дню моего рождения? Вы с ума сошли! У меня день рождения в октябре.
Я почувствовал, что мои губы кривятся в разочарованной улыбке.
– В самом деле? Значит, кто-то разыграл меня. Да! Мисс Росс! Она сказала, что у вас день рождения. Малькольм потер рукой лоб.
– Без сомнения, вы пьяны, доктор Силади. Прошу вас немедленно покинуть мой кабинет. Идите домой и проспитесь. Я…
Я сделал вид, будто не услышал, что он говорит.
– Вам не интересно, что за подарок?
– Мне ничего не интересно. Давайте завтра, когда вы протрезвеете, поговорим об этом. А сейчас…
Я перегнулся через подлокотник и поднял с пола один из свертков. Сорвал с него бумагу и поставил Анубиса посередине стола. Он сиял и сверкал, как далекая звезда на тропическом небосклоне.
Малькольм поперхнулся своими словами. Трясущимися руками он погладил статую и с дрожью в голосе спросил:
– Это… это… что?
– Анубис.
– Анубис? То есть…
– «К семье Озириса принадлежал и Анубис, которого изображали либо в виде человека с головой шакала, либо в виде лежащего шакала. Его мифологическая роль не изучена во всех деталях, однако на картинах с египетскими богами, равно как и в текстах, он относится к часто встречающимся персонажам. Он определенно является богом подземного царства, египтяне наверняка стали считать его богом царства мертвых на том основании, что обычно видели шакалов в пустыне среди усыпальниц. В пустыне…»
Малькольм вскочил на ноги и простер руки к небу.
– Остановитесь, эй! Что вы тут цитируете мне мой собственный учебник? Ведь…
– Вы сами спросили, Малькольм. Я же только ответил.
Тогда он подскочил к Анубису, схватил его все еще дрожащими руками, перевернул и стал изучать основание.
Он искал там инвентарный номер.
Тем временем я снова наклонился, распаковал быка Аписа и поставил его на стол. А рядом с ним – гроб из обожженной глины.
Малькольм все еще держал в руках Анубиса, но уже ошеломленно уставился на Аписа, а потом и на саркофаг. Он медленно опустил бога с шакальей головой на ковер и безотчетным движением расслабил узел галстука.
– Это… это… невозможно! – пролепетал он. – На нем нет инвентарного номера!
Хотя ликер был непередаваемо мерзким, я все же налил себе еще полстакана.
– А откуда ему взяться? Три тысячи лет назад, к счастью, еще не изобрели инвентаря. А если и изобрели, мне об этом ничего не известно.
Он осмотрел быка Аписа, потом саркофаг. Потом рухнул в кресло напротив меня, задыхаясь, словно я гонялся за ним по кабинету.
– Мистер Силади… ради бога… что все это значит?
– Потому-то я и напился, – сказал я.
– То есть?
– Я купил все это за два ящика выпивки.
Он посмотрел на меня, как на шута горохового.
– Хотите верьте, хотите нет. Это нашли в пустыне двое военных. И продали мне за два ящика бурбона. Конечно, находку нужно было обмыть…
Он снял очки и принялся медленно протирать их.
– Вы говорите, в пустыне?
– Грубо говоря.
Он с подозрением покачал головой.
– Что-то мне тут не нравится, Петер. Вы в состоянии следить за мной?
– А… попытаюсь.
– Как известно, в пустыне не валяются просто так беспризорные статуи Анубиса. Особенно в последние три с половиной тысячи лет. Не говоря уже об Аписе и об этой штуке. Что это такое, собственно?
– Потом расскажу.
– По-моему, все это очень нехорошо пахнет. А как вы считаете?
– Что?
Малькольм тяжело вздохнул и указал на статуи.
– Что будем делать с ними?
– Вы начальник. Я купил их за счет института. В надежде, естественно, что мне возместят эти два ящика бурбона… Кстати, что вы скажете, если я прилягу вот тут на кушетке, минут на десять?
Через минуту уже я спал, как убитый. 16 мая.
Неделю спустя, ровно в десять часов, нам было назначено совещание у Старика. Когда я вошел в кабинет, статуэтки уже красовались посередине письменного стола. А Карабинас и Йеттмар, стоя на коленях на полу, изучали их. Малькольм с довольным видом курил сигару в кресле, Селия лакировала ногти, а мисс Росс с блокнотом в руке стояла, прислонившись к створке двери, готовая к энергичным действиям.
