На эти деньги можно было купить сорок килограмм баранины или десять тысяч коробков спичек; двести упаковок вкуснейших пельменей или четверть тонны сырого минтая; тонну картофеля или тысячу пирожков с мясом...
Зашли в "Гастрит", кафе-автомат на углу с Невским, перехватили пирожков. Показалось мало. Взяли по две порции сарделек с тушёной капустой. И ещё по две.
Пошли по Невскому в сторону Лиговки.
- Этому парню можно завтра не звонить, - сказал Гусев. - Он жулик. Натравит на нас каких-нибудь бандитов.
- Думаешь?
- Думаю. У тебя есть дома запечатанная колода на пятьдесят четыре карты?
- Нет.
- Какая есть?
- Ну, такая... Тридцать шесть. Замусоленная.
- А я видел, как он эту доставал. У него таких полный ящик.
- У него? Зачем?
- У него... Или у его папашки. Который всё время в командировках. А когда дома, уютными вечерами играет карточками со своим ребёнком. Учит его разным карточным фокусам...
- Кидала, - сообразил наконец Телегин. - Профессиональный карточный шулер. Поезда, пароходы... Командировки. Блин, во попали!! Значит, он нас как детей делал. Всё рассчитал с самого начала. Есть две копейки?
- Не надо.
- Почему не надо!
- У таких, как они, крыша. Наши адреса знают. Лучше вообще не высовываться. Сами виноваты, что так лопухнулись.
Незаметно подошли к Московскому вокзалу. Настроение, конечно, было испорчено, однако сытые желудки уже благоприятно подействовали на нервную систему. Решили просто посмотреть.
Ещё у стоянки такси заметили женщину, не очень юную, не очень свежую, гулявшую без видимой цели с ключами на пальце. Останавливая свой взгляд на каждом мужчине, она как будто говорила: "Бери, бери, не пожалеешь!.." К разочарованию Гусева и Телегина, пофланировавших два раза ей навстречу, проститутка не обратила на них ни малейшего внимания.
Тогда Гусев, по характеру и роду своей работы более раскованный, подошёл и деловито поинтересовался:
- Сколько стоит?
Женщина удивилась уверенному тону и стала вглядываться в ребёнка, заподозрив, вероятно, что имеет дело со взрослым карликом.
- Тебе сколько лет?.. - произнесла она хрипловато.
- Много, много уже. Отстал в развитии. Сколько берёшь?
- Че... четвертной.
- Ещё одна есть? Нас двое.
- Нет... А вы что, в цирке работаете?
- В цирке, в цирке. Вся жизнь один сплошной цирк. Как зовут? С кого года будешь?
- Сорокового.
- Тридцать четыре. А нам - по сорок четыре. Понятно?
- Так я двоих могу... обслужить. Со скидкой. С обоих сороковник. Меня Ниной зовут.
В темноте, шапках, воротниках и снежинках было трудно понять, кто такие. А ребёнок так говорить не мог.
- Ключи от квартиры?
- Комната... служебная. Тут рядом.
- Ну ты сказанула: служебная. Пошли. Держи задаток.
Нина взяла две красненьких, и они прошли квартал по Старо-Невскому.
- Может, тебе выпить взять?
- Себе возьмите, а я не пью... в завязке.
Прошли дворами, поднялись на шестой этаж, вошли в коммуналку, пробрались по захламлённому коридору. Нина отперла комнату, пропустила вперёд клиентов и зажгла свет.
- Раздевайтесь...
Половину крошечной комнатушки занимала разобранная тахта с выразительным пятном на простыне. Было душно, воняло постелью и парфюмом. Такая атмосфера ещё больше распалила подростков, чувственность которых бомбардировали гормоны с мощью атомного реактора.
- Лимит времени? - спросил Гусев.
- Полчаса.
- А если на всю ночь?
- Стольник. Особые желания - особые расценки. Чего стоите?..
