https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Villeroy-Boch/
В помещении стояла жуткая вонь.
Исследуя лондонскую театральную сцену. Коксы довольно быстро обнаружили Мэйсонз Ярд – бывший манеж, расположенный в Сент-Джеймсе, который к этому времени считался святая святых андеграунда и новой контркудьтуры. Мэйсонз Ярд, который раньше был излюбленным местом сборищ гомосексуалистов, посещавших знаменитые на всю округу местные общественные туалеты, и наркоманов, забегавших после трудовой ночи позавтракать «У Гаса» – в рабочем баре, талисманом которого являлся огромный кот с набриолиненной шерстью, в одночасье превратился в самое модное место в городе, после того как здесь открылась «Скотч оф Сент-Джеймс», принявшая у «Ад Либ» эстафету наикрутейшей дискотеки продвинутого Лондона.
Дирекция заведения, стремившаяся заполучить элиту бит-музыки, подмечала, на какие места предпочитали усаживаться члены разных групп, а затем прикрепляла к этим столикам и креслам таблички с надписями «Битлз» или «Роллинг Стоунз». И если рок-звезда появлялась тогда, когда ее столик был занят, менее желанный посетитель тотчас пересаживался на другое место.
Особую изюминку заведению придавали проходившие здесь время от времени джем-выступления известнейших шоуменов, таких, как Пол Маккартни, который однажды собрал на местной сцене группу, в состав которой вошли барабанщик Сэмми Дэвиса-младшего, органист Дэйва Кларка и музыкант из группы «Мармалэйд». Кроме того, здесь можно было увидеть прорывавшихся на лондонскую сцену Айка и Тину Тернер или уж совсем неизвестных музыкантов, чья слава была еще довольно далеко, таких, как Хосе Феличиано или Джо Кокер.
В Мэйсонз Ярде «Битлз» привлекала не столько «Скотч», сколько галерея и книжный магазин «Индика» (от cannabis indica). Открытая на деньги Питера Эшера, у чьих родителей в доме жил Пол Маккартни, и управляемая двумя молодыми людьми – Джоном Данбаром (другом детства Питера и мужем поп-звезды Мэрианн Фэйтфул) и лучшим другом Пола Майлзом, «Индика» ставила своей целью познакомить Лондон и его обитателей с новой культурой андеграунда. Майлз, пропагандировавший творчество писателей бит-поколения, организовал в июне 1965 года прием в честь Аллена Гинсберга, на который пригласил «Битлз». Когда Джон и Джордж появились среди гостей в сопровождении Синтии и Патти, американский поэт был уже в стельку пьян. Толстый и волосатый автор «Воя» стоял в центре комнаты совершенно голый в трусах на голове и с табличкой с надписью «Стоянка запрещена», болтавшейся у него между ног. Джон Леннон, которого шокировали эксцентричные выходки других, коротко взглянул на бородатого барда и пробормотал: «Только не перед девчонками, чувак!»
Пол Маккартни с самого начала оказывал поддержку «Индике», вложив в дело пять тысяч фунтов и даже приняв личное участие в монтаже полок и покраске стен. Такое поведение вполне вписывалось в образ Пола, который стремился быть причисленным к авангарду, везде появлялся в обществе Уильяма Берроуза и предавался странным эстетическим экспериментам. Джон, который по-прежнему продолжал называть себя «антиинтеллектуалом», с большим подозрением смотрел в ту сторону, куда Пол увлекал группу. Но Леннон всегда проявлял себя человеком, следующим веяниям моды, поскольку, как он сам неоднократно объяснял, влияние «Битлз» на формирование современных вкусов заключалось не в том, что они изобретали что-то новое, а в том, что умели раньше других уловить новые течения, находившиеся еще в стадии эфемерных вибраций, и усилить их благодаря собственной популярности. Такова была сцена, подготовленная для встречи Джона Леннона и Йоко Оно осенью 1966 года.
