Джон платил ей той же монетой. В течение многих лет они не переставали враждовать, избегая прямых столкновений, так что их взаимная неприязнь невольно выливалась на Синтию.
Что же касается еще одного обитателя Кенвуда, маленького Джулиана, то все женщины, которые ухаживали за ним, находили его дружелюбным, умным и очень самоуверенным, если не сказать тираном. Так же, как и его отец, он обожал играть словами и созвучиями. Однажды он принес из школы акварельный рисунок, на котором была изображена светловолосая девочка на фоне звезд, и назвал его «Lucy in the sky». Поскольку Синтия не участвовала в воспитании сына, он нередко, подражая отцу, относился к ней пренебрежительно, называл «идиоткой» или кричал ей: «Заткнись!» Зато в присутствии отца мальчик вел себя очень тихо.
Джон не любил детей; сохранив в собственной душе слишком много детского, он не терпел соперников. Когда Джулиан подходил к нему с какой-нибудь просьбой, Леннон окидывал сына угрожающим взглядом и цедил сквозь зубы: «Нет! Я не буду чинить твой велосипед, выкручивайся сам, Джулиан!» Перепуганный ребенок замыкался и уходил, втянув голову в плечи, – вскоре такое поведение в присутствии отца стало для ребенка привычным. Совершенно не отдавая себе отчета в том, что всему причиной он сам, Джон пришел к выводу, что его сын не совсем нормальный ребенок. «Он какой-то заторможенный, – сказал как-то Джон тете Мими. – Яблоко от яблони – весь в мать», – вздохнув, добавил он.
Даже видя, насколько жесток бывал Джон по отношению к собственному сыну, Синтия оставалась по-прежнему покорной. Казалось, целью жизни этой женщины было стремление любым путем избежать ссор. Целые дни она проводила, гуляя с матерью по антикварным лавкам или часами просиживая в кресле у парикмахера. Иногда женщины просили Леса отвезти их в Хойлейк, где стоял старый дом миссис Пауэлл. Здесь они ходили в гости к старым соседям, которым Синтия с восторгом описывала свою блестящую жизнь в большом городе в качестве жены суперзвезды.
К сожалению, если кто-то ей и внимал, то никак не супруг, который продолжал вести себя так, будто ее не существовало. Он мог в течение нескольких дней не обмолвиться с ней и словом, что не мешало ему болтать с садовником или шофером, чтобы показать им, насколько он доброжелателен к окружающим, – ко всем, за исключением членов собственной семьи.
Если бы Джон не был настолько ребячливым и зависимым от женщин, он мог бы уже тогда положить конец этому браку. Он никогда не хотел жениться на Синтии. Теперь же он дошел до точки, когда просто мечтал ее уничтожить. Вместе с тем у него было достаточно денег, чтобы обеспечить ей приличное содержание. А еще у него были «Битлз», к которым он всегда мог вернуться, а также целый мир, который ждал его, распахнув свои объятия. Так чего же он медлил? Джон и сам не мог ответить на этот вопрос, хотя неоднократно задавал его себе. Он заявил Морин Клив во время интервью, которое дал ей в Кенвуде в марте 1966 года: «Я собираюсь сделать что-то другое, нечто такое, что я должен сделать, вот только пока не знаю, что именно». А когда он попытался решить эту задачу, то пришел в отчаяние. Однажды вечером он пошел в ванную комнату, упал на колени и стал молиться, как умел: «Господи Иисусе Христе или кто бы то ни был! Молю тебя, хотя бы раз скажи мне, что же я должен делать?»
Глава 21
В поисках «белого света»
Однажды январским или февральским вечером 1966 года Джон Леннон зашел в книжную лавку «Индика» и попросил завернуть ему по экземпляру «Психоделического опыта» и «Психоделического читателя», авторами которых было трио американских академиков-ренегатов: Тимоти Лири, Ральф Метцнер и Ричард Алперт. «Психоделический опыт», учебник по «кислотным» путешествиям, основанный на исследовании учения о перемещении душ после смерти, описанного в «Тибетской Книге Мертвых», был «библией» культа ЛСД.
Как говорилось в романе «Групи», «для того чтобы совершить хорошее путешествие, надо шаг за шагом идти по книге Лири... до того момента, пока Белый Свет откровения не ослепит ваш взор». Много лет спустя Джон признался: «Принимая кислоту, я получил послание, в котором требовалось, чтобы я разрушил свое эго; и я сделал это... я разрушил самого себя». Чуть дальше, в том же интервью Леннон пояснил, что он имел в виду, когда рассказал, как вновь обрел самого себя – два года спустя: "Я снова начал драться и орать на каждом углу: «Ну что ж, я делаю, что хочу, и катитесь вы все!» Иными словами, Леннон убил в себе протестующее и враждебное эго, которое и без того уже сходило на нет, в то время как Джон спал днями напролет на диване в Кенвуде. Кислота добила прежнего Леннона. И хотя, отказавшись от наркотиков, он в какой-то мере обрел прежнюю агрессивность, он никогда уже не был таким, как прежде. Известная пословица гласит: «Обжегшись на молоке, дуют на воду». Это правило никоим образом не касалось Леннона. Он уже попробовал ЛСД в 1964 году, когда Майкл Холлингсхед привез этот наркотик в Англию.