Сама Нина была уже в одном лифчике и юбке. У неё оказалась тонкая спортивная талия и развитые формы, при виде которых у мальчиков потекли слюнки буквально отовсюду. Не сводя глаз с вожделенной фигуры, они начали раздеваться. Под куртками оказалась школьная форма.
Тут, постепенно, Нина стала меняться в лице.
- Э!.. - сказала она, прекратив стягивать колготки. - Э, карлики, а ну-ка ещё раз: сколько вам лет?
Она поднялась, застегнула юбку на крючок и зажгла верхний свет. Взяла одного, потом другого за подбородок, подняла лицо к свету.
- Ладно, ладно, сколько надо? - заволновался Гусев. Прервать всё на этом мгновении было немыслимо. - Сколько денег хочешь?
Но проститутка была уже в бешенстве:
- Вы что, блядь, - зашипела она, сверкая глазами, - хотите меня в землю зарыть?! Меня мусор пасёт каждую минуту, за каждого козла отчитываюсь перед ним. Да меня сейчас же из-за вас, поганых соплей, на сто первый километр, а может, и опять на нары!.. Твари позорные! Брысь отсюда! На цыпочках, чтоб никто не видел!!
И, сунув Гусеву за воротник две красненькие, она вытолкала детей на лестницу.
- Если ещё раз увижу ваши рожи, яйца вырву!..
Мачо-недоростки медленно спустились и вышли на улицу. Удар был гораздо более ощутимый, чем потеря клада. Атомные реакторы рвали предохранительные клапаны; вот-вот должен был случиться Чернобыль.
19
Кира возвращалась домой далеко заполночь. Она была рядом с ним всё время, пока не началась операция и её не выставили из больницы едва ли не силой. Она бежала рядом с носилками, когда приехала "скорая"; она, назвавшись его сестрой, не выпускала его руку из своей, сидя в машине. Теперь она думала только об одном: протянуть в комнату телефон и звонить, звонить, пока они не скажут... А как же его фамилия? Акула, Володя... Акулов? Акуличев? Акуличин?..
Окна не горят. Ах, да, родители в гостях, ещё не вернулись. На лестничной площадке у окна стоят двое. Это Гусев и Телегин.
- Одна? - почему-то спросил Гусев вместо приветствия. - А где родители?
- Погоди, - Телегин сделал шаг навстречу, - она, кажется, плачет. Берёзкина, ты чего плачешь?
Не отвечая на дурацкие вопросы малолетних идиотов, Кира достала ключи и открыла дверь. Идиоты сразу шмыгнули в квартиру.
- Что вам надо! - проговорила она сквозь слёзы и сопли. - Убирайтесь вон!
- Ты чо, подруга, - заговорил Гусев голосом сорокалетнего ресторанного лабуха, - белены объелась? Это мы. Не узнала? Раздевайся, рассказывай. Будь как дома.
Телегин помог ей снять куртку, все трое разделись, разулись и прошли на кухню.
- Я его знаю, это Борг, пластический хирург, - пролепетала Берёзкина, достала из пепельницы отцовский окурок, чиркнула спичкой прикурила, затянулась, вытаращила глаза и едва не упала со стула. Гусев подхватил её, Телегин затушил окурок.
- Какой ещё пластический хирург? Ты чо, коза, подтяжку собралась делать?
- Борг его зарезал, я видела. Надо сообщить в милицию!
- Так, спокойно, кто кого зарезал?
- Там, в бассейне, я видела... Он такой же, почти не изменился, только моложе. А он зарезал моего парня, Акулу. Мы только сегодня...
- Понятно. Теля, у неё в бассейне какой-то парень. А нам - уберите руки.
- Все бассейны и сауны - гнёзда разврата.
- Там групповуха, а нам - уберите грабли, малолетки. Ты чо, коза, нюх потеряла? Забыла где ты, кто ты, с кем ты?..
Кира поднялась, вышла в прихожую, взяла телефон и, пошатнувшись, потащила провод в свою комнату.
- Она бухая... Вот сука!
- Смотри, дверь закрыла...