Майлз прекрасно запомнил тот день, когда Иоко впервые появилась в галерее: «Теперь я признаю, что ее отличала типичная для жителей Нью-Йорка бешеная энергия. У нее была мертвая хватка, и от нее было невозможно отвязаться». В противоположность Майлзу, Джон Данбар гораздо легче поддался ее напору. Правда, сегодня он утверждает, что если бы захотел погубить Джона Леннона, то не смог бы придумать ничего лучше, чем познакомить его с Йоко Оно. Как только Коксы нашли благодетелей, согласившихся финансировать их шоу, Данбар назначил им дату. Ни Йоко, ни Тони не собирались утруждать себя изготовлением собственных произведений: воплощение их идей было поручено трем талантливым студентам из Королевского художественного колледжа.
Коксы, безусловно, обрадовались, когда узнали о том, что «Битлз» часто бывали в галерее «Индика», что они покупали здесь журналы и книги и обязательно посещали все выставки. (Когда Джон зашел сюда в первый раз, он попросил найти какое-нибудь описание аккумуляторов человеческой энергии и спросил Ницше. Джордж купил несколько иллюстрированных томов по тантрическому искусству, а Пол, занимавшийся благоустройством нового дома в Сент-Джонс-Вуд, приобрел журналы «Домус». Майлз отмечал, что «Битлз» не особенно увлекались чтением, но здорово вдохновлялись, рассматривая картинки.) Тони и Йоко почувствовали приближение удачи и набросились на «Битлз», точно хищники на свою жертву.
Йоко всегда любила разыгрывать карту Джона Кейджа, рассказывая о своем длительном и плодотворном сотрудничестве с величайшим американским композитором-авангардистом. Познакомившись с Полом, она рассказала ему, что собирает для публикации партитуры всех великих музыкантов XX века, от Стравинского до «Битлз», – и все это под руководством Джона Кейджа. Несмотря на то, что этот треп выглядел вполне правдоподобно. Пол Маккартни не собирался передавать свои рукописи этой маленькой назойливой незнакомке. Он не без издевки предложил ей обратиться к Джону, которого приводило в восторг все, что касалось авангарда.
В тот памятный вечер – в понедельник 9 ноября 1966 года – Джон совершенно ничего не соображал. За три последних дня он не сомкнул глаз, утонув в «кислоте» по самую макушку. Но его поджидала Йоко. «Йоко бросила на Джона один-единственный взгляд и тут же прилипла к нему, точно пиявка, – рассказывает шофер Леннона Лес Энтони. – Она повисла у него на руке, пока он рассматривал выставку, и не переставая все время о чем-то рассказывала своим тоненьким пронзительным голоском, пока он в конце концов не сбежал».
Позднее Леннон совсем по-другому и гораздо подробнее описал эту встречу, как и прочие эпизоды его широко разрекламированных отношений с Йоко. Он вспомнил о том, как забрался на лестницу, чтобы рассмотреть холст, прикрепленный к потолку; с него свисала лупа, при помощи которой можно было прочитать одно-единственное слово, напечатанное на холсте мелким шрифтом. Леннон ожидал подвоха, дающего понять зрителю, что он напрасно так высоко залез, и был приятно удивлен, прочитав слово «Да». Еще ему запомнилось, как он подошел к доске, рядом с которой лежали молоток и гвозди. Леннон захотел вбить гвоздь, но Йоко пожелала, чтобы доска осталась нетронутой до открытия вернисажа. Когда же Джон Данбар стал настаивать, она сказала Леннону, что это будет стоить ему пять шиллингов. «А если я вобью воображаемый гвоздь за воображаемые пять шиллингов?» – возразил на это Леннон. Позднее Иоко призналась, что нашла этот ответ очень забавным. Вообще-то ей было бы намного приятнее, если бы Джон, вслед за которым она выскочила из галереи на Дьюк-стрит, предложил ей составить ему компанию. Вместо этого он извинился, сославшись на то, чтет его ждут в студии. «Возьмите меня с собой!» – взмолилась Йоко. «Нет, мы очень заняты!» – раздраженно рявкнул Джон и захлопнул дверцу своего «мини».
Когда Йоко рассказала Тони, что познакомилась с Ленноном, он стал настаивать на том, чтобы она постаралась извлечь из этого максимум выгоды. Йоко не требовалось подгонять. Она нацелилась на Джона и уже через два дня сумела проскользнуть мимо охранников и пробраться в помещение Студии 2 на Эбби-роуд. После того как ее выставили за дверь, она продолжала сшиваться перед зданием, смешавшись с группой молодых поклонниц, которые проводили здесь день и ночь даже в самую холодную погоду в ожидании возможности увидеть кого-нибудь из «Битлз» или даже поприветствовать их.
