Как это получается, что самое прекрасное время года означает приближение самого ужасного? Я ненавидел зиму.
– Это твои раны заставили тебя валяться в постели весь день? Не показаться ли тебе Каспариану? – Мадоней так брезгливо осмотрел мою чистую одежду, словно ожидал, что из-под нее будут торчать гниющие кости.
Раздраженный его нарочитым вниманием, я зашагал дальше, но скоро обнаружил, что иду по выбранному им, а не мной маршруту.
– Твои лекарства, кажется, очень эффективны. – Это утверждение было далеко от правды. Они были фантастичны. Я перевязал раны после того, как ушел от Ниеля, а когда осмотрел их, проснувшись, оказалось, что все они исчезли, кроме раны в плече и на бедре.
– Очевидно, ты умеешь врачевать себя. Когда сегодня утром ты не спустился, я послал Каспариана посмотреть, не умер ли ты во сне. Он пришел и сказал, что ты все еще спишь. – Ниель резко свернул с главной аллеи и вывел меня на небольшую прямоугольную лужайку, со всех сторон закрытую высокими кустами. В центре поляны стояла беседка, обвитая виноградными лозами. Хотя трава, кусты и лозы были по-летнему зелеными, по ним чувствовалось приближение осени. – Вчера ты выразил желание учиться. – Он жестом предложил мне сесть на один из изящных белых стульев, стоящих под крышей беседки. Еще там был небольшой столик, на котором лежало игровое поле с расставленными на нем черными и белыми фигурами.
– Я действительно хочу этого, – подтвердил я. – И больше всего меня интересуют сны.
– Так я и думал, – сказал он, усаживаясь напротив меня. – Сегодня ты будешь просто смотреть сны. Не ходить по ним. Не изменять их. Только наблюдать. Согласен?
Я кивнул. Необходимо узнать так много. Как следить за ходом войны через сны? Как найти нужных тебе спящих среди множества душ в мире? Как рассчитывать время, чтобы оказываться в нужном месте в нужное время? А когда я узнаю все это, путешествуя сам или с помощью Ниеля, как я пойму, где именно моя помощь будет особенно полезна?
– У меня множество вопросов, – сказался вслух.
В беседку вошел Каспариан и, не здороваясь, впихнул свое громоздкое тело за столик. Его широкое лицо блестело от пота, на светлой рубахе виднелись пятна крови. Он снова тренировался.
– Давай ты не будешь задавать свои вопросы прямо сейчас, – ответил Ниель. Он не сводил с меня взгляда, не обращая внимания на мрачного мадонея, словно Каспариан был той сойкой, которая сперва нахально прыгала по траве у нас под ногами, а потом по столу. – Сначала урок, потом вопросы. В прошлые разы я брал тебя только в один сон за один раз. В этот раз ты увидишь их все. Ты добровольно идешь на это?
– Разумеется.
– Смотри на меня…
Я принялся с энтузиазмом выполнять упражнение, замечая, как мир начинает ускользать, а в глазах Ниеля происходит что-то вроде смены времен года. Восхищенный светом юной весны во взоре Ниеля, я чувствовал его по-летнему щедрую заботу обо мне, хотя и замечал в нем первые признаки зимы. Всего один день прошел со времени событий в Сире, и мое поспешное решение начало казаться мне неверным… пока я не закрыл по требованию Ниеля глаза и не открыл для себя мир снов…
Хаос. Стрекотание кузнечиков… рев пламени… звук такой, словно разрывается само сердце земли… огни, рубиновые, изумрудные, ярко-желтые… солнце жжет немилосердно, сияя в небесах, охваченных пламенем… всепроникающая музыка, флейты и скрипки… гудение мелангаров… птицы… тысячи голосов рыдают… Хлеб… жареное мясо… Звонят колокола Вихрь… колючий песок… бушующий океан и падающее на землю небо… вихри… Гладкая молодая кожа… грубая морщинистая… сорвана… гниет, сочится кровью, обнаженная плоть… Бешеная нескончаемая охота… скачка… звон цепей… гнилые зубы… дикое, тошнотворное, сводящее с ума падение, падение, падение… Горький запах… розы, сладкое сено…. Отчаяние, страх, огромная радость и леденящий душу ужас…
– Полегче, мальчик! Нельзя переживать их все. Только наблюдай. Пусть они живут своей жизнью, но не в тебе. Выбирать нужный ты научишься позже. – Сухой голос прозвучал внутри моей головы, перекрывая собой весь звучащий рядом с ним шум.
Попытки вздохнуть… грудь пронизывает нестерпимая боль, сердце колотится о клетку ребер, разрываясь от собственного бессилия. Меня окатывают волны эмоций, я не владею собой и едва не рыдаю от боли и удушья.
Крепкая рука схватила меня.
– Возьми себя в руки. Успокойся и посмотри снова.