Поначалу приняв Майкла за «агента с высокоразвитым чувством сознательности», Тимоти Лири тем не менее быстро сообразил, что этот человек опасен, поскольку на всех вечеринках, куда его приглашали, он подсыпал в бокалы «кислоту», не предупреждая об этом тех, кто из них потягивал. Лири отделался от него, отправив в Англию и снабдив тысячей экземпляров своих сочинений и запасом ЛСД. Приехав в Лондон, Холлингсхед сразу же разместил на Понс-стрит филиал своего «Фонда Касталиа» и так же, как в Соединенных Штатах, начал приучать желающих к употреблению «кислоты». Перед тем как попасть в тюрьму за хранение конопли (ЛСД тогда еще не был запрещен), он поставил определенное количество «кислоты» директору «Плейбой-клуба» Виктору Лаунсу. Именно из этой партии впервые познали вкус «философского камня» «Битлз».
Посредником при этой операции послужил некий зубной врач, чья подружка присматривала за плейбоевскими «банни»; она-то и попросила у Лаунса немного ЛСД для «великолепной четверки». Обрадовавшись возможности оказать услугу королям поп-музыки, Лаунс передал для них шесть волшебных пилюль. Через несколько дней, поужинав дома у зубного врача, Джон с Синтией и Джордж с Патти отведали кофе, в котором был растворен наркотик. Следом за этим хозяин объяснил им, что они только что выпили, и попросил ни под каким предлогом не покидать его квартиры.
Джон воспринял это предупреждение, как заговор с целью втянуть их в сексуальную оргию, и стал настаивать на том, чтобы немедленно уехать. Вся четверка погрузилась в «астон-мартин» Джорджа, но дантист, в ужасе при виде того, что Харрисон сел за руль находясь под действием «кислоты», вскочил в свой автомобиль и погнался за ними. Харрисон, большой любитель автогонок, принял вызов и надавил на педаль, начав со свистом выписывать виражи и стараясь оторваться от преследователя. Наконец он затормозил возле «Пиквикского клуба».
Оказавшись внутри, Джон начал видеть галлюцинации. Когда стол, за которым они сидели, внезапно стал вытягиваться, ему захотелось оказаться в хорошо знакомом месте, и он решил отправиться в «Ад Либ». Но стоило ему войти в лифт, как светящиеся кнопки стали изрыгать пламя.
Голова дантиста, который не отставал от них ни на шаг, превратилась в голову свиньи. В конце концов компания поехала домой к Джорджу, который вел автомобиль очень осторожно, в то время как Патти порывалась выйти из машины и отправиться бить витрины. Добравшись до места назначения, Джон захотел заняться рисованием и начал изображать карикатуры на «Битлз», ставя внизу подпись «Мы все с тобой согласны». Даже когда все заснули, у Джона продолжались галлюцинации, поскольку, желая смягчить действие ЛСД, он принял вдогонку дозу таблеток. Последнее, что ему запомнилось перед тем, как он погрузился в пустоту, было, что вилла превратилась в подводную лодку, проплывающую вдоль восемнадцатифутовой стены, а он был ее капитаном. Приключение ошеломило Леннона, но отнюдь не помешало ему снова приняться за «кислоту» в августе 1965 года, когда «Битлз» на пять дней остановились в Лос-Анджелесе. На этот раз компанию им составил Питер Фонда, который за несколько лет до того чуть не умер на операционном столе и поэтому без конца повторял: «Я знаю, что значит умереть». (Позднее Леннон использовал эту строчку в песне «She Said».) В конце концов Джон велел ему заткнуться. Но когда все перешли за стол, он обнаружил, что ему никак не удается удержать в руках нож и вилку или помешать пище сползать с тарелки на скатерть.
Стоило Леннону проникнуться верой в «кислоту», и его следующий шаг был очевиден.