Однажды вечером, когда Джон и Синтия садились в свой лимузин, Йоко бросилась вперед и уселась между ними. Они высадили ее возле дома, но теперь она стала преследовать Джона и в Кенвуде. Она настойчиво околачивалась перед домом, и как-то раз, когда на улице было особенно холодно, дело дошло до того, что миссис Пауэлл пожалела ее и пригласила в дом, чтобы Иоко могла вызвать себе такси. Йоко воспользовалась моментом и забыла на телефонном столике кольцо, за которым вернулась через некоторое время. Она засыпала Джона письмами с требованием денег. «Если вы не окажете мне поддержку, все будет кончено! Я убью себя!» – угрожала Йоко. Синтия, которая уже недоумевала по поводу этой странной маленькой японки, была шокирована, когда однажды увидела, как Джон открыл посылку, полученную от Йоко, и вытащил из нее коробку из-под «Котекса», в которой лежала разбитая чашка, измазанная в красной краске.
Тактика, которую избрала Йоко, навсегда отвратила бы от нее нормального мужчину, но Джону все это льстило. Он привык к тому, что был скорее дичью, нежели охотником; однако большая часть девушек, которые преследовали его, вызывала у него презрение: это были групи, девицы из шоу-бизнеса, шлюхи или маленькие фанатки, которых ему доставляли прямо в номер, точно бифштекс. В течение всех этих лет, прошедших со времени бурного романа с Синтией еще в колледже, он не только не влюблялся, но даже и не увлекался сколь-нибудь серьезно другой женщиной. Вся его страсть – странный сплав любви и ненависти, являвшийся сутью существования, в течение долгого времени была сфокусирована на Брайене Эпстайне, которого Джон, по его собственному признанию, сделанному много лет спустя, «любил больше, чем женщину».
Женщине, поставившей себе целью соблазнить Джона Леннона, нужно было обладать сильным мужским характером. Таким характером в достаточной степени обладала Иоко Оно, но это было не единственное ее преимущество перед остальными: Джон испытывал слабость к азиатским женщинам, а с недавних пор проникся восхищением к нью-йоркскому авангарду, чьим представителем в Лондоне гордо объявила себя Йоко. Кроме того, Джон считал, что ему нечего опасаться, поскольку все козыри у него. Он привык к тому, чтобы снимать женщин ради легких забав на заднем сиденье лимузина. Так зачем же отказывать Йоко?
«Джон начал давать слабину, – рассказывает Лес Энтони. – Пришел день, когда Синтия уехала на север, а Йоко приехала к ним домой, чтобы поговорить о спонсорском участии Джона в своем шоу. Они назвали это деловой встречей. Но она уехала лишь утром, и после этого Джон уже не мог без нее обходиться... Первое время, до того как Джон оставил Синтию, он, если так можно выразиться, обхаживал Иоко на заднем сиденье автомобиля, пока я возил их по окрестностям».
Как же отличается рассказ очевидца от голливудской фантазии, которую через несколько лет сочинили и обнародовали Джон и Иоко! Они утверждали, что прошло целых полтора года с момента их первого знакомства и до того дня, когда они слились в обоюдной страсти в Кенвуде. Если верить Лесу Энтони, который явно был в курсе дела, от первой встречи и до первой постельной сцены прошло не более трех недель.
Связь с Джоном Ленноном не принесла облегчения и без того запутавшейся Иоко. Кстати, с Тони не возникло никаких проблем, напротив, он всячески поощрял ее роман с Ленноном. Как верно заметил Адриан Моррис: «Тони попал в свою собственную ловушку». Но Йоко с трудом мирилась с вызывающим поведением Джона, который вел себя как настоящий мачо. Привыкшая к тому, что Тони обращался с ней, как с маленькой принцессой, она вдруг оказалась лицом к лицу с чувствительной и враждебной суперзвездой, которая к тому же непрерывно глушила себя наркотиками. «Я был способен заставить заткнуться любую женщину, – рассказывал Джон несколько лет спустя. – Чаще всего побеждал тот, кому удавалось перекричать другого. Мне было неважно, прав я или нет, я все равно выходил победителем, особенно с женщинами. Все они рано или поздно сдавались. Но только не Иоко. Она могла продолжать часами, до тех пор пока до меня не доходило. Именно тогда я начал уважать ее». Но не только упорство было основным достоинством Йоко. В ней Джона Леннона привлекало то, что она идеально подходила для исполнения звездной роли в той грандиозной пьесе, которую он сам себе придумал.