Я нашел спасение в совершенном одиночестве, я часто прибегал к этому способу в подземельях гастеев. Только полностью успокоившись и расслабившись, я отпустил на волю свои чувства, позволив им работать в установленных мною рамках. Вскоре я снова плыл по океану сновидений, потом над ним, чтобы было удобнее наблюдать за тем, как появляются и изменяются сны на поверхности, похожей на полированное черное стекло.
– Лучше?
– Лучше, – прошептал я, пораженный тем, что видел в темных бархатных вихрях: за человеком гонятся волки… женщина бродит по огромному дому, лишенному пола, только толстые балки, и никак не может вспомнить, что она ищет… ребенок падает с лошади… падает… летит, гораздо дольше, чем позволяет расстояние от седла до земли. По своему желанию я пересекал широкий океан и смотрел на бесконечное разнообразие снов. Длинные истории и секундные сюжеты, длящиеся одно биение сердца. Всего несколько из них заслуживало пристального изучения.
– Остановись на том, который тебя заинтересовал, и потяни его, словно ты забросил в море сеть и теперь вылавливаешь видение. Затяни сеть и пусти в нее свой разум… руководи сном Когда у тебя появится навык, ты сможешь видеть события из жизни спящего, его родственников, узнать о нем больше.
Даже тому, кто часто бродил по душам людей, сделать все это было гораздо сложнее, чем казалось из простых указаний Ниеля. К тому времени как он советами помог мне добиться первого успеха и я проник в туманные видения погонщика ослов, который задремал на долгом и скучном пути от Вайяполиса до Кареша, я чувствовал себя совершенно измученным.
– Пока что достаточно, – заявил Ниель. – Человеческая плоть больше не вынесет. Попробуем еще раз завтра.
Но я не собирался прерывать урок так быстро.
– Еще один, – попросил я. – Да, я добровольно иду на это. – Я снова поплыл над извивающимися узорами. Еще трое спящих ожили под моей рукой: пастух с высокогорных лугов, которому снилась деревенская красавица, женщина, которую мучил кошмар о тяжелых родах, и раб, проводящий очередную ночь в тоске и безнадежности. На третий раз я начал чувствовать пространство и время, и еще структуру этих глубин. Я мог коснуться спящего, протянув руку через поток его видений, и понять, что когда я потренируюсь, то смогу не замечать причудливых узоров, а буду сразу видеть творящееся во сне.
На пятый день тренировок я научился полностью держать себя в руках. Теперь я видел перед собой мир людей… странный, затененный, лишенный красок, но за потоком видений я различал города и деревни и мог понять, где находятся мои спящие. Хотя начинал все Каспариан, а Ниель создавал заклятие, называющееся виетто, я приспособился использовать собственную мелидду для сортировки событий, происходящих в сновидениях. По структуре сна я узнавал, какое время года, день или ночь сейчас в мире смертных, об их болезнях, привязанностях, битвах, особенностях их восприятия мира.
На десятый день Ниель показал мне, как влиять на сны, изменяя их по своему желанию.
– Действуй деликатно, – посоветовал он. – Ведь ты находишься в таком тесном контакте с душой, какой просто немыслим для смертного существа. – Мы оба знали это. Иначе зачем бы я сидел в саду, готовясь расстаться со всем человеческим во мне? – Смотри, – сказал он, – в этом пустынном месте я нашел типичный женский сон, сон матери.
Ищу… ищу… в толпе, которая разрастается с каждым мигом. Где же он? Потерялся… убежал… Музыка звучит над полями… флейта, которая ему так нравится. Я слышу смех… конечно, это он… с ним ничего не случилось, он не испуган… но нас разделяют все эти люди… Пробивайся вперед. Спеши. Беззубый нищий смеется надо мной… старуха причитает по покойникам.
– Наши-то давно ушли, – твердят они. – Гниют в земле. Почему же у тебя живой? Разиня… потеряла такой подарок.
– Дитя, вернись! – Спеши. Музыка умолкает. Спеши!
– Облегчи ей поиск. Ты можешь. Раздели толпу. Понимаешь как? Да, так. Теперь займись флейтистом и задержи ребенка, чтобы он не ушел дальше…
Темноволосый ребенок стоит у телеги, где в большой раме танцуют две куклы. Их водит палочками жена флейтиста. Мальчик встает на цыпочки. Я подхватываю его на руки и сажаю на плечо, теперь ему все видно.
– Где ты, дитя? – кричит голос у нас за спиной, я разворачиваюсь, чтобы мать увидела своего сына.
– Он в полной безопасности со мной, – говорю я ей, надеясь успокоить ее. – Я нашел его.
Я не могу различить ее лицо в огромной толпе. Все кажутся взволнованными и напуганными, и их так много… Но когда я взмахнул рукой, чтобы привлечь ее внимание, ее голос сорвался на дикий крик.
– Нет! Только не ты!
…и сон пропал из общего океана.
– Некоторые страхи людей невозможно успокоить, – говорил Ниель, когда мы приступили к следующему уроку.
На четырнадцатый день я нашел Александра.
