Тогда Таиска подошла и молча сунула ей сумочку. Валентинка взяла её, но от окна не отошла. Как они смели взять её сумочку? Разве она когда-нибудь полезла бы в школьную Грушину сумку? Разве стала бы рассматривать, что там есть?
Какой серый, хмурый день смотрит в окно!
Но что это там? Кажется, сани заскрипели по снегу. Так и есть кто-то подъезжает к дому.
- Вроде как мамка приехала, - сказала Груша.
Валентинка бросилась на улицу, даже платка не накинула.
- Так и есть! - крикнула она. - Так и есть! Приехала!
Она подбежала к Дарье и молча обхватила её сырой армяк.
- Ты что это раздетая на холод вылетела? - закричала Дарья. - Иди домой живо!
Но пусть кричит - Валентинка ничуть её не боится. Она видит, как ласково светятся ей навстречу синие глаза, как улыбается покрасневшее от ветра милое лицо. Конечно, сегодня уже никто больше не посмеет обидеть Валентинку!
НА ОКНЕ ЗАЦВЕТАЕТ ВЕСНА.
ДЕД ОКАЗЫВАЕТСЯ НЕ СТРАШНЫМ И НЕ СЕРДИТЫМ
Стало теплее пригревать солнце. Берёзы стояли мокрые от стаявшего снега, и с тонких веток падали на землю сверкающие капельки. В деревне вдруг появились грачи. Они кричали среди голых вершин, рылись на потемневших дорогах.
- Снег рушится, - сказал дед. - Теперь фронтовикам в землянках, пожалуй, худо будет - сыро. - И вздохнул: - Эх, Гитлер проклятый! Весь свет заставил мучиться.
"Снег рушится... - подумала Валентинка. - Как это - рушится?"
Ей тотчас представился огромный овраг, куда с шумом обрушивались горы снега. Но где этот овраг? Спросить бы... Только у деда разве спросишь!
Валентинка часто выходила на крыльцо, стояла, смотрела, слушала... Смотрела, как идут облака по небу, как раскачивает ветер длинные косицы берёз, как скачут воробьи, подбираясь к куриному корму. Слушала шум ветра в деревьях, смутное пение чижей, доносившееся из соседней рощицы.
Воздух был полон каких-то новых, необъяснимых запахов, которые волновали Валентинку, манили, звали куда-то...
Иногда Таиска тащила её гулять:
- Пойдём к девчонкам! Пойдём на гору!
Валентинка не шла. Боялась мальчишек - они отколотят. Девочек боялась тоже - они будут смеяться над её капором, над её коротким платьем. И часто издали, не отходя от избы, смотрела, как веселятся ребятишки на горе или лупят снежками друг друга.
В солнечное утро дед принёс из кладовой семена пшеницы, овса и гороха и посеял в тарелках. Ему надо было узнать, хорошие ли это семена, годятся ли они для сева. Дед был кладовщик, и это была его первая забота - выдать для сева хорошие семена.
Каждый день Валентинка разглядывала тарелки: не показался ли где-нибудь росточек? Груша часто замечала, как Валентинка сидит над этими тарелками и смотрит на мокрую землю.
- И чего смотрит? - удивлялась Груша. - И чего ей интересно? Чудная!
Однажды к тарелкам с лукавым видом подошла Таиска.
- Что-то не всходят и не всходят! - сказала она. - Может, и не взойдут? - И, понизив голос, предложила: - Знаешь, Валентинка, ты посмотри. Разрой и посмотри, есть на них наклёвыши или нет. Если есть, значит, взойдут.
Валентинке и самой очень хотелось вырыть хоть бы одно зёрнышко. Но что-то слишком весело смеются у Таиски глаза и что-то Романок насторожился, так и вытаращился: разроет или не разроет Валентинка тарелку?
И вдруг Романок не выдержал.
- Не разрывай! - сказал он. - Дедушка вот до чего рассердится!
- Сунулся! - крикнула Таиска. - Ну чего ты сунулся? На тебя, что ли, он рассердится? На тебя, да?..
Таиска показала Романку язык и ушла.