Хлипкая защёлка отлетела после второго рывка. Берёзкина сидела на кровати с телефоном и, хлюпая носом, говорила в трубку:
- ...Я не знаю фамилию. Его зарезали сегодня в бассейне. Если придут из милиции, скажите, что его Борг зарезал. Борг, Лев Гургенович. Тысяча девятьсот сорок девятого года рождения. А?.. Владимир. Может быть, Акулов или Акуличин... А какие есть? Что... Как вы сказали?..
Тут Киру, внезапно выронившую трубку и побледневшую, повалили на спину. Она почти не сопротивлялась; только когда первый с усилием втолкнул свой тугой пенис в её сухое, сжавшееся от страха влагалище, крикнула. Крик ещё больше распалил оборотней-насильников. Первый, дёрнувшись всего два-три раза, кончил; второй, видимо отчасти осознавая ужас происходящего, продержался толчков десять-пятнадцать. Потом она беззвучно плакала, а они её раздевали. Совсем, догола. Гладили, трогали и разглядывали. Обсуждали, целка они или не целка. Потом её перевернули на живот и подогнули ей колени. Пристроившись сзади, один из них стал пытаться засунуть ослабший пенис в её попу, но у него не получалось.
Тем временем Кира стала понемногу выходить из шока и соображать. Наконец, окончательно поняв, что происходит, она до боли стиснула зубы. Она затаилась. Она даже притворилась, что всё это ей приятно.
- Слышь, ей уже по кайфу, - сказал Гусев. - Слышь?..
Кира слегка постанывала и по-кошачьи прогнула спину.
- Давай, давай, она в рот хочет...
Второй мальчик приблизился и выставил свой тоже уже не сильно возбуждённый пенис. Кира повернулась, взяла его в рот и изо всех своих сил, удесятерённых гневом, стиснула челюсти.
Поведя зубами из стороны в сторону, словно пилой, она откусила ровно половину и выплюнула. Встала и приблизилась к Гусеву. Увидев её глаза и окровавленный подбородок, тот бросился из комнаты, но из-за спущенных штанов упал, с размаху ударившись головой о край комода. Обмяк и остался лежать лицом вниз.
Кира выдвинула ящик с принадлежностями для шитья, достала ножницы с ручкой на все пальцы правой руки, опустилась на корточки, оттянула и одним махом отсекла Гусеву мошонку.
Поднявшись, огляделась.
Телегин, схватившись за пах и конвульсивно дёргаясь всем телом, сидел на полу и молча смотрел на неё, широко раскрытыми глазами. Под ним медленно растекалась лужа густой крови. Гусев лежал, в нелепой позе, раскинув руки, и его тёмный ручеёк тянулся к луже крови приятеля.
Берёзкина накинула халат и позвонила в "скорую". Затем села и стала молча смотреть в одну точку. В тишине хлопнула входная дверь, в прихожей послышались голоса. Это вернулись родители.
Телегин посмотрел на пол. Две лужицы крови сомкнулись. Нащупал липкими пальцами монету в кармане спущенных брюк. Приложил монету к упругому шарику за ухом и изо всех сил надавил. Шарик лопнул, под кожей растеклось горячее, в голове щёлкнуло и со скрежетом провернулось.
20
Я открыл глаза и увидел Зюскевича. Он всё так же сидел за пультом в помпезно-сталинском интерьере метрополитена. Его сигарета, которую он прикурил до того, как нажать "enter", горела на том же месте, а пепельница была пуста. Он затянулся не больше одного раза. Похоже, что наши похождения действительно заняли не более секунды эксперимента.
Мы сидели, глядя перед собой и боясь даже украдкой скосить глаза друг на друга. Я получил по заслугам, но Гусев, потерявший сознание после удара, вообще не знал, что его кастрировали. Он думал, что для него всё впереди.
- Так мало? - равнодушно спросил Зюскевич. - Ровно сутки...
- Нормально, - сказала вдруг Кира. - Достаточно. Всем хватило. Спасибо.