«Я всегда мечтал о том, чтобы познакомиться с артисткой, в которую мог бы влюбиться, – признался Джон. – Я думал об этом еще тогда, когда учился в художественном колледже. Когда мы познакомились и разговорились, я понял, что она знает то же, что знаю я, а может быть, даже больше. И все это варилось в голове у женщины. Меня это просто потрясло. Я понял, что напал на золотую жилу. Это был человек, с которым я мог договориться или разругаться, как с каким-нибудь старым приятелем, но с которым я мог еще заняться любовью и который мог погладить меня по голове, когда я уставал, болел или впадал в депрессию. Кто мог заменить мне мать. В общем, это было так, точно я выиграл большой приз». Иоко Оно дала Джону возможность реализовать самую старую и самую глубокую свою фантазию: объединить в одном лице мать, любовницу и друга. Непрерывное преодоление сексуальных преград и барьеров инцеста – вот где был ключ взаимоотношений этих двух людей, о чем, кстати, свидетельствовала и странная привычка Джона говорить о Йоко, используя безличное местоимение «оно». В воображении Леннона Иоко Оно олицетворяла сказочный персонаж, которого встречает герой, когда попадает в беду или в трудное положение и который решает все его проблемы. Прекрасным подзаголовком «Баллады– о Джоне и Иоко» могло бы стать название «Кот в сапогах».
«Спящая красавица» тоже подходит, поскольку уже в течение нескольких лет Джон сидел взаперти в Кенвуде и мечтал о прекрасной принцессе, которая бы пришла и разбудила его своим поцелуем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Исследуя лондонскую театральную сцену. Коксы довольно быстро обнаружили Мэйсонз Ярд – бывший манеж, расположенный в Сент-Джеймсе, который к этому времени считался святая святых андеграунда и новой контркудьтуры. Мэйсонз Ярд, который раньше был излюбленным местом сборищ гомосексуалистов, посещавших знаменитые на всю округу местные общественные туалеты, и наркоманов, забегавших после трудовой ночи позавтракать «У Гаса» – в рабочем баре, талисманом которого являлся огромный кот с набриолиненной шерстью, в одночасье превратился в самое модное место в городе, после того как здесь открылась «Скотч оф Сент-Джеймс», принявшая у «Ад Либ» эстафету наикрутейшей дискотеки продвинутого Лондона.
Дирекция заведения, стремившаяся заполучить элиту бит-музыки, подмечала, на какие места предпочитали усаживаться члены разных групп, а затем прикрепляла к этим столикам и креслам таблички с надписями «Битлз» или «Роллинг Стоунз». И если рок-звезда появлялась тогда, когда ее столик был занят, менее желанный посетитель тотчас пересаживался на другое место.
Особую изюминку заведению придавали проходившие здесь время от времени джем-выступления известнейших шоуменов, таких, как Пол Маккартни, который однажды собрал на местной сцене группу, в состав которой вошли барабанщик Сэмми Дэвиса-младшего, органист Дэйва Кларка и музыкант из группы «Мармалэйд». Кроме того, здесь можно было увидеть прорывавшихся на лондонскую сцену Айка и Тину Тернер или уж совсем неизвестных музыкантов, чья слава была еще довольно далеко, таких, как Хосе Феличиано или Джо Кокер.