- Я в ту весну разрыл, а он меня прямо за волосы, - продолжал Романок. - Ведь он их считает!
Валентинка испуганно смотрела на Романка. Ух, что было бы, если б она так вот деду напортила!
С этого дня она даже и близко не подходила к тарелкам. И, когда становилось очень скучно, усаживалась в уголке за комодом, вынимала из своей жёлтой сумочки связку картинок и расставляла их рядышком возле стены. Эти картинки она собирала давно: вырезала из старых журналов, выменивала у подруг на лоскутки и на игрушки, выпрашивала у мамы, если та получала красивую открытку.
Дарья с беспокойством посматривала на Валентинку, когда та, усевшись перед своими картинками, смотрела на них и что-то бормотала потихоньку. С кем она разговаривает? Кого она видит?
А Валентинка придумывала: вот на круглом листке водяной лилии сидит крохотная девочка - Дюймовочка. Но это не Дюймовочка, это сама Валентинка сидит на листке и разговаривает с рыбками...
Или - вот избушка. Валентинка подходит к дверям. Кто живёт в этой избушке. Она открывает низенькую дверь, входит... а там прекрасная фея сидит и прядёт золотую пряжу. Фея встаёт Валентинке навстречу: "Здравствуй, девочка! А я давным-давно тебя поджидаю!"
Но игра эта тотчас кончалась, как только кто-нибудь из ребят приходил домой. Тогда она молча убирала свои картинки.
Как-то перед вечером Валентинка не вытерпела и подошла к тарелкам.
- Ой, взошло! - воскликнула она. - Взошло! Листики!.. Романок, смотри!
Романок подошёл к тарелкам:
- И правда!
Но Валентинке показалось, что Романок мало удивился и мало обрадовался. Где Таиска? Её нет. Одна Груша сидит в горнице.
- Груша, поди-ка сюда, погляди!
Но Груша вязала чулок и как раз в это время считала петли. Она сердито отмахнулась:
- Подумаешь, есть там чего глядеть! Какая диковинка!
Валентинка удивлялась: ну как это никто не радуется? Надо деду сказать, ведь он же сеял это!
И, забыв свою всегдашнюю боязнь, она побежала к деду.
Дед на дворе прорубал канавку, чтобы весенняя вода не разлилась по двору.
- Дедушка, пойдём! Ты погляди, что у тебя в тарелках: и листики и травка!
Дед приподнял свои косматые брови, посмотрел на неё, и Валентинка в первый раз увидела его глаза. Они были светлые, голубые и весёлые. И совсем не сердитым оказался дед, и совсем не страшным!
- А ты-то чего рада? - спросил он.
- Не знаю, - ответила Валентинка. - Так просто, интересно очень!
Дед отставил в сторону лом:
- Ну что ж, пойдём посмотрим.
Дед сосчитал всходы. Горох был хорош. Овёс тоже всходил дружно. А пшеница вышла редкая: не годятся семена, надо добывать свежих.
А Валентинке словно подарок дали. И дед стал не страшный. И на окнах зеленело с каждым днём всё гуще, всё ярче.
До чего радостно, когда на улице ещё снег, а на окне солнечно и зелено! Словно кусочек весны зацвёл здесь!
ПРИБЫЛЬ В ДОМЕ.
В ИЗБЕ ПОЯВЛЯЮТСЯ НОВЫЕ ЖИЛЬЦЫ
Мать сегодня то и дело заглядывает в овчарник. Всё ходит, смотрит чего-то. И даже поздно вечером, когда уже все легли спать, Валентинка услышала, как она зажгла лампочку и, накинув шубейку, опять пошла в овчарник.
На этот раз она вернулась очень быстро и сразу стала будить деда:
- Отец, отец, встань, помоги!
И снова ушла. Дед тоже быстро поднялся и поспешил за ней.
Валентинка встревожилась. Что случилось? Она торопливо надела платье - может, сейчас придётся бежать?
Девочки спокойно спали на большой кровати. На краю печки похрапывал Романок. Ну почему же они все спят, когда в доме такая тревога?