Он задумал прославить свою веру в песне, которая должна была стать путеводной звездой зарождающейся контркультуры. До него наркотики вдохновляли иных музыкантов. Намеки на это встречались и в композициях джазовых музыкантов, включая Луи Армстронга. Но каждый раз эти упоминания были косвенными или выражались в форме шутки, понятной ограниченному кругу слушателей. Сочиняя песню «Tomorrow Never Knows» (это выражение придумал Ринго вместо фразы «you never know what tomorrow will bring»), Леннон захотел не просто рассказать об ЛСД и описать его действие, но, скорее, объявлял о своем открытии: он решил, что нашел способ спасения души. Изначально озаглавленная «The Void» (этот термин был употреблен при переводе на английский язык «Тибетской Книги Мертвых» для обозначения зоны, куда попадают души людей после смерти), эта песня почти дословно заимствует идеи Тимоти Лири. А первая фраза: «Если тебя охватывает сомнение, заставь замолчать свои мысли, расслабься и плыви по течению» – просто цитата из «Психоделического опыта». Что касается музыки, ставшей прообразом того, что впоследствии будут называть «кислотным роком», то она с максимальной достоверностью передает, как Лири описывал восприятие звуков под действием наркотика. Лири писал, что «кислота» производит шипение, треск и постукивания. Леннон и Мартин старались следовать этому описанию: в песне есть и электронное шипение, и треск электрогитар, и стук барабанов. Джон собирался напеть стихотворный текст так, как это делает далай-лама перед сборищем тысяч монахов, но из-за отсутствия необходимой технологии от этой идеи пришлось отказаться. Однако, пропустив голос Джона через динамик Лесли (вращающееся устройство, обычно используемое для придания непрерывного волнообразного звучания гитарам при исполнении «кислотного рока»), гениальный продюсер добился того, что голос Леннона зазвучал, словно голос психоделического муэдзина, созывающего на молитву всех правоверных.
Глава 22
Битловский бумеранг
1966 год стал для «Битлз» поворотным. В самом его начале «великолепная четверка» взирала на мир с вершины своей славы, будучи объектом истерического поклонения, примером для подражания всей молодежной культуры, пророческим явлением, указывающим направление движения современного мира.
В 1966 году, вкусив восхитительные плоды собственного труда, «Битлз» внезапно убедились, что в доброе вино оказались подмешаны грозди гнева. Впервые они ощутили на своих губах горький привкус, когда 28 июня прибыли в Токио.
В VIP-зале аэропорта их встретил офицер полиции в штатском, который сообщил, что группа фанатичных крайне правых студентов поклялась перебить их в отместку за выступление в «Ниппон Будокан» (спортивном зале для занятий боевыми искусствами), самом большом крытом зале в городе, которое студенты считали мавзолеем, сооруженным в память японских солдат, погибших на войне. Чтобы обеспечить безопасность «великолепной четверки», власти прибегли к помощи тридцати тысяч вооруженных солдат, что соответствует двум армейским дивизиям. Все эти солдаты были выстроены на пути от аэропорта до центра города и вокруг отеля, в котором, как в осажденной крепости, должны были находиться музыканты в промежутках между выступлениями. Подобные исключительные меры позволили «Битлз» покинуть Японию без ущерба собственному здоровью, тем не менее инцидент, имевший место из-за недостаточной согласованности действий Брайена Эпстайна и японских промоутеров, омрачил азиатское турне. Ситуация в Маниле оказалась еще тяжелее, чем в Токио: откровенно говоря, здесь «Битлз» были недалеки от того, чтобы вообще прервать турне.
Когда 3 июля самолет совершил посадку в аэропорту филиппинской столицы, музыкантов приветствовала самая большая толпа поклонников, когда-либо собиравшаяся ради них в аэропорту, – пятьдесят тысяч душ! Однако спустя буквально несколько мгновений после приземления дверь самолета резко распахнулась и в салон первого класса ворвался вооруженный батальон офицеров в белых касках. Не дав никаких объяснений, они схватили «Битлз» и поволокли вниз по трапу. «Эти здоровенные гориллы в рубашках с короткими рукавами вытащили нас из самолета, – писал Харрисон, сохранив обиду даже много лет спустя. – Они конфисковали наш „дипломатический багаж“ (речь шла о ручной клади, в которой они перевозили наркотики и которую, по молчаливому согласию всех таможенников мира, никто никогда не обыскивал) и увели нас всех четверых, Джона, Пола, Ринго и меня, не тронув ни Брайена, ни Нила, ни Мэла. Затем на катере в сопровождении двух полицейских нас вывезли в Манильский залив. Все они были вооружены винтовками... Мы решили, что нас арестовали... и что они нашли в нашем багаже наркотики».
В действительности же произошло вот что: филиппинские власти, прослышав о том, что японцы мобилизовали тридцать тысяч человек для охраны «Битлз», решили не ударить в грязь лицом. Они использовали еще более суровые меры предосторожности. Аэропорт был оцеплен двумя вооруженными батальонами, затем «Битлз» переправили под надежной охраной в штаб военно-морских сил, где их погрузили на борт частной яхты, курсировавшей вдоль залива под охраной военного катера в ожидании начала концерта. Единственная проблема заключалась в том, что никто не удосужился сообщить «Битлз» о принятых мерах безопасности.
Когда Брайен Эпстайн увидел, что музыкантов забрали, он пришел в дикую ярость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69