Я всё-таки украдкой скосил на неё глаза. По щекам у неё катились слёзы. Сидеть рядом было невыносимо стыдно. В том, что машина времени работает, сомнений больше не было. Никакой кибер-симулятор не смог бы дать столь явственное ощущение реальности. Следовало поскорее забыть о случившемся или хотя бы перевести тему.
- В восемьдесят четвёртый хотите? - поинтересовался Зюскевич безразличным тоном портье дешёвой гостиницы.
- Да! - торопливо откликнуться Гусев. - Хотим!
Он видел, что сделала Берёзкина со мной, то есть, с тем бесом, который вселился в ребёнка. Его интересовало, кто раздавил шарик: я, Берёзкина или он сам во время падения. Но ни спросить, ни даже повернуть голову в нашу сторону он не решался.
- Выпить... - я облизнул сухие губы, - выпить можно?
Зюскевич вышел из-за пульта и дал нам выпить из фляжки чего-то хорошего и очень крепкого.
- Бальзам какой-то?.. - пробормотал Гусев, начинавший первым.
Он не посмел передать фляжку Берёзкиной, а вернул её Зюскевичу. Из его рук Кира взяла и в несколько приёмов выпила, как мне показалось, довольно много. Не глядя, передала мне, и я допил оставшееся. Нам стало хорошо и мы покурили.
- Да-да! - сказал я. - В восемьдесят четвёртый. Это нормально.
Все ждали, что скажет Берёзкина.
- Крути, - сказала она. - Дело не закрыто.
Потом, в последствии, я понял, что она, конечно, имела в виду Борга. Доктора Борга, зарезавшего скальпелем её первого и единственного. А мы... Нас она воспринимала не более, чем глупых обезьянок, с которыми одни проблемы. Но в тот момент я и Гусев приняли её слова на свой счёт и насторожились.
Зюскевич сел за пульт, сказал, что всё готово. Мы тоже были готовы. Он стряхнул пепел, сказал "поехали" и нажал кнопку.
Мысленно очертя головы, мы снова полетели вниз, беззвучно пронзая витки времени. На этот раз - в одна тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый...
Часть третья
ПОЧТИ РОК-Н-РОЛЛ
1
Окна большой мансарды на улице Софьи Перовской разрисовали морозные узоры. Вылезшее из-за домов солнце вдруг их разом осветило, и лучи засверкали по православным образам, китайскими божками, красочным иллюстрациям из "Бхагавадгиты" и шитой серебряным арабским узором иудейской кипе на голове хозяина.
Царь русского рок-н-ролла открыл глаза.
Пятеро наложниц, жён его солдат-музыкантов, тут же стали молиться и плакать от счастья и окуривать своего господина благовониями. От курений над головою его высветилось загадочное кольцо.
Царь опустил ноги в тазик с подогретой водой, в которой плавали лепестки роз. Наложницы принялись омывать ему ноги, затем обтёрли насухо мягкими полотенцами, затем, отталкивая друг дружку и припав к тазику, выпили всю воду до последней капли.
БГ ступил в туфли с загнутыми носами и поднялся. По обычаю древних шумеров он не носил нижнего белья, и при виде его мужских достоинств наложницы издали вздох восхищения. На плечи его набросили подбитую горностаем алую атласную мантию, и он вышел из спальни в приёмную, служившую также по необходимости коммунальной кухней.
А здесь уже выстроились в ряд его верные солдаты-музыканты, бойцы рок-н-ролльного фронта. Маленький шут-арапчонок по прозвищу Африка закувыркался под ногами, и легонько дёрнул, ущипнул господина за крайнюю плоть, дабы вызвать улыбку на его лице. БГ потрепал Африку по жёстким кудряшкам, наклонился и с улыбкой что-то шепнул ему на ухо. Арапчонок засмеялся, захлопал в ладоши и закувыркался по ковру пуще прежнего.
Лейтенант Сева Гаккель, повернулся на каблуках и, шагнув строевым шагом, поднёс царю блюдо с поросёнком, обложенным кашей, пареной репой и черносливом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29