С глубоким и покаянным поклоном я протянул ей букет роз, который купил по пути.
– Не сердитесь на меня, Мэри, – сказал я с искренним раскаянием. – Я был пьян до бесчувствия. Я был вынужден…
Мэри взяла букет, и лицо ее вспыхнуло от смущения.
– Но, мистер Силади… я, действительно… Собственно говоря, это я должна просить прощения. Вы в интересах науки рисковали здоровьем, а я…
Он замолчала и беспомощно осмотрелась вокруг.
Йеттмар, все еще стоя на коленях возле статуи, всплеснул руками.
– Браво! Нет ничего лучше романтики! Любовь и египтология! Анубис и букет красных роз!
Мэри Росс заслонила лицо букетом и охотнее всего сбежала бы. Но она была секретаршей, отвечала за все, и ее присутствие было крайне необходимо.
Еще через пару минут пришли Осима и Миддлтон. Малькольм кивнул мисс Росс, чтобы она закрыла дверь и отключила телефон.
Затем погасил сигару и окинул присутствующих взглядом.
– Прежде всего, я приветствую вас, господа. Все в сборе?
Поскольку никто не ответил, он продолжил:
– Все в общих чертах знают, зачем я пригласил вас сюда. Вы все сотрудники Института египтологии, мои очень уважаемые коллеги, и сейчас, когда у меня возникли серьезные проблемы, я не могу принять решение, не выслушав ваши мнения или советы.
Осима откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Я не был уверен, слушает ли он вообще, что говорит Малькольм.
– Несколько дней назад в институте произошли странные события, главным героем которых был, в большей или меньшей степени, мистер Силади. Прошу вас, мистер Силади, расскажите вкратце, что случилось.
Я встал и начал говорить. Я начал свой рассказ не с военных, а с Хальворссона. Довольно подробно поведал, как ко мне приехал исследователь фольклора, сообщил об источниках, в которых упоминается находящаяся под землей пирамида, и, наконец, о том, что хотел от меня Хальворссон. Потом рассказал о военных и обо всем, что услышал от них.
Когда я закончил, в комнате воцарилась гнетущая тишина, слышно было только шипение спички, когда папа Малькольм раскуривал сигару. Почти все задумчиво смотрели на статуэтки, но ни один не осмелился заговорить.
Тогда я опять попросил слова.
– Если позволите, я хотел бы задать несколько конкретных вопросов. Сначала, пожалуй, относительно профессора Хальворссона. Что вы думаете о нем? – 8 каком смысле? – поднял глаза Йеттмар.
– Есть что-то в этой истории о загадочной пирамиде?
Осима открыл глаза и покачал головой.
– Я не думаю. По-моему, это чистейшей воды фольклор.
– По-моему, тоже, – сказал Миддлтон. – В фольклоре мира полным-полно утерянных или спрятанных сокровищ, подземных пещер и тому подобного. По-моему, это нельзя принимать за чистую монету.
Малькольм только попыхивал себе сигарой и помалкивал.
– Кто знает? – покачал головой осторожный Йеттмар, который наряду с египтологией занимался еще и клинописью. – Я не считаю это таким уж невероятным.
– Что же, по-твоему, выходит, под землей построили пирамиду и спрятали в ней обелиск? – насмешливо спросил Миддлтон.
– Этого я не утверждаю. Но было бы неверно отбрасывать возможность существования некоего подземного комплекса, построенного неизвестно зачем. Может быть, это действительно обсерватория, как полагает коллега Силади, но может быть и что-то другое. Я не считаю каждую легенду сказкой. Нередко, когда мы снимаем с нее лак, перед нами предстает историческая правда.
– В данном случае вряд ли, – проворчал Осима.
– Почему же? Прошу не забывать, что здесь имеется не один источник, и главное – не из одного времени. Первый и последний разделены почти двумя тысячелетиями. И каждый из них по-своему знакомит нас с захороненной пирамидой.
– Ясно, – сказал Карабинас. – Нам остается только разыскать перстень горбатого джинна, потереть его, и пирамида сама поднимется из-под песка.
Йеттмар улыбнулся.
– Почему вы обыгрываете наиболее невероятную историю. Никое? История калифа Ибн Хамида, действительно, сказка. И, пожалуй, история Рантиди немного стоит. А вот хетт Субесипу видел пирамиду.
– Это он так говорит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55