Через некоторое время захлопали двери во дворе, раздались шаги в сенях. Вот мать идёт, вот дед, а вот ещё чьи-то мелкие шажки - тук, тук, тук...
Открылась дверь. Вошли мать и дедушка, а за ними вбежала большая чёрная овца. Мать несла что-то, завёрнутое в дерюжку. И когда она эту дерюжку развернула, Валентинка увидела маленьких, ещё мокрых ягняток.
Она вскочила с постели:
- Ой, какие малюсенькие!
Ягняток было трое. Они еле стояли на своих растопыренных тонких ножках. Овца подошла к ним и начала их облизывать своим шершавым языком, и так яростно лизала, что ягнята не могли устоять, падали и кувыркались.
- Ну, хватит, хватит! - сказала мать. - Умыла, и ладно. Давай-ка лучше покорми своих ребят!
Дед подержал овцу, а мать взяла ягняток и подсунула к вымени. Ягнята тотчас принялись сосать. Только вышло не совсем хорошо: два чёрных сосали, а третий, белогрудый, бегал вокруг и кричал тоненьким голоском. Мать оттащила одного чёрного и подсунула белогрудого. Но чёрный рвался из рук. И не успела мать его выпустить, как он уже снова бросился и оттолкнул белогрудого. Мать покачала головой:
- Вот безобразники! Придётся этого отдельно подкармливать.
Она налила молока в бутылку и надела резиновую соску.
- Неужели пить будет? - удивилась Валентинка. - Разве он сумеет из соски? Разве он ребёночек?
- А кто же он? - улыбнулась мать. - Конечно, ребёночек... Овечий только.
Ягнёнок сначала не взял соску, выплюнул. Но когда капелька молока попала ему на язык, он почмокал и принялся сосать.
- Дай-ка я! - попросила Валентинка. - Дай, пожалуйста!
Мать дала ей бутылку.
- Гляди-ка, пьёт! - обрадовалась Валентинка. - Пьёт из соски! Ой, до чего милая мордочка! До чего милые глупые глазочки!..
Валентинка обняла ягнёнка и поцеловала его в белый круглый лоб.
Мать и дед посмотрели друг на друга и молча улыбнулись.
- Может, и приживётся, - пробормотал дед, кряхтя и укладываясь спать. - Наши-то вон к скотине не больно ласковы, а эта - ишь...
- Не сглазь! - тихо ответила мать.
Валентинка не слышала этих слов. А если б и слышала, то не обратила бы внимания, так она была рада ягнятам. Ведь она таких барашков видела раньше только на картинках!
ВАЛЕНТИНКА ЗАВОДИТ В ОВЧАРНИКЕ НЕРУШИМУЮ ДРУЖБУ
Ягнята так и остались жить в избе. Мать боялась, что в овчарнике они замёрзнут, простудятся да и овцы их могут ушибить.
С ягнятами в избе стало очень весело. Несколько раз в день к ним приходила овца, кормила их. Белогрудому всегда доставалось меньше всех. Но для него бывала приготовлена бутылка с тёплым молоком, и Валентинка поджидала его.
И к молоку и к Валентинке ягнёнок привык скоро. Ей уже не приходилось совать ему соску в рот - он сам хватал её, чмокал и подталкивал, как подталкивают ягнята вымя, когда молоко задерживается.
После кормёжки ягнята начинали играть. Они бегали взапуски взад и вперёд - из кухни в горницу, из горницы в кухню. Маленькие твёрдые копытца мелко стучали по полу, будто горох сыпался. Ягнята подпрыгивали, подскакивали, налетали друг на друга, бодались безрогими лбами и снова мчались гурьбой от печки в горницу и из горницы к печке.
- Будет вам! - кричала на них мать. - Опять есть захотите!
Романку не терпелось - ему непременно хотелось схватить какого-нибудь ягнёнка на руки. Ягнята не давались, он бегал за ними, падал, они прыгали через него, девочки смеялись, и такой шум поднимался в избе, такой базар!..