В Мэйсонз Ярде «Битлз» привлекала не столько «Скотч», сколько галерея и книжный магазин «Индика» (от cannabis indica). Открытая на деньги Питера Эшера, у чьих родителей в доме жил Пол Маккартни, и управляемая двумя молодыми людьми – Джоном Данбаром (другом детства Питера и мужем поп-звезды Мэрианн Фэйтфул) и лучшим другом Пола Майлзом, «Индика» ставила своей целью познакомить Лондон и его обитателей с новой культурой андеграунда. Майлз, пропагандировавший творчество писателей бит-поколения, организовал в июне 1965 года прием в честь Аллена Гинсберга, на который пригласил «Битлз». Когда Джон и Джордж появились среди гостей в сопровождении Синтии и Патти, американский поэт был уже в стельку пьян. Толстый и волосатый автор «Воя» стоял в центре комнаты совершенно голый в трусах на голове и с табличкой с надписью «Стоянка запрещена», болтавшейся у него между ног. Джон Леннон, которого шокировали эксцентричные выходки других, коротко взглянул на бородатого барда и пробормотал: «Только не перед девчонками, чувак!»
Пол Маккартни с самого начала оказывал поддержку «Индике», вложив в дело пять тысяч фунтов и даже приняв личное участие в монтаже полок и покраске стен. Такое поведение вполне вписывалось в образ Пола, который стремился быть причисленным к авангарду, везде появлялся в обществе Уильяма Берроуза и предавался странным эстетическим экспериментам. Джон, который по-прежнему продолжал называть себя «антиинтеллектуалом», с большим подозрением смотрел в ту сторону, куда Пол увлекал группу. Но Леннон всегда проявлял себя человеком, следующим веяниям моды, поскольку, как он сам неоднократно объяснял, влияние «Битлз» на формирование современных вкусов заключалось не в том, что они изобретали что-то новое, а в том, что умели раньше других уловить новые течения, находившиеся еще в стадии эфемерных вибраций, и усилить их благодаря собственной популярности. Такова была сцена, подготовленная для встречи Джона Леннона и Йоко Оно осенью 1966 года.
Майлз прекрасно запомнил тот день, когда Иоко впервые появилась в галерее: «Теперь я признаю, что ее отличала типичная для жителей Нью-Йорка бешеная энергия. У нее была мертвая хватка, и от нее было невозможно отвязаться». В противоположность Майлзу, Джон Данбар гораздо легче поддался ее напору. Правда, сегодня он утверждает, что если бы захотел погубить Джона Леннона, то не смог бы придумать ничего лучше, чем познакомить его с Йоко Оно. Как только Коксы нашли благодетелей, согласившихся финансировать их шоу, Данбар назначил им дату. Ни Йоко, ни Тони не собирались утруждать себя изготовлением собственных произведений: воплощение их идей было поручено трем талантливым студентам из Королевского художественного колледжа.
Коксы, безусловно, обрадовались, когда узнали о том, что «Битлз» часто бывали в галерее «Индика», что они покупали здесь журналы и книги и обязательно посещали все выставки. (Когда Джон зашел сюда в первый раз, он попросил найти какое-нибудь описание аккумуляторов человеческой энергии и спросил Ницше. Джордж купил несколько иллюстрированных томов по тантрическому искусству, а Пол, занимавшийся благоустройством нового дома в Сент-Джонс-Вуд, приобрел журналы «Домус». Майлз отмечал, что «Битлз» не особенно увлекались чтением, но здорово вдохновлялись, рассматривая картинки.) Тони и Йоко почувствовали приближение удачи и набросились на «Битлз», точно хищники на свою жертву.
Йоко всегда любила разыгрывать карту Джона Кейджа, рассказывая о своем длительном и плодотворном сотрудничестве с величайшим американским композитором-авангардистом. Познакомившись с Полом, она рассказала ему, что собирает для публикации партитуры всех великих музыкантов XX века, от Стравинского до «Битлз», – и все это под руководством Джона Кейджа. Несмотря на то, что этот треп выглядел вполне правдоподобно. Пол Маккартни не собирался передавать свои рукописи этой маленькой назойливой незнакомке. Он не без издевки предложил ей обратиться к Джону, которого приводило в восторг все, что касалось авангарда.
В тот памятный вечер – в понедельник 9 ноября 1966 года – Джон совершенно ничего не соображал. За три последних дня он не сомкнул глаз, утонув в «кислоте» по самую макушку. Но его поджидала Йоко. «Йоко бросила на Джона один-единственный взгляд и тут же прилипла к нему, точно пиявка, – рассказывает шофер Леннона Лес Энтони. – Она повисла у него на руке, пока он рассматривал выставку, и не переставая все время о чем-то рассказывала своим тоненьким пронзительным голоском, пока он в конце концов не сбежал».