Я искал своих друзей в снах Азахстана. Они должны были уехать из Таине-Хорета, чтобы оправиться после сражения; неважно, сколько дерзийцев я убил, здравый смысл говорил, что долина больше не безопасна. Они найдут пристанище в пустыне. Но ни Александр, ни Блез не станут долго ждать, чтобы нанести следующий удар.
Я парил над волнами, наблюдая за игрой цвета, света и форм. Ландшафт, который я искал, должен быть темным и пустынным. Как много снов, пугающих, беспокойных, ночь перед битвой. Я остановился. Этот… мне ли не узнать душу, в которой я сражался три дня подряд? Я снизился и коснулся воды своим воображаемым пальцем, наблюдая, как круги расходятся по гладкой поверхности. Потом я обнял его сон. Скачка, галоп… волны песка колышутся, песок душит, не дает смотреть… Только белый хвост впереди, подвязанный так, как базранийцы подвязывают хвосты своих лошадей. В песчаной буре всадника не видно… ребенок… слишком маленький, чтобы путешествовать в одиночестве… слишком маленький, чтобы потеряться в песках… быстрее… вперед… повсюду мертвые мужчины и женщины… их становится все больше. В вихрях парайво вырисовывается видение. Человек, подвешенный за ноги, крысы копошатся в его распоротом животе, тело крутится на ветру… но его янтарные глаза живы… он не в состоянии даже кричать, потому что во рту у него рыжая коса, привязанная к языку. Колючий песок превращается в наконечники стрел…
– Я иду! – Я не собирался кричать, но от него веяло таким страхом, его глаза так смотрели…
– Нет! Не идешь!
Видение резко померкло, я едва дышал, мне казалось, что мои собственные внутренности вынули у меня через глазницы. Рядом со мной раздался треск ломающегося дерева.
– Я не давал тебе разрешения говорить с этим негодяем, который использует тебя, словно раба, которым ты когда-то был. И я не пущу тебя к нему. Что за храбрость он демонстрирует, прячась за спиной воина-мадонея?
Я увидел перед собой лицо Ниеля, красное и злое. Его стул валялся на земле со сломанной ножкой.
– Я и не собирался к нему, – сказал я, как только в голове немного прояснилось. – Если ты помнишь, я пока не умею этого. И я не собирался нарушать условия нашего договора. Но став мадонеем, я пойду. – Глупо скрывать это от него. Ниель уже победил меня во многом, но исход нашего противостояния все еще был под сомнением. Я не собирался тратить время на притворство.
– Надеюсь, когда ты станешь мадонеем, твои намерения изменятся.
– Вряд ли. А пока я хочу вернуться в мир людей, – сказал я. – К другому спящему, если ты настаиваешь, но во плоти, как мы договаривались. Я выздоровел и отдохнул, и скорее всего пригожусь им сегодня. – Александр не стал ждать, пока беглецы обоснуются на новом месте, он ехал в Танжир. Цель незначительная, зато символическая. Те, кто убил Совари, Малвера и Вассани, поймут, слух пойдет по всей Империи и дойдет до Загада. Я знал, что должен быть частью этих слухов. Лидия рассказала мне, что Эдек боится рассказов о крылатом воине больше всего остального. Это знак, что боги на стороне Александра. А Александру пригодится сейчас все, и слухи, и легенды.
– Как я могу отправить тебя служить этому принцу, когда задумал сделать тебя мадонеем! Один твой мизинец будет стоить больше всей его жизни! – Седая борода Ниеля подергивалась.
– Я очень благодарен тебе за твой дар, – ответил я. – Хотелось бы мне понимать тебя лучше, разбираться в твоих планах. Кто я такой, что ты так заботишься обо мне? – Этот вопрос все время мучил меня.
Он не ответил. Просто повернулся ко мне спиной и пошел прочь.
Каспариан поднял сломанный стул и поставил его.
– Ты играешь в игру, которая выше твоего разумения, – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Ты, как никакой другой воин, должен знать, что любая привязанность может обратиться в свою противоположность. – Он не стал утруждать себя развитием этой мысли, просто шагнул в кусты и исчез. Какой-то неудачник, реальный или иллюзорный, станет сегодня жертвой его настроения.
Злость Ниеля напомнила мне о собственных припадках безумия, так запах или вкус будит воспоминания о давно забытых событиях. Не стоило бы забывать об осторожности, однако я предпочитал видеть в его разрешении позволить мне действовать по собственному смотрению, одно благородство и великодушие. Я не обманывал себя иллюзиями и не считал, что он добр, но был твердо уверен в искренности его намерений вручить мне нечто необыкновенное.
В следующие несколько часов я мог бы попасть в мир снов, найти спящего и узнать о планах Александра. Но посещение этого мира было чрезвычайно утомительно, хотя если бы я крепко держал события в узде, то смог бы удовлетворить свое любопытство, не обретая плоти через сон. Я отошел на край лужайки, обсаженной кустами, и приступил к кьянару, упражнениям, которые подготавливают воина к битве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83