Валентинка не могла нарадоваться на ягняток. Особенно на своего, на белогрудого. Он её знал, и Валентинка этим очень гордилась. Если б можно было, она бы не расставалась с ним. Она целовала его маленькую мокрую мордочку, белую отметину на лбу, тёплые атласные ушки и осыпала его всеми ласковыми словами, какие только могла придумать.
Мать давала ягнятам попрыгать и поиграть, а потом загоняла их в хлевушок под кухонной лавкой. Валентинка сначала помогала ей. А потом целиком взяла на себя эту заботу: выпускать их к овце, загонять обратно, убирать грязную подстилку и стелить свежую. И часто, когда ягнята сладко дремали в тёплой полутьме, она сидела возле и в щёлочку любовалась ими.
Прошла неделя. Ягнята подросли, окрепли. Их густая шерсть закрутилась пушистыми завитками. У двух чёрных отчётливо выглянули крутые рога.
- Ну, братцы, пора вам в овчарник, - сказала мать. - Довольно тут грязнить да буянить!
Валентинка помогала переселять ягнят. Как жалко! Ну где им там попрыгать? Большие овцы их затолкают. Вдруг этот дуралей, жёлтый бык, из своего стойла вырвется да начнёт бушевать по овчарнику?
- Ничего, ничего, - говорила мать, - привыкнут. А этого дуралея мы не выпустим. А хочется ему: ишь как поглядывает!
Бычок смиренно глядел на них сквозь широкую щель своими влажными большими глазами. Валентинка вспомнила, сколько ей пришлось однажды вытерпеть из-за этого смиренника. Но она подошла к нему, увидела его забавную тупую морду, потрогала нежные складочки на его жёлтой шелковистой шее и забыла все свой обиды:
- Огонёк, дай я тебя поглажу, миленький!
А когда вышли из овчарника, она обратилась к матери:
- Можно, я буду с тобой Огонька поить?
- С кем?
Валентинка потупила голову: она знала, что матери очень хочется, чтоб Валентинка сказала: "С тобой, мама!"
Но она не могла назвать её мамой. Ну не может, и всё!
- Ну что же, - со вздохом сказала мать, - если хочешь, давай поить вместе.
С этого дня Валентинка стала ходить с матерью в овчарник. Мать показала ей, как открывать дверцу, чтобы не выпустить бычка, как ставить бадейку, чтобы он не опрокинул, и как держать её, чтобы он не ударил рогом. Рога у него уже торчали в стороны, как у заправского быка.
Сначала Валентинка побаивалась Огонька, такой он неумный, такой бестолковый - наскакивает, толкается, чуть с ног не сшибёт. А чуть зазеваешься - сейчас заберёт себе в рот Валентинкино платье и начнёт жевать. Вот такой чудной! А однажды он лизнул Валентинку прямо в лицо, словно тёркой провёл.
- Ой, меня бык умыл! - закричала Валентинка со смехом.
Мать засмеялась тоже:
- Вишь как он тебя любит! Знает же, глазастый, кто ему пойло носит.
Зато в избе, когда увели ягняток, Валентинке показалось пусто и скучно. Таиска и Романок пропадали на улице. Домоседка Груша или учила уроки, или вязала чулки. И тогда Валентинка снова расставляла свои картинки, глядела на них и что-то шептала, словно разговаривала с невидимыми людьми.
ВАЛЕНТИНКА РАССКАЗЫВАЕТ ИСТОРИЮ
Груша читала вслух сказку про хромую уточку. Дойдя до того места, где уточка превратилась в девушку, Груша положила закладку и закрыла книгу.
- Ну что же ты! - сказал Романок. - Ну, а дальше?
- Дальше нам не задано, - ответила Груша. И, потянувшись, сладко зевнула: - Поспать бы сейчас!
На улице лепило - не то снег, не то дождик. Носа не высунешь. Таиска бродила по избе, не зная, чем заняться, и, заглядывая в окна, раздумывала: шибко она промокнет, если добежит до Алёнки, или не шибко?
Валентинка сидела в уголке за комодом. Картинки стояли перед ней. Романок подсел поближе и спросил:
- Это что - корабль?
- Да, - нехотя ответила Валентинка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44