Позднее Леннон совсем по-другому и гораздо подробнее описал эту встречу, как и прочие эпизоды его широко разрекламированных отношений с Йоко. Он вспомнил о том, как забрался на лестницу, чтобы рассмотреть холст, прикрепленный к потолку; с него свисала лупа, при помощи которой можно было прочитать одно-единственное слово, напечатанное на холсте мелким шрифтом. Леннон ожидал подвоха, дающего понять зрителю, что он напрасно так высоко залез, и был приятно удивлен, прочитав слово «Да». Еще ему запомнилось, как он подошел к доске, рядом с которой лежали молоток и гвозди. Леннон захотел вбить гвоздь, но Йоко пожелала, чтобы доска осталась нетронутой до открытия вернисажа. Когда же Джон Данбар стал настаивать, она сказала Леннону, что это будет стоить ему пять шиллингов. «А если я вобью воображаемый гвоздь за воображаемые пять шиллингов?» – возразил на это Леннон. Позднее Иоко призналась, что нашла этот ответ очень забавным. Вообще-то ей было бы намного приятнее, если бы Джон, вслед за которым она выскочила из галереи на Дьюк-стрит, предложил ей составить ему компанию. Вместо этого он извинился, сославшись на то, чтет его ждут в студии. «Возьмите меня с собой!» – взмолилась Йоко. «Нет, мы очень заняты!» – раздраженно рявкнул Джон и захлопнул дверцу своего «мини».
Когда Йоко рассказала Тони, что познакомилась с Ленноном, он стал настаивать на том, чтобы она постаралась извлечь из этого максимум выгоды. Йоко не требовалось подгонять. Она нацелилась на Джона и уже через два дня сумела проскользнуть мимо охранников и пробраться в помещение Студии 2 на Эбби-роуд. После того как ее выставили за дверь, она продолжала сшиваться перед зданием, смешавшись с группой молодых поклонниц, которые проводили здесь день и ночь даже в самую холодную погоду в ожидании возможности увидеть кого-нибудь из «Битлз» или даже поприветствовать их.
Однажды вечером, когда Джон и Синтия садились в свой лимузин, Йоко бросилась вперед и уселась между ними. Они высадили ее возле дома, но теперь она стала преследовать Джона и в Кенвуде. Она настойчиво околачивалась перед домом, и как-то раз, когда на улице было особенно холодно, дело дошло до того, что миссис Пауэлл пожалела ее и пригласила в дом, чтобы Иоко могла вызвать себе такси. Йоко воспользовалась моментом и забыла на телефонном столике кольцо, за которым вернулась через некоторое время. Она засыпала Джона письмами с требованием денег. «Если вы не окажете мне поддержку, все будет кончено! Я убью себя!» – угрожала Йоко. Синтия, которая уже недоумевала по поводу этой странной маленькой японки, была шокирована, когда однажды увидела, как Джон открыл посылку, полученную от Йоко, и вытащил из нее коробку из-под «Котекса», в которой лежала разбитая чашка, измазанная в красной краске.
Тактика, которую избрала Йоко, навсегда отвратила бы от нее нормального мужчину, но Джону все это льстило. Он привык к тому, что был скорее дичью, нежели охотником; однако большая часть девушек, которые преследовали его, вызывала у него презрение: это были групи, девицы из шоу-бизнеса, шлюхи или маленькие фанатки, которых ему доставляли прямо в номер, точно бифштекс. В течение всех этих лет, прошедших со времени бурного романа с Синтией еще в колледже, он не только не влюблялся, но даже и не увлекался сколь-нибудь серьезно другой женщиной. Вся его страсть – странный сплав любви и ненависти, являвшийся сутью существования, в течение долгого времени была сфокусирована на Брайене Эпстайне, которого Джон, по его собственному признанию, сделанному много лет спустя, «любил больше, чем женщину».
Женщине, поставившей себе целью соблазнить Джона Леннона, нужно было обладать сильным мужским характером. Таким характером в достаточной степени обладала Иоко Оно, но это было не единственное ее преимущество перед остальными: Джон испытывал слабость к азиатским женщинам, а с недавних пор проникся восхищением к нью-йоркскому авангарду, чьим представителем в Лондоне гордо объявила себя Йоко. Кроме того, Джон считал, что ему нечего опасаться, поскольку все козыри у него. Он привык к тому, чтобы снимать женщин ради легких забав на заднем сиденье лимузина. Так зачем же отказывать Йоко?
«Джон начал давать слабину, – рассказывает Лес Энтони. – Пришел день, когда Синтия уехала на север, а Йоко приехала к ним домой, чтобы поговорить о спонсорском участии Джона в своем шоу. Они назвали это деловой встречей. Но она уехала лишь утром, и после этого Джон уже не мог без нее обходиться... Первое время, до того как Джон оставил Синтию, он, если так можно выразиться, обхаживал Иоко на заднем сиденье автомобиля, пока я возил их по окрестностям».
Как же отличается рассказ очевидца от голливудской фантазии, которую через несколько лет сочинили и обнародовали Джон и Иоко! Они утверждали, что прошло целых полтора года с момента их первого знакомства и до того дня, когда они слились в обоюдной страсти в Кенвуде. Если верить Лесу Энтони, который явно был в курсе дела, от первой встречи и до первой постельной сцены прошло не более трех недель.
Связь с Джоном Ленноном не принесла облегчения и без того запутавшейся Иоко. Кстати, с Тони не возникло никаких проблем, напротив, он всячески поощрял ее роман с Ленноном. Как верно заметил Адриан Моррис: «Тони попал в свою собственную ловушку». Но Йоко с трудом мирилась с вызывающим поведением Джона, который вел себя как настоящий мачо. Привыкшая к тому, что Тони обращался с ней, как с маленькой принцессой, она вдруг оказалась лицом к лицу с чувствительной и враждебной суперзвездой, которая к тому же непрерывно глушила себя наркотиками. «Я был способен заставить заткнуться любую женщину, – рассказывал Джон несколько лет спустя. – Чаще всего побеждал тот, кому удавалось перекричать другого. Мне было неважно, прав я или нет, я все равно выходил победителем, особенно с женщинами. Все они рано или поздно сдавались. Но только не Иоко. Она могла продолжать часами, до тех пор пока до меня не доходило. Именно тогда я начал уважать ее». Но не только упорство было основным достоинством Йоко. В ней Джона Леннона привлекало то, что она идеально подходила для исполнения звездной роли в той грандиозной пьесе, которую он сам себе придумал.
«Я всегда мечтал о том, чтобы познакомиться с артисткой, в которую мог бы влюбиться, – признался Джон. – Я думал об этом еще тогда, когда учился в художественном колледже. Когда мы познакомились и разговорились, я понял, что она знает то же, что знаю я, а может быть, даже больше. И все это варилось в голове у женщины. Меня это просто потрясло. Я понял, что напал на золотую жилу. Это был человек, с которым я мог договориться или разругаться, как с каким-нибудь старым приятелем, но с которым я мог еще заняться любовью и который мог погладить меня по голове, когда я уставал, болел или впадал в депрессию. Кто мог заменить мне мать. В общем, это было так, точно я выиграл большой приз». Иоко Оно дала Джону возможность реализовать самую старую и самую глубокую свою фантазию: объединить в одном лице мать, любовницу и друга. Непрерывное преодоление сексуальных преград и барьеров инцеста – вот где был ключ взаимоотношений этих двух людей, о чем, кстати, свидетельствовала и странная привычка Джона говорить о Йоко, используя безличное местоимение «оно». В воображении Леннона Иоко Оно олицетворяла сказочный персонаж, которого встречает герой, когда попадает в беду или в трудное положение и который решает все его проблемы. Прекрасным подзаголовком «Баллады– о Джоне и Иоко» могло бы стать название «Кот в сапогах».
«Спящая красавица» тоже подходит, поскольку уже в течение нескольких лет Джон сидел взаперти в Кенвуде и мечтал о прекрасной принцессе, которая бы пришла и разбудила его своим поцелуем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69